Если в ранних сочинениях по орфографии можно встретить наиболее
архаические черты лингвистического сознания, то с изучением
собственно грамматики[199]в европейской культуре XV—XVII вв.,
напротив, связаны некоторые новые черты в отношении к языку и
знаку.
До XV в. Европа знала грамматики только латинского и греческого
языков, восходившие к трудам античных грамматистов. В XV—XVI вв. в
разных странах появляются первые грамматики новых народных языков
(vernaculae), причем с той же стихийной обязательностью, с какой
сейчас распространяются технологические открытия.
Хронология первых грамматик народных языков такова:
1465 г. — грамматика итальянского языка знаменитого гуманиста,
Леона Батисты Альберти, архитектора и математика.
1492 г. — испанская (каталонская) грамматика Антонио де
Небрихи.
1509 г. — английская грамматика Джона Колета и Вильяма Лили.
Конец XV или начало XVI в. — русская (к сожалению, рукописная и
неоконченная) «Книга глаголемая Донатус меншей, в ней же беседует о
осмих частех вещаниа…» Дмитрия Герасимова[200].
1531 г. — французская Жака Дюбуа (Сильвиуса).
1533 г. — чешская Вацлава Филомата, Бенеша Оптата и Петра
Гзеля.
1539 г. — венгерская Сильвестра Яноша Эрдеши.
1568 г. — польская Петра Статориуса (Стоеньского).
1571 г. — чешская Яна Благослава.
1574 г. — немецкая Лаврентия Альбертуса.
1584 г. — словенская Адама Бохорича.
1604 г. — хорватская Бартоломея Кашича.
1643 г. — «Грамматыка словенская» Иоанна Ужевича (рукописный
учебник «простой мовы» — литературного украинско‑белорусского
языка), составленный во Франции, по‑видимому, в миссионерских
целях).
В конце XVI в. появляются первые печатные грамматики
церковнославянского языка[201]: в 1591 г. во Львове — грамматика
сразу греческого и церковнославянского языков, под заглавием
«Адельфотис. Грамматика доброглаголиваго еллинословенскаго
языка»[202]; затем «Грамматика словенска» Лаврентия Зизания
(Вильна, 1596); в 1619 г. в Евье под Вильной в типографии
православного братства была напечатана знаменитая грамматика
Мелетия Смотрицкого — «Грамматики славенския правилное синтагма»
(2‑е изд. М., 1648; 3‑е изд. М., 1721; 4‑е изд. Рымники (в
Румынии), 1755).
Предпосылки повсеместного распространения грамматик были связаны,
во‑первых, с гуманизмом и Возрождением; во‑вторых, причем более
непосредственно, — с Реформацией и контрреформацией.
Европейские грамматики XV — начала XVII в. возникают в русле новых
культурно‑познавательных интенций, привитых гуманизмом и
Возрождением. Появляется потребность в углубленном самопознании
культуры — в понимании средств, методов, «материала»,
«инструментов» культуры. В искусстве итальянского Возрождения это
вызвало трактаты Пьеро делла Франчески, Альберти, Леонардо да
Винчи, Вазари о красках, о роли модели, о пропорции; математические
расчеты перспективы и композиции художественных полотен,
углубленное занятие художественной анатомией и механикой. В сфере
словесного творчества стремление понять «технику» культуры вызвало
трактаты о языке Данте, Лоренцо Валлы, Пьетро Бембо; работу
Леонардо да Винчи над латинской грамматикой на итальянском языке и
над латинско‑итальянским словарем; первое в Европе ученое
филологическое сообщество — флорентийскую Академию с программой
культивирования совершенного языка. В этом ряду
культурно‑познавательных усилий, предприятий, замыслов находятся и
ранние грамматики народных языков.
С другой стороны, европейские грамматики XV—XVII вв. так или иначе
связаны и с Реформацией. Одни грамматики развивали и
пропагандировали филологические надежды Реформации; другие ей
противостояли.
Подобно тому, как инициатива переводов Писания на народные языки
исходила от протестантов (см. §95), так и первые славянские
грамматики были созданы протестантами. Такова чешская грамматика
протестантских священников Филомата, Оптата и Гзеля (Намешт, 1533);
первая польская грамматика кальвиниста, позже социнианина Петра
Статориуса‑Стоеньского (Краков, 1568); лучшая в XVI в. чешская
грамматика Яна Благо‑слава, главы протестантской общины «Чешских
братьев» (рукопись 1571 г.); первая словенская грамматика,
составленная одним из лидеров словенского протестантизма Адамом
Бохоричем (Виттенберг, 1584).
Однако грамматики не были специфически протестантским явлением. Они
создавались также католиками и православными. Грамматика могла
иметь и контрреформационную направленность. Таковы первые печатные
восточнославянские грамматики — «Адельфотис», грамматики Лаврентия
Зизания и Мелетия Смотрицкого. Их составили православные книжники
для поддержки церковнославянского языка. Подобно тому, как
Геннадиевский библейский свод 1499 г. и напечатанная на его основе
«Острожская Библия» 1581 г. противостояли реформационным попыткам
перевода Писания на народные языки, так и грамматика Мелетия
Смотрицкого была крупнейшей филологической акцией в защиту
культового надэтнического языка Slavia Orthodoxa.
Вместе с тем в позиции Смотрицкого есть новые черты. В его
грамматике нет распространенного в православной книжности отношения
к церковнославянскому языку как к языку священному и
исключительному[203]; нет обычных для православия рассуждений об
особой «благодати» «славенского» языка или его превосходстве над
латынью. Мелетий Смотрицкий не оценивает языки по вероисповедному
принципу и де факто признает их равноправие.
В грамматике Смотрицкого в значительной мере снимается
противопоставление церковнославянского в качестве священного языка
народному («простой мове») как языку несакральному, мирскому. В
предисловии к грамматике, написанном на «простой мове», Смотрицкий
рекомендует обращаться к ней при обучении «славенскому» языку. В
тексте самой грамматики он часто поясняет церковнославянские формы
или обороты с помощью «простой мовы», в том числе переводит на нее
библейские стихи. Новым было отношение Смотрицкого и к самой
грамматике: протестантски трезвое, далекое от приписывания
грамматике сакральной и богословской значимости.
Реформационное звучание грамматики Смотрицкого было приглушено при
ее переиздании в Москве (1648), «естественно», без имени автора,
ставшего в 1627 г. униатом. Из текста грамматики были исключены все
пояснения и переводы на народном языке. Скромное предисловие
Смотрицкого на «простой мове» заменили анонимные (восходящие к
сочинениям Максима Грека) церковнославянские рассуждения о святости
«словенского» языка и богоугодности грамматики с упоминанием
главных православных авторитетов (Василия Великого, Григория
Богослова, Иоанна Златоуста). В московском издании укрупнили формат
и шрифт, шире стали поля. В сочетании с пространными предисловиями
и послесловиями это значительно увеличило массу книги. В ней
появились киноварные заглавия рубрик и инициалы. Все это придавало
московской грамматике 1648 г. торжественный и внушительный вид,
делая ее «официальным изданием московской грамотности» (Ягич, 1910,
30).
Таким образом, в XVII в. грамматика еще принадлежала церкви.
Грамматики писали церковные люди, для церковных школ. Грамматики
базировались на языке Писания и учили понимать этот язык.
Грамматики еще могли быть предметом конфессиональной полемики и
пристрастия; все еще имели смысл определения грамматик как
православной, иезуитской или протестантской.