- Lektsia - бесплатные рефераты, доклады, курсовые работы, контрольные и дипломы для студентов - https://lektsia.info -

Что такое рыночная экономика?



Что такое рыночная экономика? Что такое рынок? Что такое рыночные отношения? Какие отношения считать рыночными, а какие не рыночными? Чем отличается рынок от не-рынка? Какую экономику считать рыночной, а какую нет? По каким признакам можно отличить рыночную экономику от экономики нерыночной?

Как ни странно, но во всей мировой экономической науке не только нет ответа на эти вопросы, но даже сами эти вопросы никто не ставил. В результате такого, явно ненормального, положения дел наши «реформаторы» «строят рыночную экономику», не имея никакого понятия, что же это такое. Но как можно строить какую-то «рыночную экономику», и при этом не иметь ни малейшего представления, что это такое, как она выглядит и на что она похожа? Не имея четко обозначенной цели невозможно ни достичь ее, ни даже осмыслить, насколько она вообще достижима.

Поэтому представляется, что прежде чем приступить к реформированию нашей экономики, необходимо предварительно определиться с основными понятиями, чтобы не получилось так, что желая построить одно, мы в действительности создадим нечто прямо противоположное.

 

Возьмем, к примеру, такое вроде бы привычное сейчас понятие как «рынок». Что оно означает? Что есть рынок и что не есть рынок? Что считать рынком, а что – нет? Как мы можем построить этот самый рынок, если даже не можем сказать, как он выглядит и чем он отличается от не-рынка? А на сегодняшний день в экономической науке определения понятия рынка нет. Точнее, какие-то определения этого понятия есть, но все они по существу определениями не являются.

Определить предмет – значит, указать на совокупность существенных признаков, отличающих его от других предметов, так написано в любом учебнике логики.

Например, если мы определяем квадрат как равносторонний четырехугольник, все углы которого прямые, а трапецию как четырехугольник, две стороны которого параллельны, а две другие не параллельны, то тем самым мы указываем на те существенные признаки, благодаря которым мы можем отличить квадрат от трапеции и от других геометрических фигур. Пользуясь ясным определением, мы можем начертить квадрат или трапецию, в зависимости от наших целей, а не круг или треугольник.

 

Что же касается рынка, то более или менее четкого определения этого понятия нет, соответственно, нет и ясного определения рыночной экономики. На Западе, например, выражение «рыночная экономика» используют просто в качестве синонима понятия «капитализм». Но и само понятие «капитализм», между прочим, четкого определения не имеет, на это еще в XIX-м веке обратили внимание.

Такое положение допустимо на Западе, где экономика и так функционирует в условиях рынка и нет необходимости специально уточнять, что же он из себя представляет. Так, для того, чтобы дышать воздухом, вовсе не обязательно знать его химический состав. Однако что касается нас, то раз уж мы вроде бы задались целью непременно построить некую «рыночную экономику», нам необходимо точно определиться: что же такое рыночная экономика и чем она отличается от нерыночной экономики? Что такое рынок и чем он отличается от не-рынка? Что такое рыночные отношения и чем они отличаются от нерыночных отношений? Какую экономику считать рыночной, а какую нет? Именно с этого и надо было начинать много лет назад.

 

В одном справочнике дается такое определение: «рынок – это экономическая категория товарного производства в обращении, связанная с системой экономических отношений, обусловленных способом материального производства». Что можно понять из этого «определения»?

В другом справочнике рынок определяется как «система экономических отношений, складывающихся в процессе производства, обращения и распределения товаров, а также движения денежных средств, для которых характерна свобода в выборе покупателей и продавцов». Прямо скажем, невразумительно.

Существует и такое определение рынка: «наименование группы потребителей, объединенных географическим положением или потребностями, порождающими спрос» (Бенгт Карлоф. «Деловая стратегия»). И даже такое: «Рынок – любое взаимодействие, в которое вступают люди для осуществления торговли друг с другом» (Эдвин Дж. Долан. «Микроэкономика»).

Можно ли «построить рынок», пользуясь этими и множеством им подобных «определениями» рынка? А других определений просто нет. Все имеющиеся на сегодняшний день «определения» рынка ничего не проясняют в его сущности, но при этом все запутывают. В результате в понятие «рынок» загоняется все что угодно, даже полное разрушение экономики. И следует признать, что имеющиеся «определения» рынка позволяют сделать это. Факт печальный. Так что же такое рынок? И что такое рыночная экономика? И какие отношения считать рыночными, а какие нет?

 

Наши «реформаторы» никогда не удосуживались дать определение рынку, но настаивают на том, что для того, чтобы получить рыночную экономику необходимо отменить планирование и позволить предприятиям реализовывать продукцию по свободным ценам. Иными словами, под рыночной экономикой они понимают просто-напросто товарно-денежную экономику, соответственно, под рыночными отношениями понимают отношения товарно-денежного обмена.

Это заблуждение. Товарно-денежные отношения, т.е. отношения, при которых перемещение материального продукта (товара) происходит посредством обмена товара на деньги, еще не являются признаком рынка. Рынок возможен вообще без денег, например, натуральный рынок, характерный для раннего феодализма, когда товар обменивался на товар без участия денежных знаков. Да и в современной экономике бартер занимает определенное и не такое уж малое место.

Итак, товарно-денежные отношения еще не являются признаком рынка, хотя и могут быть присущи ему. Как же его определить?

 

Прежде всего следует заметить, что необходимости дать определение рынку и рыночной экономике не возникало потому, что до возникновения Советского Союза никакой другой экономики, альтернативной рыночной, просто не существовало. (Разумеется, мы исключаем из нашего анализа экономики промышленно слаборазвитых аграрных обществ, они к нашей теме отношения не имеют, а под рыночной экономикой, напомним, понимаем модель экономики современного Запада.)

Что же касается СССР, то первые руководители государства создали в нем вполне оригинальную и дееспособную экономическую систему, принципиально отличающуюся от рыночной. Однако сами они созданную ими экономическую систему не понимали и назвали ее «социализмом».

Почему экономическая система, созданная в СССР, была названа именно «социализмом», а не как-то иначе? Дело в том, что, во-первых, обоснование состоятельности советской экономической системы изначально было идеологическим, а не научным. А во-вторых, в те годы, когда создавалась советская экономика, еще не существовали научные методы, используя которые мы сейчас можем осмыслить тот тип экономики, который был создан в Советском Союзе.

Не имея в руках надлежащего научного инструментария, руководители СССР по необходимости были вынуждены подыскивать идеологические аргументы для обоснования состоятельности своей экономической системы и приписали все ее преимущества преимуществам советского социального строя. В свою очередь идейные противники СССР объявили все недостатки советской экономической системы именно следствием советского социального строя. От науки утверждения и первых и вторых были весьма далеки. Борьба шла в сфере идеологии.

Когда же после распада Советского Союза перед реформаторами» экономик новоиспеченных независимых государств встала проблема выбора, каким путем идти дальше, они даже не стали анализировать свою экономику с целью изучить ее возможности, а только начали пытаться изображать из себя Запад. Достижения западной экономической науки были ими восприняты некритически, западный опыт был заимствован бездумно, что привело к результатам погромным.

Сейчас, однако, в нашем распоряжении есть методы, применяя которые мы можем определить, что же такое рынок и рыночная экономика, выяснить, что такое рыночные отношения и осмыслить, чем отличается рынок от не-рынка. Речь идет о системном подходе.

 

По поводу системного подхода мы можем сказать следующее. Понятие системы относится к числу наиболее широко распространенных в научном обиходе. Оно встречается почти во всех основных отраслях знания. Тем не менее, даже и в научных кругах не часто встречаются люди, ясно понимающие, что следует понимать под системным подходом. Поэтому представляется необходимым сначала прояснить существо вопроса.

История создания системного подхода, вкратце, такова. В 1937 году в Чикаго проходил международный философский семинар. На этом семинаре выступил австрийский биолог Людвиг фон Берталанфи и предложил «теорию открытых систем и состояний подвижного равновесия, которая по существу является расширением обычной физической химии, кинетики и термодинамики» (Берталанфи Л. Общая теория систем – критический обзор. – В кн.: Общая теория систем. М.: Мир, 1966.).

В то время Берталанфи никто не понял. Раздосадованный, он вернулся в Вену, «спрятал свои записи в ящик стола» и отправился на войну. После войны Берталанфи продолжил свои изыскания. В 1949 году, он эмигрировал в США, где «нашел уже совсем другой интеллектуальный климат»: бурно развивалась новая наука кибернетика, теория информации, теория управления и т.д. В этой новой среде идеи Берталанфи были быстро поняты и приняты.

В 1954 г. Людвиг фон Берталанфи стал одним из инициаторов создания «Общества исследований в области общей теории систем», в 1956 г. стал редактором научного ежегодника «Общие системы» и, наконец, в 1968 г. опубликовал обобщающую работу «Общая теория систем. Основания, развитие, применение».

Общая теория систем, основоположником которой по праву считается Людвиг фон Берталанфи, является конкретизацией и логико-методологическим выражением принципов и методов системного подхода. Не подменяя специальные системные теории и концепции, она формирует общие методологические принципы системного исследования.

 

При системном подходе в качестве объекта исследуются не отдельные предметы, а системы. Что же такое система? В общем случае систему понимают как некое множество элементов, объединенных связями. При этом система приобретает новые свойства, которыми сами ее элементы по отдельности не обладают.

Скажем, почве присущи одни свойства, а растениям – другие. Но система «пшеничное поле» приобретает особые свойства, которыми не обладают сами по себе ни почва, ни растения. И система «общество» имеет совсем другие свойства, чем каждый человек в отдельности. И система «экономика» обладает свойствами, которыми не обладают сами по себе составляющие ее предприятия, объекты инфраструктуры и люди с их трудовой деятельностью и покупательской способностью.

(Для того чтобы убедиться, что экономика действительно является системой, достаточно поставить вопрос так: представляет ли собой экономика некое множество элементов, объединенных связями? Ответ очевиден. Таким образом, мы можем констатировать, что понятие «экономика», с точки зрения системного подхода, тождественно понятию «экономическая система».)

 

Как выяснилось, системы имеющие сходные характеристики имеют и сходные свойства, вне зависимости от того, являются ли они материальными или абстрактными. Американские исследователи в области общей теории систем А. Холл и Р. Фейджин пишут: «…телефонные переговоры, радиоактивные распады и столкновения частиц, рассмотренные как случайные во времени процессы, имеют одинаковое абстрактное выражение и их можно изучать с помощью одной и той же математической модели. Не удивительно поэтому, что свойства, выявленные при изучении газов с диффузией, полезны при анализе линий ожидания телефонных переговоров и наоборот» (Общая теория систем. – М.: Мир, 1966).

Использование системного подхода позволяет решить ряд проблем, которые ранее были трудноразрешимыми ввиду большой сложности исследуемых объектов. В этом случае система изучается как единое целое, без расчленения ее на отдельные элементы и подсистемы. Появляется возможность анализировать и прогнозировать поведение систем высокой степени сложности, абстрагируясь от того, что конкретно представляют из себя и как себя ведут отдельные элементы системы. Поэтому системный подход находит все более и более широкое применение в математике, физике, химии, философии, экономике, психологии, лингвистике, биологии… область его применения кажется безграничной.

«Системный подход целесообразен тогда, когда приходится иметь дело с взаимодействием большого числа переменных факторов, для которых невозможно или слишком сложно проследить точными методами результат совокупного действия и установить какие-то общие правила для этого» (А.А. Зиновьев).

 

Какие бывают системы? Системы можно различать по степени сложности, их подразделяют на открытые и замкнутые, материальные и абстрактные, органические и неорганические, в общем, классифицировать их можно по разным признакам. Кстати говоря, практически любая система может быть рассмотрена как элемент системы более высокого порядка, в то же время ее элементы могут быть рассматриваемы как системы более низкого порядка (подсистемы). Нас в данном случае интересует только одна характеристика систем: степень жесткости.

В науке принято деление систем на два идеальных типа: жесткие, по Малиновскому, «жесткосопряженные» (Малиновский А.А. Общие вопросы строения систем и их значение для биологии. – В кн.: Проблемы методологии системного исследования. М., 1970.), и корпускулярные или дискретные, иначе говоря, гибкие.

В жестких системах все части (элементы) подогнаны друг к другу так, что для нормального функционирования системы необходимо их одновременное существование и одновременная работа.

В дискретных (корпускулярных, гибких) системах элементы взаимодействуют свободно, легко заменяются на аналогичные, причем система не теряет работоспособности, и возможна даже утрата части элементов с последующим их восстановлением.

В гибкой системе связи между элементами не обязательно постоянны, они легко прерываются и меняются на другие, образуя все новые и новые внутрисистемные комбинации, и это никак не сказывается на эффективности и жизнеспособности системы.

В жесткой системе каждый элемент находится на своем, строго определенном, месте и выполняет строго определенную функцию. Здесь рекомбинация элементов либо исключена, либо крайне затруднена.

Гибкая система легко может увеличить или уменьшить число элементов, сохраняя при этом все свои основные свойства.

Жесткая система отторгает избыточные элементы структуры, а утрата хотя бы одного элемента либо скажется на ее дееспособности, либо сделает недееспособной вообще.

Гибкая система быстро адаптируется к меняющимся условиям, производя перестройку элементов.

Адаптивные возможности жесткой системы невелики либо вообще отсутствуют.

В реальности, однако, приходится иметь дело не с жесткими и гибкими системами, а с системами с той или иной степенью жесткости.

 

Примером жесткой системы может служить автомобиль. В автомобиле все части подогнаны друг к другу по принципу «один к одному», элементы, дублирующие деятельность друг друга, отсутствуют: пятое колесо будет ему только мешать, так же как второй карбюратор или второй мотор – их даже поставить некуда (лишний элемент структуры), утрата хотя бы одного колеса или свечи зажигания (элемента системы) лишит его способности к передвижению, а ездить он может только если колеса, мотор и рулевое управление работают одновременно, согласованно и во вполне определенном режиме.

Автомобиль, колеса которого движутся с разной скоростью, недееспособен. Автомобиль, каждое колесо которого само будет решать, куда ему ехать, недееспособен. Автомобиль, у которого колеса едут в одну сторону, а рулевое колесо вращается в другую, недееспособен. Автомобиль, мотор которого сам решает, когда ему включаться, а когда нет, недееспособен.

Такая жесткая система, как автомобиль, может нормально функционировать только в том случае, когда все его элементы работают в соответствии с интересами системы как целого, а не исходя из каких-то своих собственных планов. Противоречие между интересами части и целого здесь должно решаться в пользу целого.

 

В качестве примера гибкой системы можно привести роту солдат. Рота представляет собой армейское подразделение для выполнения каких-то задач. Причем задачи могут быть самыми разными, не только военными. Рота может построиться в колонну, перестроиться в шеренгу, выстроиться в каре, рассыпаться и собраться в другом месте и при всех этих перестроениях характеристики ее сохраняются.

Для выполнения боевой задачи может быть привлечена вся рота или только часть ее. Разным взводам могут быть поставлены разные задачи. Подразделения роты взаимозаменяемы. Рота может значительно увеличивать или сокращать свой состав, оставаясь при этом сама собой, хотя тут есть и свои пределы: рота, увеличенная до размеров полка, приобретет свойства полка, а сокращенная до размеров взвода потеряет свойства роты.

Отдельные элементы здесь не имеют такого значения, как в жесткой системе. Управление здесь не прямое, а опосредованное: ротный командир передает команду командирам взводов, те – командирам отделений, а в бою, в конечном итоге, каждый солдат решает свою задачу самостоятельно. Прямое управление здесь неэффективно и едва ли возможно: не может ротный командир командовать отдельно каждым солдатом. Потеряв в бою командира (управление) рота не теряет боеспособности – отдельные ее подразделения самоорганизуются и наладят взаимодействие, во всяком случае, они могут сделать это, в отличие от автомобиля (жесткой системы), который при разрушении системы управления становится недееспособным.

Однако нельзя сказать, что гибкая система «лучше» жесткой, у каждой есть свои преимущества и свои недостатки. Что будет преобладать – преимущества или недостатки – зависит от конкретных обстоятельств.

 

Понятие «экономика» (экономическая система) не имеет формализованного определения, но, в общем, экономику можно понимать как характерную для данной страны сумму производств, выпускающих какую-то продукцию для личного потребления людей или иных целей, с объединяющими эти производства инфраструктурными и иными связями, с обслуживающими производствами и находящимися во взаимодействии друг с другом и/или с предприятиями или экономическими контрагентами других стран (остенсивное определение).

Такое понимание экономики, конечно, не является исчерпывающим в силу того, что понятие «экономика» вообще является трудно определимым, но мы можем отталкиваться от него, чтобы классифицировать различные типы экономик.

Под Западом в широком экономическом смысле условимся понимать страны Западной Европы, США, Канаду, Южную Африку, Австралию, Новую Зеландию, Южную Корею, Тайвань и Японию. (Можно включить в этот список и некоторые другие страны, но для наших целей это было бы излишней детализацией, не имеющей принципиального значения.) Экономики этих стран взаимосвязаны и составляют единый комплекс (систему более высокого порядка, чем отдельные национальные экономики).

Критерий, по которому можно выделить эти страны в отдельную систему, приведен в следующей далее по тексту в табл. 2 «Удельный вес экономически развитых капиталистических стран в потреблении основных видов минерального сырья». В ней четко показано, что узкая группа наиболее промышленно развитых стран, в которых проживает всего 17,4% населения Земли, потребляет свыше 80%, а то и свыше 90% основных видов всего сырья, добываемого на планете. Это резко делит мир на группу стран, которую мы условно называем «Запад» и все остальное человечество. Конечно, можно дополнить этот критерий и другими параметрами, но для наших целей хватит одного этого. Чрезмерная детализация отнюдь не способствует общему пониманию проблемы. Желающие же рассмотреть этот вопрос более подробно всегда могут обратиться к соответствующей специальной литературе.

Национальные экономики (подсистемы системы) могут сильно различаться между собой (несопоставимы, например, экономики США и Норвегии), но в целом они являются элементами одной системы. Поэтому экономику бывшего СССР следует сравнивать не с экономикой США, Германии, Франции, Лихтенштейна или Андорры, а со всей экономикой Запада как единого экономического комплекса.

 

Примем экономику современного Запада за рыночную, а экономику бывшего СССР за нерыночную и сопоставим их. Как указывалось, западная (рыночная) экономика базируется на потребительском секторе, ее характеризует наличие огромного числа дублирующих друг друга (конкурирующих) предприятий, избыточная суммарная производственная мощность, дискретные технологические циклы.

Экономика бывшего СССР (нерыночная экономика) структурирована так, что потребительский сектор играет здесь не доминирующую, а подчиненную роль, в ее основу заложены жесткие технологические циклы, она выстроена по принципу «один к одному» как по горизонтали (производство конечной продукции), так и по вертикали (производство промежуточной продукции), дублирующих производств нет, либо число их невелико, адаптивные возможности ограничены, отдельные элементы малоподвижны.

Что можно сказать, сравнивая эти два типа экономики? Нет никаких сомнений в том, что западная экономика, которую мы условились считать рыночной, – это гибкая система, а экономика бывшего СССР (нерыночная экономика) – система жесткая. И различия между ними являются принципиальными.

Итак, первое обобщение. Рыночная (западная) экономика – это понятие не конкретное, а условное, под которым следует понимать, прежде всего, гибкую (дискретную, корпускулярную) экономическую систему, в то время как нерыночная экономика (экономика бывшего СССР) – система жесткая. Различия между этими системами не сводится к наличию или отсутствию отношений товарно-денежного обмена, оно гораздо глубже и заключается в различиях в их структуре.

Гибкая экономическая система обладает иными свойствами, чем система жесткая, пусть даже в ней и существуют товарно-денежные отношения. Товарно-денежная экономика еще не равна рыночной экономике. И товарно-денежные отношения еще не создают отношений рыночных. Кроме того, как указывалось ранее, после 1929 года экономика бывшего СССР структурировалась так, что уже в целом не может быть даже товарно-денежной, а это вообще особый случай жесткой экономической системы, аналогов не имеющий.

 

Не осмыслив разницу между рыночной и товарно-денежной экономикой, исходя из ложных предпосылок, «реформаторы» предприняли ряд катастрофических по своим последствиям мер.

Во-первых, они провели массированную приватизацию, то есть раздробили жесткую систему на составные части и разнесли экономику вдребезги. С таким же успехом можно разобрать автомобиль на отдельные детали, а потом пытаться куда-то на нем ехать.

Во-вторых, они отменили центральное планирование, предоставив предприятиям самим определять характер своей деятельности и объем выпуска своей продукции; таким образом, вся система управления экономикой была развалена.

Проблема, однако, в том, что в экономике бывшего СССР потребительский сектор непропорционально мал по отношению ко всей остальной экономике, соответственно, объем денежной массы, равный товарной массе, тут недостаточен для обслуживания ее потребностей (это – неравновесная система, определение ее мы еще дадим).

Вследствие этого такая экономическая система не является самоорганизующейся (адаптивной, эквифинальной), она управляется при помощи специализированной «ведущей части системы» (Берталанфи), которая обеспечивает необходимое для поддержания жизнеспособности системы одновременное функционирование составных элементов и в нужном режиме.

В нашем случае в качестве ведущей части системы выступал орган, обеспечивающий внутри- и межотраслевое планирование на основе балансов народного хозяйства – Госплан.

Дробление жесткой экономической системы на составляющие и ликвидация ее ведущей части приводит не к возникновению гибкой системы, а к распаду прежней системы на отдельные не связанные между собой элементы, сумма которых теряет признаки системы и системой уже не является. Система не только не приобрела новые свойства, но потеряла даже те, что имела. Она разрушилась. Простая не связанная между собой сумма элементов не составляет систему, то есть, в нашем случае, экономика как единый дееспособный комплекс уничтожена.

В-третьих, «реформаторы» изменили финансовую систему. Как указывалось, ввиду структурных особенностей нашей экономики эта мера товарно-денежной экономики не создает, зато приводит к общей нехватке денег и порождает проблему обратной связи между потребителем и производителем, о которой будет сказано ниже.

Наконец, в-четвертых, они разрушили одноуровневую банковскую систему и внедрили двухуровневую, что выглядит разумным при наличии в экономике избыточных средств, но является абсурдом при их общей нехватке.

 

Особую ярость «реформаторов» всегда вызывало центральное планирование, которое они считали тормозом на пути к созданию рыночной экономики. Смысл и сущность планирования в жесткой экономической системе они не понимали никогда.

Планирование есть в любой экономической системе, что в гибкой, что в жесткой. В гибкой системе, однако, оно перенесено на отдельные экономические субъекты – предприятия, фирмы, корпорации и т.д.

В гибкой экономической системе все элементы многократно продублированы и взаимозаменяемы, связи между ними не обязательно постоянны и тоже взаимозаменяемы, так что любой экономический агент может выбрать тот тип связей, который его устраивает.

Поэтому здесь постепенно устанавливается оптимальная, устраивающая всех связка: поставщик ресурсов – производитель промежуточной продукции – производитель конечной продукции – потребитель, соединенная пронизывающим их денежным потоком. Остается только производить продукцию, ориентируясь на изменения этого потока. Если же производственная мощность избыточна, можно подыскать дополнительного потребителя (дополнительный рынок сбыта).

 

Иное дело жесткая система, выстроенная по принципу «один к одному». Ориентироваться на изменения денежного потока здесь не представляется возможным по двум причинам.

Во-первых, в экономической структуре, выстроенной по принципу «один к одному» как по горизонтали, так и по вертикали, фактически каждый производитель является монополистом, конкуренция исключена.

Как указывалось, при свободном ценообразовании в такой структуре сразу начинается рост цен и падение производства, так как при росте цен растут доходы предприятия, а снижение объемов выпуска ведет к снижению расходов на издержки производства и дополнительному росту доходов. Такое положение вещей в самые кратчайшие сроки выводит из строя всю финансовую сферу, всю производственную сферу и порождает хаос в экономике, преодолеть который можно только самыми чрезвычайными мерами.

В этих условиях денежный поток, даже если он еще существует и не разрушился, перестает быть носителем информации от потребителя к производителю. Теперь информация начинает двигаться по финансовым каналам в обратном направлении – от производителя к потребителю. Уже не производитель следит за денежным потоком и по его изменениям получает первичную информацию о том, как изменяется спрос на его продукцию, а наоборот, потребитель наблюдает за ценами и по их колебаниями делает выводы о поведении производителей и старается приспособиться к ним.

Информация о спросе и потребностях, а следовательно, и о состоянии экономики в целом, о процессах, происходящих внутри экономической системы, по финансовым каналам в этом случае не поступает. Проводить сколько-нибудь обоснованную макроэкономическую политику становится невозможным – нет необходимой информации. Это то, что принято называть диктатом производителя, а не потребителя. Не спрос определяет предложение, а наоборот.

Для того чтобы нейтрализовать указанные процессы, необходимо вводить регулирование цен. Но искусственные цены не могут нести реальную информацию. Вот потому-то функцию носителя информации о состоянии, нуждах и потребностях экономики как целого в жесткой экономической системе и брало на себя центральное планирование. Оно также брало на себя функции координатора и регулятора работы элементов системы, которая в противном случае пошла бы вразнос.

«Если устранить из общества конкуренцию, свободные цены, торговлю средствами производства, рынок рабочей силы, впрочем, достаточно даже одного из названных элементов, поскольку они предполагают и обуславливают друг друга, то система товарного производства не сможет нормально функционировать, так как закон стоимости перестает действовать и стоимостные показатели теряют свою способность информировать нас о стоимости… стоимостные показатели уже не несут достоверной информации.

Руководствоваться ими в экономических расчетах – то же самое, что основываться на данных испорченного прибора в технике. Они, конечно, что-то показывают, но что именно – никто не знает» (Якушев В.М. Не разрушать, а созидать. – в сб. Альтернатива: выбор пути. – М.: Мысль, 1990).

 

В гибкой экономической системе координация и регуляция происходят естественно: здесь эту роль выполняет финансовый поток, заставляющий ее элементы адаптироваться к себе, т.е. подыскивать оптимальные связи, выбирать подходящих контрагентов (хотя сам финансовый поток, разумеется, время от времени подлежит искусственной корректировке, например, посредством изменения ставки процента).

Жесткая экономическая система адаптироваться к финансовому потоку не может именно в силу своей жесткости: не из чего выбирать, имеющегося контрагента просто некем заменить. Такая система сама стремится адаптировать финансовый поток к себе, нарушая нормальное функционирование экономики путем бесконечного вздувания цен.

Вторая причина, по которой денежный поток в жесткой системе не может быть регулятором экономических процессов, относится к чисто советскому типу жесткой экономической системы, когда экономика не отталкивается от потребительского сектора, не базируется на нем (неравновесная система).

В этом случае чисто физически не создается объем денежной массы, достаточный для покрытия потребности экономики в деньгах. Финансовый поток тут просто не может играть роль регулятора работы системы, поскольку является чрезмерно узким, т.е. он охватывает только отдельные сектора экономики, в то время как другие сектора разваливаются из-за нехватки денег в экономической системе. Каким образом в такой ситуации можно обойтись без использования раздвоенной финансовой системы и центрального планирования, – на этот вопрос «реформаторы» ответа не дают, они просто не задаются такими вопросами.

 

Как могло случиться так, что на Западе сформировалась гибкая экономическая система, а в Советском Союзе – жесткая? Причины, приведшие к созданию двух разных экономических систем, носят глубинный характер.

Прежде всего следует заметить, что западная цивилизация, по существу, городская, в то время как российская, которая легла в основу советского государства и в основу советской экономики, в сущности, – деревенская. Париж, Афины, Рим, Лондон, Женева и многие другие западные крупные промышленные центры были крупными торговыми и ремесленными центрами еще в первом тысячелетии до нашей эры. Еще в античные времена Западная Европа была усеяна городами, вокруг которых концентрировалась вся экономическая, общественная и культурная жизнь (а ведь города – это тоже элементы системы).

«Число городов в Римской империи составляло несколько десятков тысяч, в одной Италии при Флавиях их было 1200. Непрерывно возраставшее городское население достигало цифр, по античным масштабам огромных: в Риме жило никак не менее миллиона человек, в Карфагене к концу II века – 700 тысяч, в Александрии – 300 тысяч… население Эфеса составляло 225 тысяч, Пергама – 200 тысяч, в Великой Галлии существовало не менее 15 городов с населением до 200 тысяч человек» («История Древнего мира»).

«Большая часть крупных городов Италии, Франции, прирейнской Германии, придунайской Австрии возникли до нашей эры» (Фернан Бродель. «Время мира». Пер с франц. – М.: Прогресс, 1992).

Расцвет средневековых европейских городов пришелся на XII – XIV века. Резко возросло ремесленное производство, соответственно, число ремесленников, пришлось вводить разделение труда, чтобы обеспечить работой всех занятых. Так были заложены основы дискретных технологических циклов, на которых и стало базироваться все западное промышленное производство. Именно поэтому в экономической модели современного Запада крупные предприятия опираются на фундамент из огромного (и избыточного) числа мелких и средних предприятий.

(Напомним, вся западная промышленность выросла из средневековых европейских мастерских, из которых с течением времени сформировался тот слой мелких и средних предприятий – поставщиков промежуточной продукции – на который в конечном итоге и стали опираться крупные предприятия, выпускающие конечную продукцию. Структура же советской экономики подобную схему организации технологического процесса исключает в принципе, здесь указанный слой мелких и средних поставщиков промежуточной продукции отсутствовал изначально. Это абсолютно иная система, не имеющая с системой западной ничего общего.)

 

Табл. 1.

Распределение занятых по предприятиям разных размеров

(в % ко всем занятым в экономике)

Страны Размер предприятия

мельчайшее мелкое среднее крупное

Австрия 33,6 27,9 23,1 15,4

Бельгия 22,1 22,6 26,0 29,0

Великобритания 26,1 22,6 26,1 25,2

Италия 43,4 30,4 14,2 12,1

Франция 32,1 28,0 23,4 16,5

США 26,1 28,4 24,0 21,5

Япония 49,4 27,7 14,6 8,2

К мельчайшим отнесены фирмы с числом занятых от 1 до 19 человек, мелким – от 20 до 99, средним – от 100 до 499, крупным – более 500. В Великобритании и Италии к первым двум категориям отнесены фирмы соответственно с 1 –24 и 25 – 99, 1 – 9 и 10 – 99 занятыми.

Источник: Midland Bank review, Spring, p. 17.

 

Формировалась структура современной западной экономической системы вполне закономерно, она является естественным следствием эволюции с течением времени тех тенденций, которые изначально существовали в западном экономическом и социальном устройстве.

«Все экономические и социальные силы, характерные для современного [западного] общества, зародились в недрах средневекового общества уже в XII, XIII и XIV веках. В позднем Средневековье непрерывно росла роль капитала и усиливался антагонизм между социальными группами в городах. Как и всегда в истории, все элементы новой общественной системы развились уже внутри старой...

В раннем средневековье каждый был прикован к своей роли в социальном порядке. Человек почти не имел шансов переместиться социально – из одного класса в другой – и едва мог перемещаться даже географически, из города в город или из страны в страну. За немногими исключениями, он должен был оставаться там, где родился. Часто он не имел права одеваться, как ему нравилось, или есть, что ему хотелось. Ремесленник был обязан продавать за определенную цену, а крестьянин – в определенном месте, на городском рынке. Член цеха не имел права передавать технические секреты кому бы то ни было за пределами цеха и был обязан допускать своих коллег по цеху к участию в каждой выгодной сделке по приобретению материалов.

Личная, экономическая и общественная жизнь регламентировалась правилами и обязанностями, которые распространялись практически на все сферы деятельности (Эрих Фромм. Бегство от свободы. Пер. с англ. – Аст, 2004.).