Будто собирается в Америку.
-- Ему здесь будет лучше, -- говорит Елена.
Я думаю: -- Деточка, не хочешь ли ты, теперь, когда сорвалась с цепи,
Компенсировать себя и поебаться с усатым и морщинистым Старским? -- Гнев
Вспыхивает во мне. Но тут же гаснет.
-- А что ты можешь сделать, Эдичка, она свободная личность, ни хуя ты
Не сможешь, будет спать со Старским. Ведь ты живешь не у Ново-Девичьего
Монастыря, Эдичка. Другие времена. Разве есть у тебя, Эдичка, уверенность,
Что она не ебется с Жигулиным-младшим? Ведь они живут вместе в одной студии
И их постели разделяют десять шагов. По-соседски как же не поебаться?
Мне становится неприятно от своего бессилия -- я могу только наблюдать
Ее жизнь, не могу даже дать ей совет, она мой совет от меня не примет, я --
Бывший муж, этого не следует забывать. Я -- прошлое, прошлое не может давать
Советы настоящему. И потом всяк волен испоганить свою жизнь так, как он
Хочет, а люди вроде нас с Еленой особенно способны испоганить свою жизнь.
Она способна. В ее первый и последний приезд в Харьков помню, как она,
Растрогавшись зрелищем седой толстой и сумасшедшей бывшей жены Анны, сняла с
Пальца кольцо с бриллиантами и надела ей. Та, тоже экзальтированная особа, с
Наследственным безумием, недаром такими страшными и яркими были ее картины,
С закатившимися глазами припала к руке Елены в поцелуе.
Мысли мои перелетают в Харьков, я живо вижу эту сцену, и вся моя
Злость, вспыхнувшая было, проходит. Может, и жить стоит только ради таких
Сцен. Не к себе, а от себя -- это красиво. Потому я так ненавижу скупость и
Не люблю Розанну. Елена Сергеевна сучка, блядь, кто угодно, но способна на
порывы, была. Эх! Я горжусь теперь ею издалека, что мне еще остается.
Жигулины, и стар и млад, подымаются к сумасшедшему Сашеньке Зеленскому,
Который живет наверху. Мы остаемся с Еленой одни, у нее сегодня смирное
Настроение, и она начинает мне рассказывать, как она провела последний
Уикэнд в Саутхэмптоне.
Она тщеславна, что можно с ней поделать... -- И еще была там дочка
Одного миллиардера, ты должен знать, она называет какую-то фамилию. Откуда я
Могу знать, получатель Вэлфэра, грузчик, подручный Джона, фамилию дочки
Миллиардера, эту дочку, -- не представляю. -- Так вот эта девица, --
Продолжает Елена, -- пришла с красивым парнем, потом мне сказали, что это
"жиголо" -- человек, которого она купила, чтоб он изображал ее бой-френда...
Елена покачивается на высоком жигулинском табуретике, далеко отставив
От себя длиннейший мундштук, который она привезла из Италии -- раздвижная
Черная лаковая трубка.
-- Так вот этот парень все вертелся возле меня, а дочка миллиардера
злилась. Она вообще пришла в тишотке, в грязных джинсах...
Я уныло думал, что бедная дочка миллиардера может быть некрасивая,
что... я до хуя чего думал, слушая ее рассказы.
-- Но они мне все уже надоели, -- продолжает Елена. -- В воскресенье,
Ты же знаешь, был ужасный дождь, я надела плащ и гуляла одна по берегу моря,
Так было хорошо.
Я, Эдичка, по странному совпадению, переночевав у Александра, утром в
То же воскресенье, ушел под дождем по берегу океана к станции собвея
Кони-Айленд. Не было ни одного живого существа. Я закатал брюки до колен,
Чтобы мокрая белая парусина не хлестала по ногам, и шел, порой по колено в
Воде. Были расклеванные чайками крабы и их части на песке, ракушки,
Человеческие предметы, перешедшие в ведение моря. Дождь и дождь. Какая-то
Смутная мелодия дрожала во мне, может быть, в мелодии этой был грустный
Смысл, что мир ничего не стоит, что все в этом мире чепуха и тление и вечные
Приходы и уходы серых волн, и только любовь, в моем теле сидящая, чем-то
меня отличает от пейзажа...
Я скупо и просто сказал Елене, что тоже в это воскресенье гулял один по
Берегу моря.
-- Да, -- сказала она.
Потом мы пошли с ней покупать ей краску для волос. Она надела старые
Серые джинсики, которые мы ей купили, когда она еще жила со мной. Вообще у
Нее прибавилось мало вещей, как вы позже увидите. Или ее любовники не
Отличались щедростью, или она не умела вытащить из них деньги, или делала с
Ними любовь только из удовольствия делать любовь, не знаю.
Она надела эти джинсики и еще надела черный свитерок, взяла зонт и мы
Пошли. Как в старые добрые времена. Хуячил сильный дождь, а мне было весело.
Ведь шел-то с ней. Наши зонты соприкасались порой.
И в магазине на Мэдисон все на нас глазели -- пришли немножко помятые
Девчонка и мальчишка что-то покупать. Она выбрала не только краску для
Волос, сумочку для косметики она выбирала полчаса, а я, господа, в это время
Наслаждался. Бог послал мне удовольствие. Наконец, она выбрала сумочку.
Потом она купила мыло, какой-то чепец для ванной и еще что-то. Она спросила,
есть ли у меня с собой деньги. Я сказал: -- "Есть, есть!".
-- Дай мне десятку, я тебе потом отдам.
Я сказал, что ничего мне не нужно отдавать, у меня сейчас есть деньги,
А у нее нет. Действительно, несколько работ подряд с Джоном принесли мне
Какие-то доллары.
Я всегда любил глядеть, как она копается в магазинах. Она в этом толк
Понимала, она знала, что ей нужно, но у бедненькой девочки всегда здесь в
Америке не было вовсе денег. Я подумал, глядя на нее, как хорошо, что я ее
Не смог задушить, что она жива, и было бы ей в этом мире сухо и тепло -- это
Главное. А то, что всякие мерзавцы суют в ее маленькую пипочку свои хуи, ну
Что же, ведь она этого хочет, это больно мне, но она ведь получает
Удовольствие. Вы думаете, я выебываюсь и делаю из себя Христа всепрощающего?
Ни хуя подобного, это честно, я не стал бы врать, слишком гордый, мне
больно, больно, но я всякий день говорю себе и внушаю:
"Относись к Елене, Эдичка, как Христос относился к Марии Магдалине и
Всем грешницам, нет, лучше относись. Прощай ей и блуд сегодняшний и ее
Приключения. Ну что ж -- она такая, -- убеждал я себя. -- Раз ты любишь ее
-- это длинное худое существо в застиранных джинсиках, которое роется сейчас
В духах и с важным видом нюхает их, отвинчивая пробки, раз ты любишь ее --
Любовь выше личной обиды. Она неразумная, и злая, и несчастная. Но ты же
Считаешь, что ты разумный и добрый -- люби ее, не презирай. Смотри за ее
Жизнью, она не хочет -- не лезь в ее жизнь, но когда можно и нужно --
Помогай. Помогай и не жди ничего взамен -- не требуй ее возврата к тебе, за
То, что ты сможешь сделать. Любовь не требует благодарности и
удовлетворения. Любовь сама -- удовлетворение".
Так учил я себя в этом парфюмерном магазине на Мэдисон-авеню. Э,
Впоследствии не всегда, конечно, удавалось мне это, но с перерывами на
Злость и отвращение, я все больше и больше настраивался на это и теперь
Думаю, что люблю ее так.
-- Для меня ее застиранные джинсики дороже всех благ этого мира, и
Предал бы я любое дело за эти тонкие ножки с полным отсутствием икр, -- так
Думал я в парфюмерном магазине, пока это заинтересованное существо сгибалось
И разгибалось над предметами и запахами.
Мы вернулись в вечно-темную мастерскую, если б она была светлая,
Жигулин платил бы за нее куда больше трех сотен долларов. Ничего хорошего в
Жизни в грязной мастерской для Елены не было. Если считать прекрасный дом
Агентства Золи за какой-то уровень, то Елена спустилась в мастерскую
Жигулина. Что она не поделила с господином Золи, в чем состояла причина ее
Выдворения оттуда -- не знаю. Вряд ли секс, господин, как говорят, педераст.
Елена объясняла это недовольство тем, что она уехала из Милана, не
Дождавшись показа шоу, в котором она должна была участвовать. Ее поездка в
Милан была совершенно безрезультатной для ее карьеры, и вообще, судя по
Всему, Золи уже не ставил на нее, и не предсказывал ей блестящее будущее как
Модели. Друзья-недруги Елены говорили мне по секрету, что Золи вообще мечтал
Отделаться от эксцентричной русской девушки, потому и сплавил ее в Милан.
Когда она вернулась из Милана, то комната, в которой она жила, будто бы была
Занята. Не знаю, так говорят.
У Жигулина она занимала левую часть его студии, впрочем, это условно.
Постель ее помещалась в нише, матрас лежал прямо на полу, дальше следовали
Подушки, и иногда я замечал на постели наше белье, которое она шила
Специально в Москве, и которое привезла с собой. Мне приходится
Отворачиваться, когда я вижу это белье -- ведь оно свидетель многочисленных