— Мне бы твои годы — ни минуты не задумываясь принял бы предложение Рабадана, — продолжал Султан убеждать сына. — Смотри, Амет, как бы не пожалел потом!
— Не будем, папа, больше об этом, — ответил Амет-хан. — Мне тоже нравится, как выступают в цирке цовкринские канатоходцы. Но я хочу стать летчиком!..
— Ассалам алейкум, дорогой! — голос Рабадана раздался рядом. — Как ты узнал, что мы в Москве?
— Имею дурную привычку читать газеты, — улыбнулся в ответ Амет-хан. — Смотрю, в «Вечерке» статья о гастролях артистов советского цирка за рубежом. Из нее и узнал, что вы сейчас в Москве.
— Ну, прямо как у Шерлока Холмса. Все рассчитал, — рассмеялся Рабадан, набрасывая на плечи халат. — Пошли в артистическую. Сколько мы опять не виделись?
— На этот раз — немногим более двух лет, — уточнил Амет-хан.
В небольшой артистической комнате Рабадан усадил Амет-хана за столиком у окна, положил перед ним альбом с зарубежными газетными вырезками. К статьям были заботливо приложены переводы.
— Молодцы цовкринцы! — те удержался Амет-хан от похвалы. — За рубежом о вас как о наших космонавтах пишут.
— Ну, до космонавтов нам далеко — ответил Рабадан, переодеваясь за ширмой. — Слушал сегодня радио? Павел Попович на «Востоке-4» летает в космосе рядом с Андрияном Николаевым! А может, скоро мы услышим, что в космосе Амет-хан Султан?..
— Вот это ты вряд ли услышишь, — улыбнулся Амет-хан, продолжая перелистывать альбом. — С меня другой работы хватит. А вообще учти, дорогой: любой шаг в космосе начинается на земле.
Большего Амет-хан говорить не имел права и поспешил переменить тему разговора. Сказал, что на днях звонил отец из Алупки, где гостят родственники Рабадана, пытаясь скрасить одиночество Султана, который тяжело переживал кончину Насибы.
— Как там дядя Султан? — поинтересовался Рабадан. — Знаю, как ему нелегко, хорошо, хоть сестра смогла к нему вырваться...
— Пока держится. Хотя после смерти матери сдает. Помочь ему там не могу, а отец о переезде сюда и слышать не хочет...
И все-таки хоть и не слишком веселый, но близкий сердцу разговор отвлек Амет-хана от тягостного впечатления прошедшего дня.
— Амет, прибыли в зону, — послышался в шлемофоне голос штурмана-испытателя Петра Кондратьева. — Приготовиться к сбросу!
— Есть приготовиться к сбросу! — повторил Амет-хан, косясь на приборный щит самолета. В соответствии с программой теперь в полете нужно было соблюдать строгий режим как по высоте, так и по скорости.
Четырехмоторный Ту-4 тянул мощно, басовито гудел всеми своими многими сотнями лошадиных сил. Вот отошли края люка. Огромный серебристый металлический шар повис над бездной. Еще команда, и шар мягко сорвался вниз... А в одном из других заходов Амет-хан и Петр Андреевич с интересом наблюдали, как на определенной высоте отстрелилась от шара верхняя часть оболочки, и над ним раскрылся огромный желтый парашют...
Испытания проходили в степном районе северного Крыма. Погода стояла солнечная и безветренная. Покидая зону, Амет-хан замечал, как серебристый шар касался земли, накрываясь шелком парашюта.
В последующие дни Амет-хан вместе со штурманом-испытателем сбрасывали этот шар в море, испытывали его и в ветреную погоду. Однако в то время ни он, ни Кондратьев не знали, что они занимались отработкой модели будущего спускаемого аппарата, предназначенного для возвращения космонавтов на землю. У испытателей не принято проявлять излишнее любопытство и задавать вопросы. Они должны точно, пунктуально выполнять полетное задание.
Новым этапом испытании в Крыму стала отработка мягкой посадки металлического шара. Опять, раз за разом, поднимал Амет-хан тяжелый Ту-4 в небо, выводил самолет в заданную точку. Кондратьев определял точку сброса, и серебристый шар летел к земле. У висящего под огромным куполом парашюта шара на небольшой высоте взрывался пороховой заряд. В сторону отлетали стропы парашюта, и он мягко ложился на землю...
Были снова полеты и с давним товарищем Валерием Головиным. После того случая, когда его зажало креслом при испытании катапультного устройства, когда, казалось, в невозможной ситуации Амет-хан посадил самолет, спас его жизнь, между ними установились особые дружеские отношения. Каждый совместный полет доставлял обоим радость. Головин соглашался на любые испытания, когда знал, что самолет будет вести Амет-хан Султан.
Много позже узнал Амет-хан значение тех прыжков Валерия Головина, которого поднимал на самолете на максимально возможную высоту. Конечно, он знал, что такое летный высотный костюм, сам надевал его каждый раз. Но тот, в котором Головин прыгал, больше напоминал тогда водолазный скафандр, только со специальной парашютной системой за спиной.
— Мягкой посадки, Валера! — кричал каждый раз Амет-хан вслед, когда неуклюжий в скафандре-костюме Головин вываливался из самолета.
Наступил незабываемый апрель 1961 года. Полет в космос и возвращение на землю Юрия Гагарина. И только тогда Амет-хан понял значение прыжков Валерия Головина в скафандре. Оказывается, он с Головиным отрабатывал аварийный вариант приземления первого космонавта на парашюте, если бы вдруг ему по каким-то причинам пришлось преждевременно покинуть спускаемый аппарат...
Одним из первых испытывал Амет-хан накануне космических полетов и единственный в ЛИИ в те дни опытный экземпляр самолета, рассчитанный на создание искусственной невесомости. Состояние невесомости в каждом режиме полета длилось не более 25 — 30 секунд. И в этом случае Амет-хан работал со штурманом-испытателем П. А. Кондратьевым. Задача Петра Андреевича заключалась в том, чтобы вывести летающую лабораторию точно в заданную зону. Изнутри самолет был специально оборудован так, чтобы будущие космонавты при искусственной невесомости не получали травм.
Создание самого режима искусственной невесомости зависело от опыта летчика, его мастерства в пилотировании машины. С определенной точки Амет-хан должен был так вести самолет, чтобы находящиеся внутри него будущие космонавты ощутили невесомость. Из-за того что невесомость была кратковременной, он старался в каждом полете «выдать» 5 — 6 испытательных режимов...
Шли годы. Старели ветераны войны. На смену в армию приходило новое поколение, знавшее о битвах с гитлеровскими захватчиками лишь по книгам и кино. Это усиливало тягу молодых воинов к общению с теми, кто защищал страну в грозный час. Амет-хан, в числе многих героев войны, получал много приглашений из воинских частей.
И он выезжал на встречи с молодыми авиаторами, если удавалось найти свободное от испытательной работы время. Выступал с рассказами о своих боевых друзьях, вспоминал о воздушных боях, проведенных дважды Героями Советского Союза Владимиром Лавриненковым, Алексеем Алелюхиным, Павлом Головачевым и другими. Только о себе не любил говорить. Не любил также, когда кто-то пытался рассказывать о его полетах, тем более — о его уже почти легендарном мастерстве. Однако наступил день, когда Амет-хану пришлось терпеливо выслушать немало доброго о себе.
Это было в октябре 1970 года. В тот день в ЛИИ собрался цвет советской авиации: убеленные сединами командиры авиасоединений, прославленные летчики-испытатели, известные всему миру конструкторы авиационной техники, первые космонавты. Чествовали дважды Героя Советского Союза, лауреата Государственной премии СССР, заслуженного летчика-испытателя СССР Амет-хана Султана. 25 октября ему исполнилось 50 лет, 32 года из них были отданы авиации.
В президиуме — Амет-хан Султан в окружении своих старых боевых друзей и соратников по испытательной работе. Смущенный необычной торжественностью вечера, он не поднимает глаз, застыл неподвижно за столом. Один за другим подходят присутствующие к трибуне, зачитывают приветственные адреса и телеграммы, обращаются к нему с торжественными словами...
Понимая душевное состояние Амета, я все-таки пытался догадаться, какой из приветственных адресов особо дорог юбиляру... Звучат слова от имени летного состава испытательного института. Восхищение отвагой и мастерством, сравнение с Чкаловым... Потом военный летчик, один из тех, кто первым получает укрощенную испытателем новейшую авиационную технику, говорит о мужестве испытателя. В телеграмме командования Качинского авиационного училища и такие слова: «Ваши героические подвиги постоянно служат примером воспитания будущих летчиков. Гордимся вами!»
Телеграммы от боевых друзей, товарищей, от заводских коллективов и летных частей...
Два с половиной часа произносились речи, зачитывались адреса и приветственные телеграммы. Фронтовые друзья юбиляра, многие из которых уже стали генералами, вспоминали о воздушных боях, из которых победителем выходил летчик-истребитель Амет-хан Султан. Видные ученые, конструкторы авиационной техники рассказывали, как он блистательно проводит самые сложные, самые рискованные испытания опытных образцов новейших самолетов. Не забыли обнародовать подсчет: около 2 тысяч часов Амет-хан провел в испытательных полетах, дал путевку в жизнь более 100 типам летательных аппаратов...
А юбиляр, смущенно улыбаясь под нацеленными на него объективами теле-, фото— и киноаппаратуры, чувствовал себя в тот вечер довольно неуютно. Поблагодарив, наконец, всех за добрые слова, сказанные о нем, он заключил:
— Я в своей жизни имел немало тяжелых минут. Но эти, которые испытал, пока вас слушал, показались самыми трудными. Из ваших речей понял, каким я должен быть и каким пока не стал...
Закончилась официальная часть вечера. С Амет-ханом остались самые близкие друзья. Сидевший рядом с юбиляром П. Я. Головачев шутливо обратился к боевому другу:
— Амет, в 25 лет ты стал дважды Героем Советского Союза. После войны еще 25 летаешь испытателем. Посмотри на своих однополчан — многие из нас уже отлетались. Нашлась для нас работа и на земле. — Не пора ли и тебе опуститься, так сказать, на грешную землю? Мог бы передавать молодым летчикам свой богатый боевой и испытательный опыт...