проблемами. Пациенты нередко в ответ на такой искрен-
ний интерес к ним реагируют вполне социально: раз ко мне
проявляют такой интерес, то и я должен проявить интерес к
собеседнику, иначе это как-то невежливо. Но это в обыденной
жизни, а мы — в отличие от ребенка (и даже от большинства
взрослых), знаем, что интерес ребенка к матери — всегда до-
статочно поверхностный и эгоцентричный: больше всего он
хочет, чтобы интересовались именно ним. Поэтому, как только
вы переносите все внимание на пациента, его заинтересован-
ность в вопросах к вам и о вас ослабевает и даже угасает, и это
как раз то, что и требовалось достичь для создания реальной
терапевтической ситуации.
Если же интерес пациента к вам все равно сохраняется,
можно обозначить терапевтические границы более жестко:
«Вы обратились ко мне за помощью, оплачиваете наши
встречи, поэтому мой долг говорить только о вас». Но если
пациент все-таки возвращается или даже застревает на во-
просе о базисном образовании, нет ничего предосудительного
в том, чтобы ответить на него полностью. В равной степени
это относится и к любым другим подобным ситуациям или
вопросам пациента.
Мы давно приняли идею, что психоаналитик по базисно-
му образованию может быть не только врачом или психоло-
гом, и в ответе лучше акцентировать внимание на реальном
положении вещей, то есть на том, что уже после получения
высшего образования вы изучали психические проблемы
и методы их коррекции в течение, как минимум, 3–4 лет в
специализирующемся на подготовке психотерапевтов инсти-
туте, затем прошли личную терапию и начали кандидатскую
практику, которая длилась также 3–4 года, и уже в течение
стольких лет имеете квалификацию специалиста и работае-
те с пациентами (пациенту мало что скажет информация о
Часть 1
том, что вы обучающий аналитик или супервизор, поэтому в
большинстве случаев можно ограничиться этим).
Иногда и этого оказывается недостаточно, и пациент
спрашивает: «И скольких вы вылечили?» Здесь снова можно
вернуться к тезису о том, что мы не считаем наших пациентов
больными, и дать более пространные разъяснения. — К нам
приходят люди, испытывающие те или иные проблемы или
те или иные трудности в отношении к самим себе или во
взаимодействии с окружающими, а мы помогаем им найти
причины их страдания и сформировать более адекватные
стратегии поведения, чтобы они могли чувствовать себя
более счастливыми. Поскольку для нас такая работа — не
хобби и мы занимаемся этим профессионально, все эти люди
оплачивали наши встречи, скорее, по традиции, именуемые
терапией. Вероятно, они знали — почему они приходили в те-
чение нескольких месяцев или даже лет и за что они платили.
Кроме того, мы всегда вместе решали — стоит ли продолжать
или уже можно завершить нашу работу. И если приходили к
согласию в последнем вопросе, считали это успехом для нас
обоих.
«Сколько понадобится времени?»
Вопрос, вынесенный в заголовок, задают достаточно час-
то, нередко уже в процессе первой встречи. Никто этого не
знает, и ответ должен быть предельно честным: может быть,
несколько недель, может — несколько месяцев или даже лет,
но в любом случае — это не вся жизнь, омраченная теми или
иными неразрешимыми проблемами.
Большинство пациентов это не удовлетворяет, и еще
не приступив к совместной работе, они все-таки хотели бы
прояснить более точно — сколько времени она потребует. Их
Трудности и типичные ошибки начала терапии 117
интерес абсолютно понятен, так как не менее материальных,
их, как и всех нормальных людей, заботят временны_е затра-
ты. Ваш ответ предполагает обозначение какого-то срока, и
некоторые даже называют тот или иной, приемлемый для те-
рапевта и пациента период. Но лучше уйти от такой заведомо
непрогнозируемой определенности и в ответе исходить не из
количественных, а из качественных характеристик: «Когда вы
почувствуете, что ваши проблемы больше не беспокоят вас,
что вы легко справляетесь с ними и с другими аналогичными
самостоятельно, что вы стали более счастливы в жизни, в
семье, в детях, более удачливы в карьере и сможете свободно
говорить о своих чувствах не только со мной».
Ответ вопросом на вопрос
У некоторых аналитиков весьма популярно мнение, что
не стоит вообще отвечать на какие-либо вопросы, касающиеся
их лично, или отвечать вопросом на вопрос, типа: «А почему
вы об этом спросили?». Иногда этот стиль подается даже как
показатель некоего профессионализма. Безусловно, это не
так. Если каждый раз реагировать таким образом, а на слова
пациента: «Не понимаю», — предлагать: «Давайте проанали-
зируем, почему вы не понимаете», — это будет самым простым
способом быстро прекратить терапию и потерять пациента
(так же как и его уважение — и к терапевту, и к профессии).
Это еще один вариант тех случаев, когда аналитик только
усвоил некоторые общие правила, но не способен к адекват-
ному их применению.
Даже вопреки некоторым положениям, сформулирован-
ным выше, если пациент что-то настойчиво выспрашивает,
ему нужно ответить и говорить всегда только правду. Тем не
менее мы знаем (и это уже также отмечалось), что интерес
Часть 1
пациента к нам сугубо поверхностный, он намного больше
хотел бы проявления интереса к себе, к своим чувствам, своим
переживаниям и своему опыту (который в обыденной жизни,
нередко — никого не интересовал, а при попытках донести все
нюансы до окружающих — даже раздражал). Поэтому (рискуя
надоесть, повторю еще раз) — конкретный и искренний ответ
на любой вопрос пациента о терапевте должен быть предельно
коротким, и отвечая на этот вопрос, мы должны постоянно
помнить, что случайных вопросов не бывает, и раз пациент
этим интересуется, эта тема имеет какую-то персонифици-
рованную значимость для него, а значит — нужно «вернуть»
вопрос пациенту.
Например, пациент спрашивает: «Вы женаты (или заму-
жем, или есть ли у вас дети)?» — будет не вполне верно, если
вы начнете объяснять: «Да, женат, даже два раза, у меня трое
детей от двух жен, которые…» и т. д., и т. п. Лучше ответить
только «да» и тут же добавить: «Вы спрашиваете потому, что
опасаетесь — смогу ли я понять вашу ситуацию?» Вообще
форма: «Вы спрашиваете потому, что...» — очень уважительна,
такой вопрос показывает вашу заинтересованность в верном
понимании пациента.
Всех ли укладывать на кушетку?
Кушетка стала неким символом всей психотерапии, и
даже те специалисты, которые идентифицируют себя с други-
ми модальностями, нередко предлагают ее своим пациентам.
Обязательно ли психоаналитику всех укладывать на кушет-
ку? Ответ достаточно прост: как уже отмечалось, в терапии
ничего нельзя делать в режиме принуждения. Если пациент
не хочет или опасается такой позы, нужно избрать другой
вариант (например, в кресле — лицом к лицу или — в полу-
обороте от терапевта).
Трудности и типичные ошибки начала терапии 119
Но даже если пациент с удовольствием лег бы на ку-
шетку, это может быть не лучшим вариантом для него, так
как при этом усиливается регресс, а это не всегда полезно.
Например, если терапевт видит, что на кушетке пациент
слишком сильно регрессирует (иногда это случается вплоть
до галлюцинаторного состояния), нужно тут же активизи-
ровать его тем или иным вербальным побуждением и пред-
ложить ему продолжить сессию, сидя лицом к лицу. В такой
ситуации пациент может удивленно спросить: «А почему
вы меня вдруг подняли с кушетки?» — Здесь целесообразно
проявить определенную деликатность и сказать, не слишком
искажая реальное положение вещей, что, как вам кажется,
он слишком погрузился в свои чувства, а затронутая тема,
вероятно, слишком значима для него и ее лучше обсуждать,
видя друг друга.
Если же наоборот — вам нужно положить пациента на
кушетку, объяснение будет другое, в частности, «чтобы его
сознание было более расслабленным, речь — более спонтан-
ной, а терапия — более успешной».
Многообразие форм агрессии
Здесь мы отчасти продолжим тему кушетки. Когда паци-
ент сам проявляет инициативу сменить обычную (для него и
большинства сессий) позу, нужно обязательно сопоставить
это желание со всем предшествующим материалом и кон-
текстом конкретной ситуации, в которой это проявляется.
Если, например, пациент находится в состоянии явной аг-
рессии, более того — по отношению к терапевту, и на этом
фоне говорит: «А что, если я сейчас встану с кушетки и врежу
вам?». Самое главное — сохранять спокойствие, в том числе
интонационное (реализация таких намерений случается, но
Часть 1
у меня нет такого личного опыта). В каждом случае способы
канализации агрессии глубоко индивидуальны, и готовых
рецептов здесь нет. Применительно к приведенному выше
варианту можно, например, с некоторой иронией сказать:
«Не волнуйтесь! У меня рядом с креслом всегда хорошая
бейсбольная бита. Я тоже могу стукнуть». Это реальная си-
туация, поэтому опишу последующий диалог.
П.: Правда?
Т.: А как вы сами думаете?
П.: Я думаю, что если имеешь дело с психами, лучше держать
не какую-то палку, а пистолет.
Т.: А вы — псих?
П.: Ну, не совсем…
Т.: Значит, мне нечего опасаться?
П.: Пока — нечего.
Т.: Я напомню вам наш контракт: вы можете выражать любые
чувства и желания, в том числе — в отношении меня, и нега-
тивные тоже, но только в словах. Вы помните об этом?
П.: Помню.
Т.: И подтверждаете наш контракт?
П.: Испугались?
Т.: Нет, но в рамках нашего контракта то, что вы сказали («А что,
если я сейчас встану с кушетки и врежу вам?»), должно было
бы звучать совсем иначе.
П.: Это как?
Т.: «У меня появилось желание встать с кушетки и врезать
вам!» Я принимаю этот вариант и хочу попросить вас по-
пробовать объяснить: чем бы могло быть вызвано или что
спровоцировало такое желание (в ваших мыслях или в моем
поведении)?