Русскийромантизм принято делить на несколько периодов: начальный
(1801-1815), зрелый(1815-1825) и период последекабристского
развития. Однако по отношению кначальному периоду условность этой
схемы бросается в глаза. Ибо заря русскогоромантизма связана с
именами Жуковского и Батюшкова, поэтов, чье творчество
имироощущение трудно ставить рядом и сравнивать в рамках одного
периода,настолько различны их цели, устремления, темпераменты. В
стихах обоих поэтовеще ощущается властное влияние прошлого — эпохи
сентиментализма, но еслиЖуковский еще глубоко укоренен в ней, то
Батюшков гораздо ближе к новымвеяниям. Белинский справедливо
отмечал, что для творчества Жуковскогохарактерны “жалобы на
несвершенные надежды, которым не было имени, грусть поутраченном
счастии, которое Бог знает в чем состояло”. Действительно, в
лицеЖуковского романтизм делал еще свои первые робкие шаги, отдавая
даньсентиментальной и меланхолической тоске, смутным, едва уловимым
сердечнымтомлениям, одним словом, тому сложному комплексу чувств,
который в русскойкритике получил название “романтизм средних
веков”. Совсем иная атмосфера царитв поэзии Батюшкова: радость
бытия, откровенная чувственность, гимн наслаждению.Пластичность и
изящная определенность формы сближает его с классическойлитературой
античности.
Жуковскогопо праву считают ярким представителем русского
эстетического гуманизма. Чуждыйсильным страстям, благодушный и
кроткий Жуковский находился под заметнымвлиянием идей Руссо и
немецких романтиков. Вслед за ними он придавал большоезначение
эстетической стороне в религии, морали, общественных
отношениях.Искусство приобретало у Жуковского религиозный смысл, он
стремился увидеть вискусстве “откровение” высших истин, оно было
для него “священным”. Длянемецких романтиков характерно
отождествление поэзии и религии. То же самое мынаходим и у
Жуковского, который писал: “Поэзия есть Бог в святых мечтах
земли”.В немецком романтизме ему особенно близким было тяготение ко
всемузапредельному, к “ночной стороне души”, к “невыразимому” в
природе и человеке.Природа в поэзии Жуковского окружена тайной, его
пейзажи призрачны и почтинереальны, словно отражения в воде:
Какслит с прохладою растений фимиам!
Каксладко в тишине у брега струй плесканье!
Кактихо веянье зефира по водам
Игибкой ивы трепетанье!
Чувствительная,нежная и мечтательная душа Жуковского как будто
сладко замирает на пороге“оного таинственного света”. Поэт, по
меткому выражению Белинского, “любит иголубит свое страдание”,
однако страдание это не уязвляет его сердце жестокимиранами, ибо
даже в тоске и печали его внутренняя жизнь тиха и
безмятежна.Поэтому, когда в послании к Батюшкову, “сыну неги и
веселья”, он называетпоэта-эпикурейца “родным по Музе”, то трудно
поверить в это родство. Скорее мыповерим добродетельному
Жуковскому, который дружески советует певцу земныхнаслаждений:
“Отвергни сладострастья погибельны мечты!”
Батюшков- фигура во всем противоположная Жуковскому. Это был
человек сильных страстей,а его творческая жизнь оборвалась на 35
лет раньше его физическогосуществования: совсем молодым человеком
он погрузился в пучину безумия. Он содинаковой силой и страстью
отдавался как радостям, так и печалям: в жизни, каки в ее
поэтическом осмыслении, ему — в отличие от Жуковского — была
чужда“золотая середина”. Хотя его поэзии также свойственны
восхваления чистойдружбы, отрады “смиренного уголка”, но его
идиллия отнюдь не скромна и не тиха,ибо Батюшков не мыслит ее без
томной неги страстных наслаждений и опьяненияжизнью. Временами поэт
так увлечен чувственными радостями, что готов безоглядноотринуть
гнетущую мудрость науки:
Ужелив истинах печальных
Угрюмыхстоиков и скучных мудрецов,
Сидящихв платьях погребальных
Междуобломков и гробов,
Найдеммы жизни нашей сладость?
Отних, я вижу, радость
Летит,как бабочка от терновых кустов.
Дляних нет прелести и в прелестях природы,
Имдевы не поют, сплетаясь в хороводы;
Дляних, как для слепцов,
Веснабез радости и лето без цветов.
Подлинныйтрагизм редко звучит в его стихах. Лишь в конце его
творческой жизни, когда онстал обнаруживать признаки душевного
недуга, под диктовку было записано одно изего последних
стихотворений, в котором отчетливо звучат мотивы тщеты
земногобытия:
Тыпомнишь, что изрек,
Прощаясьс жизнию, седой Мельхиседек?
Рабомродился человек,
Рабомв могилу ляжет,
Исмерть ему едва ли скажет,
Зачемон шел долиной чудной слез,
Страдал,рыдал, терпел, исчез.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта
www.bobych.spb.ru/