бродить по парку, иду обычно к скульптуре "Алиса в стране чудес" и хожу в ее
Районе, или сижу на скамейке, наблюдая возящихся на скульптуре детей, она
Никогда, эта Алиса, не бывает пуста, вечно на ней кто-то возится. Бывает,
Что я просиживаю здесь часа по четыре и порой странные желания посещают
Меня, глядя на некоторых детей, а порой я совершенно нормален и с
Удовольствием наблюдаю заросших и конопатых американских мальчиков, смело
Прыгающих на досках-колесиках с пяти-шести длинных ступенек возле Алисы.
Кое-кто из них умеет делать это замечательно ловко. Особенно нравится мне
Один мальчишка, он, сволочь эдакая, похож на девочку, даже с локонами, но
Нахальством и храбростью выделяется среди других своих приятелей, они
Слишком уж мужественны, он нежный мальчик.
Я тоже был нежным в детстве, за что всегда меня дразнили песьеголовые
Приятели, куда им было понять, что я другой породы. Мальчишка у Алисы тоже
Другой породы, своим нахальством он, конечно, старается искупить свою вину
Перед этими маленькими мужланами. Я тоже был отчаянно смел, на спор во время
Народного гулянья подошел к женщине, продающей пирожные, взял один из лотков
И спокойно унес его, подняв над головой, в толпу, а потом в кусты, в парк. Я
Искупал свою девочкину внешность. Мне было 13 лет.
Я улыбаюсь. Одно в моей жизни хорошо. Проверяя ее по своему детству, я
Вижу, что ни хуя я его не предал, мое милое баснословно далекое детство. Все
Дети экстремисты. И я остался экстремистом, не стал взрослым, до сих пор
Странник, не продал себя, не предал душу свою, оттого такие муки. Эти мысли
Воодушевляют меня. И принцесса, которую я мечтал встретить в жизни и всегда
Искал -- встретилась мне, и все было, и сейчас, слава Богу, я веду себя
достойно -- я не предал свою любовь. Один раз, один раз, -- вздыхаю я...
Я покидаю Алису и улыбка чеширского кота тает в воздухе. Полу-педераст,
Красная сволочь Эдичка идет в гору под бравую песню русской гражданской
войны:
Белая армия, черный барон Снова готовят нам царский трон Но от тайги до
британских морей Красная армия всех сильней... Так пусть же красная, сжимает
Властно Свой штык мозолистой рукой И все должны мы, неудержимо Идти в
последний смертный бой!!!
И хочется мне, господа, в этот момент только пулю в лоб, потому что
Устал я, честно говоря, держаться и боюсь умереть не героем.
За оградой парка меня подхватывает на руки Нью-Йорк, я окунаюсь в его
Теплоту и лето, кончающееся лето, господа, и несет меня мой Нью-Йорк мимо
Дверей его магазинов, мимо станций собвея, мимо автобусов и ликерных витрин.
-- "И все должны мы, неудержимо! Идти в последний смертный бой!" -- звучит
Во мне.
НОВАЯ ЕЛЕНА
Вы спросите, что же происходило с Еленой, пока Эдичка спал с черными
Ребятами, охотился на революционерок, злился на Розанн и гулял по Нью-Йорку.
Как она, Елена, и встречается ли Эдичка с ней хоть иногда в джунглях
Огромного города, нос к носу -- два животных, узнавшие друг друга, фыркают.
Встречается он с ней, да. И ох, он помнит эти встречи. Они начались
Медленно уже давно, но распространенными и запоминающимися они стали только
В августе, незлобливом, все сглаживающем августе -- мутный и волокнистый, он
Лег на мой город, затянул его, приготавливая к противной осени и жестокой
Свинцовой зиме. Переходное время, господа. Пробовали идти дожди, испытывая
Свое влияние на меня. Природа убедилась, что я выдержу, хоть от дождей --
Издревле подвержен русский человек влиянию погоды -- становлюсь сумрачнее и
тоскливей. "Выдержит", -- сказала природа и включила опять солнце.
У нас с апреля существуют с Еленой какие-то мелкие отношения. Нам
Необходимо время от времени встречаться, чтобы передать друг другу какие-то
Вещи, или книги, в общем, мелкие предметы переходят из рук в руки.
Нормальные отношения между разошедшимися мужем и женой.
В тот раз день был хмурый и хуевый. Я получил свой чек в доме 1515 на
Бродвее, потом пошел в банк на 8-ю авеню и там разменял чек на деньги, потом
Поплелся на 14-ю улицу, долго приценивался и, наконец, купил себе пару
Трусиков -- синие и желтые, цвета национального украинского флага, хотел
Купить клубники и съесть ее, но стало жаль 89 центов, купил мороженное и
Пошел в отель.
Когда я пришел, то позвонил Александр и сказал, что будет ураган. Я
ответил ему:
-- Только ураган, а землетрясения не будет, одновременно со всемирным
Потопом и пожаром в шести штатах Новой Англии, включая еще штат Нью-Йорк?
-- Нет, -- сказал Александр, -- увы, только ураган. Александру тоже
Хотелось, чтоб мир провалился к чертовой матери.
Позже позвонила Елена. -- Я буду дома, -- сказала она, -- можешь придти
И забрать книгу.
Под книгой подразумевался все тот же мой многострадальный "Национальный
герой" -- рукопись на английском языке -- переведенная уже, может быть, два
Года назад и нигде не напечатанная. Елена прекрасно знала эту мою вещь
по-русски. "Национальный герой" был нужен ей, чтобы дать его прочитать
новому любовнику -- Джорджу-"экономисту", как она говорила. "Экономист"
Что-то делает на бирже и он миллионер. Так сказала Елена, я-то не знаю,
Правда ли это. Допустим. Он имеет дачу в Саутхэмптоне, где живут такие же
Миллионеры. По рассказам Елены выходит, что они ни хуя не делают, только
Курят, нюхают кокаин, пьют, устраивают парти и ебутся, чему она, Елена,
Очень рада. Так ли это, я тоже не знаю. Во всяком случае, так говорит она.
При чем здесь мой "Национальный герой"? Ну, я думаю, она хотела
Похвалиться перед своим экономистом умным бывшим мужем. При этом часть ума и
Таланта автоматически переходит на нее -- Елену. Экономист в гробу видел
Литературные произведения бывшего мужа Елены и читал мою рукопись три
Уикэнда, хотя дела там на сорок минут, он был не любопытнее и не лучше
Розанн, и я думаю, он предпочитал ебать Елену, а не читать литературные
Произведения ее мужа. Те, у кого что-то есть, ведут себя очень осторожно в
Этом мире, ибо боятся, как бы у них не оттяпали часть того, что они имеют.
Литература им -- до пизды дверцы.
Я пришел забрать. Жила она по приезде из Италии уже не у Золи, а сняла
Половину мастерской Сашки Жигулина, это там, где я встретился с еврейской
Мещаночкой, если помните, и этот ебаный экономист обещался вроде платить за
Мастерскую.
Когда иду к ней -- всегда волнуюсь, ничего не могу с собой сделать,
Волнуюсь, как перед экзаменом в детстве. Пришел в клетчатой маленькой
Рубашечке, джинсовом жилете, джинсовых брюках, белые носки, туфли двух
Цветов -- очень прелестные туфельки, а нашел на улице, и черный шарф на шее.
Явился.
Встретила она меня необычайно прекрасной -- в белом вздутом летнем
Платье до полу, красный шнур через лоб и шею -- красивая, блядь, хоть возьми
И убей. И как я, слабое существо, позволяю, чтоб ее кто-то ебал.
Так подумал, и от греха подальше сказал: -- "Хочешь, вина куплю?" -- и
убежал тотчас в магазин, едва она сказала: -- "Ну купи, если хочешь".
Кажется, хорошего вина купил -- сам пью всегда всякое говно, но это я,
Я всегда был умным дворняжкой, а она белая леди, ей дерьмовое вино пить не
Пристало. Сели каждый на свой стул у стола. Сидим, вино пьем. Разговариваем.
Потом Жигулин пришел, к которому отец из деревни, из Израиля, прилетел. Сел
И отец, и Жигулин сел. Поговорили об общих знакомых. Поговорили о Старском
-- бывший богатый и известный московский художник, типичный был
Представитель и в некотором роде кумир золотой молодежи в Москве. Елена и он
В одной компании крутились, бывший муж Елены -- Витечка -- был приятелем
Старского. Елена даже была влюблена в Старского и мечтала, как она
Признавалась впоследствии, поебаться с ним, но он не решался, что-то тянул,
А потом в ее жизнь насильственно вторгся я, и был в ее жизни до тех пор,
Пока она меня так же насильственно не изгнала из своей жизни.
Елена интересуется, как там живет Старский. -- Плохо, -- отвечает
Жигулин-старший, -- иногда мне кажется, что он покончит с собой. Работы нет,
Его картины почти не продаются, даже машину пришлось ему продать сейчас.
-- Уж если Лека, который так любил автомобили, -- представить Старского
Без машины трудно, он с детства имел автомобиль, -- продал машину -- можно
Себе представить, как он там живет, -- говорит Елена. -- Но чего он там
Сидит, не уедет?
-- Конечно, жизнь в Израиле не для него, -- продолжает Жигулин-старший.
-- Там все ложатся едва ли не в 11 часов, а Лека, ты помнишь Леку, для него