Епифаний Премудрый: «Житие СергияРадонежского»
Кириллин В. М.
Второекрупное произведение Епифания — «Житие Сергия Радонежского».
Писатьего Епифаний начал, по его собственным словам, «по лете убо
единем или подвою по преставлении старцеве начях подробну мало
нечто писати.»Преподобный Сергий умер в 1392 году, так что начало
работы над егоагиобиографией приходится на 1393 или 1394 год. Над
ней Епифаний трудился болеечетверти века.«И имеях же у себе за 20
лет приготованы такового списаниясвитки...» Видимо, смерть помешала
агиографу полностью закончитьзадуманное «Житие». Однако труд его не
пропал. Во всяком случае, водном из списков «Жития Сергия» есть
указание, что оно«списася отсвященноинока Епифания, ученика бывшего
игумена Сергия и духовника обители его;а преведено бысть от
свя-щенноинока Пахомия святые горы.»
«ЖитиеСергия» сохранилось в нескольких литературных версиях. Списки
его краткихредакций датируются XV веком. А вот самый ранний список
пространной редакции(РГБ, собр. МДА № 88, л. 276-398) относится
лишь к середине 20-х годов XVIвека. Самый же знаменитый список
пространной редакции, богато и щедроиллюстрированный миниатюрами
(РГБ, Троиц, собр.- III, № 21, л. 1-346 об.),создан был в последнем
пятнадцатилетии XVI столетия. Судя по заглавию, именнопространная
агиографическая версия создана была Епифанием Премудрым к
1418-1419годам. Однако, к сожалению, авторский оригинал агиографа в
своем целостном видене сохранился. Тем не менее, по убеждению
многих ученых, именно пространнаяредакция «Жития Сергия» заключает
в себе наибольшой объем фрагментов,воспроизводящих непосредственно
епифаниевский текст.
Врукописной традиции данная редакция представляет собой разделенное
на 30 главповествование о преподобном Сергии от его рождения до
самой смерти. Обычно этоповествование сопровождается Предисловием,
рассказами о посмертных чудесахсвятого, Похвальным словом ему и
Молитвой к преподобному. Собственно с именемЕпифания Премудрого
исследователи связывают Предисловие, 30 глав Жизнеописанияи
Похвальное слово. Более того, некоторые из них даже полагают, что
именнотакой состав отражает первоначальную структуру «Жития».
Указываюттакже и на стилистическое соответствие текста пространной
редакции писательскойманере Епифания.
Такимобразом, в принципе не исключено, что как раз названная
редакция «ЖитияСергия Радонежского» по своему составу (считая
только три выделенныечасти), форме и содержанию более других
редакций схожа с епифаниевским текстом,а может быть, и прямо
является точным воспроизведением последнего. Во всякомслучае, в
качестве такового она помещена была еще в 50-е годы XVI
векасвятителем Макарием в Царский список «Великих Миней Четиих»,
причемнаряду с вторичной редакцией Пахомия Логофета, и позднее не
раз издавалась.
Внаучной литературе было высказано и конкретизирующее мнение
относительно текстав составе собственно биографической части
пространной версии «Жития»,который только и мог быть создан
Епифанием Премудрым. Видимо, из числа ее 30-тиглав перу последнего
принадлежат лишь первые 10-ть, то есть текст,заканчивающийся главой
«О худости порт Сергиевых и о некоемпоселянине»; последующий же
текст — оставшиеся 20-ть глав начиная с главыОб изведении источника
— является позднейшей компиляцией. Однако если этадвадцатисловная
часть «Жития» и представляет собой переработкутекстов,
произведенную Пахомием Логофетом, то основу ее, несомненно,
составилине сохранившиеся записи Епифания. Таким образом, в целом
она все-таки вкакой-то мере отражает его замысел.
Вотличие от своей предыдущей агиобиографии Епифаний наполняет
описание жизнипреподобного Сергия чудесами. Всеми мерами он
стремится доказать врожденнуюправедность своего учителя, прославить
его как предызбранного «угодникаБожия», как истинного служителя
Божественной Троицы, который стяжалсветоносную силу знания
троической тайны. В этом — основная задача писателя. Ирешая ее,
рассказывая о жизни и деяниях великого подвижника, Епифаний
неизменнопроповедует исполнившиеся на нем «дела Божии», причем
проповедует, пособственному же признанию, с помощью самого Бога,
Богоматери и личнопреподобного Сергия. Отсюда мистико-символический
подтекст его произведения,организуемый и содержательно, и
композиционно-стилистически. При этом Епифанийс большим мастерством
использует библейские числа.
Наиболеезаметным, буквально бросающимся в глаза повествовательным
элементом «ЖитияСергия Радонежского» является число 3. Несомненно,
автор придавал тройкеособое значение, используя ее в связи с
тринитарной концепцией своегосочинения, которая, очевидно, была
обусловлена не только его собственнымбогословским взглядом на мир,
но и тринитарной концепцией подвижнической жизниего героя — самого
преподобного Сергия.
Надосказать, семантический фон троической символики в «Житии»
неравномерен. Особая насыщенность отличает его в первых трех главах
текста. Это,по-видимому, объясняется мистико-предвещательным
значением описанных здесьсобытий. Так, уже само вступление в жизнь
будущего основателя Троицкогомонастыря было ознаменовано чудесами,
свидетельствовавшими о предназначеннойему необыкновенной
судьбе.
Вглаве «Начало житию Сергиеву» Епифаний подробно рассказывает
очетырех таких чудесных знамениях.
Первое- и значительнейшее — произошло, когда еще не родившийся
ребенок троекратнопрокричал из недр матери во время ее пребывания в
церкви на Божественнойлитургии и тем самым как бы предрек себе
славу учителя богословия. ОднаждыМария, беременная мать подвижника,
«во время, егда святую поютлитургию» пришла в церковь и встала
вместе с другими женщинами в притворе.И вот, перед тем как иерей
должен был начать «чести святоеЕвангелие», находящийся у нее под
сердцем младенец внезапно, при общеммолчании, вскричал так, что
многие «от таковаго проглашения»ужаснулись «о преславнемь чюдеси».
Затем «вторицею пачепрьваго» «на всю церковь изыде глас» младенца
«прежденачинания» Херувимской песни, отчего пришлось «и самой
матери егоужасшися стояти». И вновь «младенець третицею велми
възопи»после возгласа иерея «Вънмемь! Святая святым!». Происшедшее
весьмапоражает находившихся в храме людей. И прежде всего Марию.
Причем, любопытно:Епифаний, характеризуя ее внутреннее состояние,
использует триаднуюсинтаксическую конструкцию — сочинительное
соединение трех распространенныхпредикатов: «Мати же его /1/ мало
не паде на землю от многа страха, /2/ итрепетом великим одържима
сущи, /3/ и, ужасшися, начав в себе плакати».Замечательно, что эта
характеристика, в свою очередь, связывает нарративнуючасть всего
эпизода с диалогизированной, в которой посредством
воспроизведенияречей показано, как окружавшие Марию женщины
постепенно осознали, откудаисходил чудесный крик. Но еще более
замечательно, что новый пассаж вструктурном отношении триаден, то
есть состоит из трех чередующихсявопросов-обращений к Марии и трех
ее ответов: «Прочая же… жены… начашавъпрошати ю, глаголюще: /1/
Имаше в пазусе младенца…, его же глас… слышахом…? — Она же… отвеща
им: /1*/ Пытайте, — рече, — инде аз бо не имам, — Они же…
поискавшеи не обретоша. Пакы обратишася к ней, глаголюще: /2/ Мы в
всей церкви поискавшеи не обретохом младенца. Да кый тъй есть
младенец, иже гласом проверещавый? — Мати же его… отвеща к ним:
/2*/ Аз младенца в пазусе не имам, яко же мните вы,имею же во
утробе, еще до времени не рожена. Сий провъзгласил есть. — Жены
жереша к ней: /3/ До како дасться глас прежде рожения младенцу во
утробе сущу? — Она же рече: /3*/ Аз о семь и сама удивляюся… не
ведущи бываемаго».
Троическомузначению и триадной структуре рассказа о чудесном крике
еще не родившегосяподвижника соответствуют три других чуда, которые
имели место уже после егорождения и которые как бы прообразовывали
его будущие аскетические подвиги.
Одноиз них биограф усматривает в том, что новорожденный младенец,
едва начав жить идаже не будучи крещен, отказывался брать грудь
матери, если ей случалось«пищу некую вкусити еже от мяс и тою
насыщене быти». Таким образом онв конце концов приучил свою мать к
воздержанию и посту. Еще одно знамение «чудодействовашеся»«о
младенци» по его крещении и состояло в том, что он каждую среду
ипятницу «алчен» пребывал, вовсе не принимая «млека», но приэтом
оставался совершенно здоровым, так что «тогда вси видящи, и
познаша,и разумеша», "…яко благодать Божия бе на нем" и «яконекогда
в грядущиаа времена и лета в постном житии просияти ему».
Наконец,как третье чудесное предзнаменование агиограф рассматривает
нежелание младенцапитаться молоком каких бы то ни было других
кормилиц, но «пребысть своеютокмо питаем материю, дондеже и отдоен
бысть».
Такимобразом, несомненно, что Епифаний Премудрый главнейшее в
содержании своегосочинения — тринитарную концепцию — стремился
выразить и через форму, подчиняяобщей идее стилистический и
композиционный планы изложения.
Новот еще какая особенность в высшей степени достойна внимания.
Посколькучудо троекратного проглашения — это ключевой момент в
биографии преподобногоСергия, предрешивший всю его дальнейшую
жизнь, постольку агиограф в своемтексте придает данному чуду
определяющее значение, связывая с ним не толькоотдельные факты
описываемой действительности, но и все изложение в целомориентируя
на форму и смысл собственно рассказа о нем, соотнося и связывая
сним ряд эпизодов, сцен и пассажей Жития.
Действительно,присущая эпизоду о чудесном крике диалогизированная
форма, конструктивнымпринципом построения которой является триада
чередующихся вопросов и ответовили вообще каких-либо
взаимонаправленных речей, применяется Епифанием Премудрымв «Житии
Сергия Радонежского» неоднократно.
Например:при описании встречи отрока Варфоломея (мирское имя
Сергия) со «старцемсвятым» — глава «Яко от Бога дасться ему книжный
разум, а не отчеловек»; при воспроизведении прощальной беседы
новопостриженного инокаСергия с посвятившим его в монашество
игуменом Митрофаном — глава «Опострижении его, еже есть начало
чернечеству святого»; в рассказе о том,как к пустыннику Сергию
стали приходить — желая остаться с ним — другие монахии как он не
сразу соглашался принять их — глава «О прогнании бесов
молитвамисвятого»; в рассказе о видении Сергия, когда ему в образе
«птиц зелокрасных» представлена была будущая судьба основанной им
обители и егоучеников, правда структура этого эпизода усечена:
Сергий показан здесь лишь какпассивный участник чуда, тайнозритель,
безмолвно внимающий трижды прозвучавшемучудесному «гласу»- глава «О
беснующемся вельможе»…
Нетруднозаметить, что указанные эпизоды посвящены важнейшим личным
переживаниям герояжизнеописания — вступлению на путь сознательного
служения Богу, уподоблениюХристу во иноческом образе, возникновению
братской общины, откровению о благихпоследствиях подвижничества во
имя святой Троицы. Но так как по сути своей этипереживания играли
роль предопределяющих биографических факторов, топовествование о
них, помимо внешнего, образно-информационного,фактографического
содержания, характеризуется еще и потаенным,мистико-символическим
подтекстом, который передается самой формой изложения,структурно
отображающей тринитарную концепцию произведения в целом.
ОднакоЕпифаний Премудрый, создавая «Житие» Сергия, использует не
толькосокровенные изобразительные средства для выражения троической
идеи. Свой текстон насыщает также и прямыми декларациями последней.
Непосредственным поводомдля этого служит ему рассмотренное выше
чудо троекратного проглашения.Интерпретируя данное событие как
особое божественное знамение, писатель вновь ивновь возвращается к
нему в ходе повествования, толкует его то устамивторостепенных
персонажей Жития, то в собственных отступлениях, так чтодовольно
долго тема указанного чуда звучит в его сочинении как
явственный,настоятельный, доминирующий мотив.
Сказанноеможно проиллюстрировать, например, рассказом о крещении
новорожденного младенцаВарфоломея, который читается в первой главе
агиобиографии — почти сразу зарассказом о чуде троекратного
проглашения. Когда по завершении крещальногообряда обеспокоенные
судьбой своего сына родители попросили священника Михаиларазъяснить
им значение этого чуда, последний успокоил их символическим
предсказанием,что сын их «будет /1/ съсуд избран Богу, /2/ обитель
и /3/ служительсвятыя Троица». Причем данному — триадному по форме
и троическому посмыслу — предсказанию он предпослал триаду
обосновывающих его цитат «отобою закона, Ветхаго и Новаго»,
воспроизведя таким образом слова пророкаДавида о всеведении Бога:
«Несъделанное мое (то есть — зародыш мой.- В.К.) видеста очи твои»
(Пс. 138: 16); слова Христа к ученикам об ихизначальном ему
служении: «Вы же яко (то есть — потому что вы.- В. К.)искони съ
мною есте» (Ин. 15: 27); и наконец слова апостола Павла о
егособственном — от рождения — богоизбранничестве на
благовествование о ХристеСпасителе: «Бог, Отец Господа нашего
Иисуса Христа, възвавый мя из чреваматеремоея — явити Сына Своего
въ мне, да благовествую в странах»(Гал. 1,15-16).
Настоящийповествовательный эпизод, как и рассмотренный выше,
поражает удивительногармоническим соответствием между содержащейся
в нем идеей и способом еепередачи. Так, в нем частный образ-символ,
создаваемый непосредственно словом(«трикраты», «Троица»),
восполняется и усиливается триаднойструктурой отдельной фразы или
целого периода, и в результате возникаетсемантически более емкий и
выразительный общий образ, который своей символикойбуквально
заставляет читателя понимать текст и запечатленную в
немдействительность именно в тринитарном духе.
Надосказать, прием троекратного цитирования используется Епифанием
в качествепринципа художественного повествования так же
последовательно, как и триадныйприем построения диалогизированных
сцен. В тексте пространной редакции«Жития» он наблюдается,
например, в уже упоминавшемся рассказе овозникновении вокруг
преподобного Сергия братской общины. Так, подвижник,согласившись в
конце концов принять просившихся к нему монахов, обосновываетсвое
решение тремя цитатами из Евангелия и Псалтири: «Грядущаго къ мне
неижьждену вънъ» — Ин. 6: 37; «Иде же суть два или трие съвъкуплени
въимя мое, ту аз есмь посреде их» — Мф. 18: 20; «Се коль добро и
колькрасно еже жити братии вкупе» — Пс. 132: 1. Прием троекратного
цитированияреализован также в рассказе о встрече Сергия с епископом
Афанасием Волынским(глава «О прогнании бесов молитвами святого»).
Здесь агиографвоспроизвел две беседы, состоявшихся тогда. В первой
— относительно игуменствапреподобного — Афанасий с помощью трех
цитат («Изведу избраннаго от людеймоих» — Пс. 88: 20; «Ибо рука моя
поможет ему, и мышца моя укрепити» — Пс. 88: 22; «Никто же приемлет
ни чти, ни сану, тъкмо възванныйот Бога» — Евр. 5: 4) убеждает
своего собеседника стать игуменом«брати, Богом събраней въ обители
святыя Троица». Во второй беседесвятитель, опять-таки использовав
три цитаты («Немощи немощных носити, ане себе угажати. Но на
съграждение кождо ближнему да угаждает» — Рим. 15:1; «Сиа предаждь
верным человеком, иже достижни будут и иных научити»- 2 Тим. 2: 2;
«Друг другу тяжести носити, и тако скончаете законХристов» — Гал.
6: 2), преподает Сергию на прощание наставление о лучшемобразе
духовного попечительства о братии. Наконец, и сам троицкий
подвижник, повозвращении в свой монастырь (как сообщается в главе
«О начале игуменьствасвятого»), свою первую речь к братии открывает
тремя библейскими цитатами(«Нужно бо есть царство небесное, и
нужници въсхищают е» — Мф. 11:12; «Плод духовный есть любы,
радость, мир, тръпение, благоверие,кротость, въздержание» — Гал. 5:
22; «Приидите, чада, послушайтемене: страху Господню научю вы» —
Пс. 33: 12). Без сомнения, данный приемслужил писателю
специфическим средством сакрализации художественно
воспроизводимойдействительности.
Какуже говорилось, тема чудесного троекратного проглашения в
содержаниианализируемой агиобиографии является сюжетоорганизующей
доминантой. Поэтомумногие эпизоды «Жития», в которых она так или
иначе затрагивается,связаны между собой как по смыслу, так и по
форме: определенным образом подобныдруг другу; то есть их
повествовательная структура представляет собой все ту жетриаду,
используемую агиографом в качестве некоей отвлеченной идейной
иконструктивной модели литературно-художественного изложения. В
сюжетеисследуемого произведения обнаруживается несколько цепочек
такихвзаимосвязанных эпизодов и сцен. Вместе они составляют как бы
веер символическизначимых картин, которые взаимно соединены и
скреплены — образно и по смыслу — рассказом о трех чудесных
проглашениях еще не родившегося младенца.
Частьиз них указана выше. Отмечено также, что главным
формообразующим принципом исемантическим средством сокровенной
передачи сакрально-мистической информации водних эпизодах является
диалогическая триада (наряду с синтаксической), а вдругих — триада
цитат. Но в тексте Епифания Премудрого нашла воплощение, крометого
и триада предсказаний.
Наоснове данного художественного приема построен, например, рассказ
о беседеродителей Варфоломея со «старцем святым», когда он был у
них в доме.Подобно прочим, рассказ этот в контексте идейного
содержания и в системесюжетной организации повествования о
преподобном Сергии Радонежском предстаеткак обусловленный чудом
троекратного проглашения.
Всамом деле, ведь пророческая речь старца была произнесена в ответ
на обращеннуюк нему просьбу Кирилла и Марии «утешить» их «печаль»
поповоду того, что некогда с их сыном «вещь… сътворися страшна,
странна инезнаема» (триада однородных членов), ибо он «за неколико
времярожденна» «трижды провереща в утробе матерне».
Соответственноволе автора «Жития», свое разъяснение смысла
случившегося«святой старец» начинает с триадного — по числу
употребленныхсинонимов — воззвания к вопросившим его: «О блаженная
връсто! О предобраасупруга, иже таковому детищу родители быста!…».
И затем, объяснив, что эточудо Знаменует богоизбранность
Варфоломея, он в подтверждение тому изрек трипредвещания: "…Iпо
моем отшествии, -сказал он, -узрите отрока добре умеющавсю грамоту
и вся прочаа разумевюща святыя книгы. И второе же знамение вам
иизвещение, — яко отроча се будет велик пред Богом и человекы,
жития радидобродетнлнаго". После этих слов старец ушел,
напоследок«назнаменавтемне глагол к ним, яко: Сын ваю иматьбыти
обитель святыя Троицаи многы приведет въслед себе на разум
божественных заповедей». Последнее(третье) предсказание, несмотря
на темноту, все же целиком обнажает идеютроичности в ответе старца.
И как обычно для поэтики Епифания, эта идеямистически выражена
также через форму.
Нолюбопытнее всего то, что к восприятию богословского смысла
данного эпизодаагиограф подготавливает своего читателя постепенно —
всем предыдущим текстом, вчастности, буквально ближайшим рассказом
о чудесной встрече отрока Варфоломеясо«старцем святым». Причем,
используя в последнем уже известный намприем диалоговой триады,
вкупе с синтаксической («старца свята, странна инезнаема»; «преста
старець, и възрев на отрока, и прозре внутренимаочима»), писатель
прибегает и к помощи сильной, символически предельнонагруженной
художественной детали. Я разумею подробность о том, как старец
вовремя беседы с Варфоломеем, произнеся слова «приими сие и
снежь»«иземь от чпага своего акы некое съкровище, и оттуду треми
пръсты подастьему нечто образом акы анафору, видением акы мал кус
бела хлеба пшенична, еже отсвятыя просфиры…». Данная подробность —
сама по себе, да еще обрамленная втексте триадой однотипно
оформленных сравнений — исполнена одновременно илитургического и
догматического значения. И потому недвусмысленно указывает
напредопределенный отроку подвиг богословствования во имя Пресвятой
Троицы вличном молитвенном служении и в общественной проповеди, о
чем уже прямопророчествует (несколько ниже) явившийся ему
старец.
Нотема троекратного проглашения, которой посвящено рассмотренное
пророчество, ввысшей степени важна и для самого Епифания
Премудрого. Ее он касается всобственных — авторских — рассуждениях,
поместив их в первой главе своегосочинения. Однако означенное чудо
интересует его не только как фактисторический, обладающий
определенным смыслом, но и как факт, реализовавшийся вопределенной
форме. Иными словами, жизнеописатель пытается объяснить,во-первых,
почему произошло чудо, а во-вторых, почему младенец«провереща»
именно в церкви и именно три раза. Естественно, егосоображения
отражают общую концепцию биографии преподобного Сергия
Радонежскогои согласуются с мыслями второстепенных персонажей
произведения. Усматривая впроисшедшем чуде Божественное
предзнаменование и свидетельство о богоизбранничествемладенца,
Епифаний толкует его в символических образах, а также
посредствомисторической аналогии. При этом он использует число 3
опять-таки и какформально-конструктивный принцип изложения, и как
основнойлексико-семантический компонент текста.
Формально-конструктивныйпринцип изложения можно наблюдать,
например, в пассаже: «Дивити же ся пачесему подобает, како
младенець в утробе не провереща кроме церкви, без народа,или инде,
втайне, наедине, но токмо при народе…» Размышляя о значении
этогособытия, писатель дает сначала объяснение
конкретно-реалистического толка:«яко да мнози будут слышателие и
свидетели сему истинству». А затемпереходит к
абстрактно-символической трактовке и раскрывает таинственный
смыслслучившегося с младенцем в трех предположениях пророческого
содержания:«яко да въ всю землю изыдет слово о нем», «да молитвеник
крепокбудет к Богу». «яко да обрящется съвръшеная святыня Господня
в страсеБожии».
Каквидно, здесь в качестве художественного приема использована
триада предсказаний.И то, что сделано это вполне сознательно,
подтверждается буквально следующимпассажем, в котором тринитарная
концепция автора прямо декларирована:лексико-семантически, образно
(через исторические примеры, а также предвещания)и на понятийном
уровне христианской догматики; и, кроме того, сокровенновыражена
через синтаксические триады, усиливающие общий пафос отрывка:«Пакы
ему достоит чюдитися, что ради не провъзгласи единицею или
дважды,но паче третицею, яко да явится ученик святыя Троица, поне
же убо тричисленоечисло паче инех прочих числ болши есть зело
чтомо. Везде бо троечисленое числовсему добру начало и вина
взвещению, яко же сеглаголю(здесь Епифаний ссылаетсяна 12 —
запомним это! — библейских примеров.- В. К.): /1/ трижды Господь
Самоилапророка възва (1 Цар. 3: 2-8; 10-14; 19-20); /2/ трею
камению пращею ДавидГолиада порази (см. выше); /3/ трижды повеле
възливати воду Илиа на полена,рек: Утройте! — утроиша (3 Цар. 18:
30; Сир. 48: 3); /4/ трижды тожде Илиа дунуна отрочища и въскреси
его (3 Цар. 17: 1-23); /5/ три дни и три нощи Ионапророк в ките
тридневнова (Ион. 2: 1); /6/ трие отроци в Вавилоне пещь
огньнуюугасиша (Дан. 3: 19-26); /7/ тричисленое же слышание Исаию
пророкусерафимовидцу, егда на небеси слышашеся ему пение
аггельское, трисвятоевъпиющих: Свят, свят, свят Господь Саваоф!
(Исайя 6: 1-3); /8/ трею же летвъведена бысть в церковь Святая
Святых пречистая Дева Мариа (апокриф); /9/тридесяти же лет Христос
крестися от Иоанна въ Иердане (Лк. 3: 23); /10/ три жеученикы
Христос постави на Фаворе и преобразися пред ними (Лк. 9: 28-36 и
др.);/11/ тридневно же Христос из мертвых въскресе (Мф. 16: 21; 20:
19); /12/трикраты же Христос по въскресении рече: Петре, любиши ли
мя? (Ин. 21: 15-17).Что же извещаю по три числа, а что ради не
помяну болшаго и страшнаго, еже естьтричисленое Божество: /1/ треми
святынями, треми образы, треми собьствы — в трилица едино Божество;
/2/ пресвятыа Троица — и Отца, и Сына, и Святого Духа;
/3/триипостаснаго Божества — едина сила, едина власть, едино
господьство? Лепо жебяше и сему младенцу трижды провъзгласити, въ
утробе матерне сущу, прежерожениа, прознаменуя от сего яко букдет
некогда троичный ученикь, еже и бысть,и многы приведет в разумь и
въ уведение Божие, уча словесныя овца веровати в СвятуюТроицу
единосущную, въ едино Божество».
Должноподчеркнуть: это рассуждение — помимо того, что вводит жизнь
прославляемогоподвижника в русло Священной истории, — доказывает
еще и мысль, что всякоесакральное событие по сути и по форме
представляет собой предопределенную свышереализацию известной
закономерности, или известного — выражающего идеютроичности —
канона, по которому действуют участники
происходящего.Троечисленность, таким образом, как абсолютный
конструктивный ипричинно-логический принцип сакрального события и,
соответственно,структурно-содержательный элемент литературного
рассказа о нем — символическизнаменует сокрытую в нем тайну
Божественного произволения. Потому и ЕпифанийПремудрый
последовательно держится этого правила. К тому же, как выясняется,
— в наиболее значимых (мистически и провиденциально-биографически)
местахжизнеописания преподобного Сергия Радонежского. Такой подход
в результатеобеспечил максимально выразительное единство
отвлеченного тринитарного замыслаписателя с его литературным
воплощением в конкретном содержании и форме«Жития».
Всвете сказанного вполне закономерным представляется и
количествоповествовательных глав в исследуемом памятнике. Они не
обозначены специальныминомерами, но все же их ровно 30. Вряд ли это
случайное совпадение.Соотнесенность количества глав в жизнеописании
с числом 3 (благодаря кратности)также представляется потаенным
намеком автора на главную — троическую — идеюпроизведения и,
следовательно, может быть квалифицирована как
осознанно,целенаправленно примененный художественный,
мистико-символический приемпередачи сокровенной информации.
Итак,в епифаниевской редакции «Жития» Сергия Радонежского число
3выступает в виде разнообразно оформленного повествовательного
компонента: какбиографическая подробность, художественная деталь,
идейно-художественный образ,равно и как абстрактно-конструктивная
модель либо для построения риторическихфигур (на уровне
словосочетания, фразы, предложения, периода), либо дляпостроения
эпизода или сцены. Иными словами, число 3 характеризует
исодержательную сторону произведения, и его
композиционно-стилистическуюструктуру, так что по своему значению и
функции всецело отображает стремлениеагиографа прославить своего
героя как учителя Святой Троицы. Но наряду с этимозначенное число
символически выражает и неизъяснимое
рационально-логическимисредствами знание о сложнейшей
умонепостигаемой тайне мироздания в его вечной ивременной
реальностях. Под пером Епифания число 3 выступает в
качествеформально-содержательного компонента воспроизводимой в
«Житии»исторической действительности, то есть земной жизни,
представляющей собой кактворение Бога образ и подобие жизни
небесной и потому заключающей в себе знаки(тричисленность,
триадность), которыми свидетельствуется бытие Божие в еготроическом
единстве, согласии и совершенной полноте.
Сказанноепредполагает и последний вывод: Епифаний Премудрый в
«Житии СергияРадонежского» явил себя вдохновеннейшим, изощреннейшим
и тончайшимбогословом; создавая данную агиобиографию, он попутно
размышлял влитературно-художественных образах о Святой Троице —
самом трудном догматехристианства, иначе говоря, выражал свое
знание об этом предмете несхоластически, а эстетически, причем,
несомненно, следовал в этом отношениииздревле известной на Руси
традиции символического богословия. Точно так же,кстати,
богословствовал о Троице и его великий современник — Андрей Рублев,
нотолько живописными средствами: красками, светом, формами,
композицией.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта
www.udaff.com