- Lektsia - бесплатные рефераты, доклады, курсовые работы, контрольные и дипломы для студентов - https://lektsia.info -

Франс Эмиль Силланпяя

Введение
Цель данной работы – рассмотреть некоторые произведения ФрансаЭмиля Силланпяя, единственного лауреата Нобелевской премии в области литературыв Финляндии, и на примере этих произведений показать, что нового он привнес вфинскую литературу.
Хронологические рамки: 1888–1964 гг.
Задачи, поставленные в работе – изучить литературу и другиематериалы, посвященные Франсу Эмилю Силланпяя, а также литературу по историиФинляндии начала XX века, и проанализировать:
1. Что повлияло в юношеские годы на формирование мировоззренияСилланпяя, как окружение влияло на его взгляды
2. в какой исторической ситуации жил и творил Франс Эмиль Силланпяя
3. что способствовало тому, что Силланпяя стал символом, гордостьюсвоего народа.
Первая глава рассматривает детство и юность писателя, годы учебы вТампере и в Хельсинки, а также его научные и философские увлечения в юношескиегоды, значительно повлиявшие на его мировоззрение
Во второй главе, на фоне исторических событий тех лет,рассматриваются произведения первого периода наивысшей творческой активностиписателя (это конец 10-х и начало 20-х гг.). Тогда увидели свет романы «Жизнь исолнце» («Elämä ja aurinko», 1916), «Праведная бедность» («Hurskas kurjuus», 1919), повесть«Хилту и Рагнар» («Hiltu ja Ragnar», 1923), сборники рассказов «Дети человеческие в потоке жизни» («Ihmislapsia elämän saatossa», 1917), «Дорогое мое отечество» («Rakas isänmaani», 1919),«Хранимые ангелами» («Enkelten suojatit», 1923), «От земли» («Maantasalta», 1924), «Бобылья горка» («Töllinmäki», 1925).
Третья глава посвящена другому периоду, совпавшему с началом 30-хгг., который завершается в 1939 году присуждением ему Нобелевской премии. Онвключает романы «Рано усопшая» («Nuorenanukkunut», 1931), «Путь мужчины» («Miehen tie», 1932), «Люди в летнюю ночь»(«Ihmiset suviyössä», 1934). В дальнейшем Силланпя писал уже меньше и преимущественнов мемуарном жанре.
Большую помощь в данном исследовании нам оказала работа ПануРайалы о Силланпяя, а также Карху Э.Г. История литературы Финляндии.

1. Детство и юность
 
1.1 Годы учебы
 
Франц Эмиль Силланпяя, выдающийся прозаик-реалист и единственныйпока в финской литературе лауреат Нобелевской премии, родился в Мюллюколу,хозяйстве мелкого арендатора в деревне Киериккала поблизости от волостиХямеенкюрё, в юго-западной Финляндии, в 1888 году. Оба его родителя происходилииз крестьянских семей: отец Франс Хенрик Коскинен был родом из прихода Кауватсав западной Сатакунта, а мать Ловииса Вильхельмиина Мякеля была из Хямеенкюрё.Обширные родственные связи оказались важны, когда в самом начале XX века Франса Эмиля отправилиучиться, что не было обычным для мальчика из бедной крестьянской семьи.
То, что после народной школы в 1900 году его приняли в лицей вТампере, было удачным стечением обстоятельств. Однако это также было следствиемреализации идеи народного просвещения и целенаправленного подъема общественногосознания. Годы учебы Франса Эмиля совпали со временем плодотворного перелома вжизни индустриального города Тампере. Всеобщая забастовка 1905 года воодушевилакак рабочих, так и буржуазию, и мальчики-лицеисты активно участвовали вдемонстрациях против царской власти. Силланпяя-лицеист имел счастливуювозможность наблюдать за событиями в бурлящем обществе одновременно глазамипролетариата и состоятельной буржуазии: сначала он снимал угол в рабочемквартале Амури, а затем в качестве домашнего учителя жил в семье фабрикантаХенрика Лильерооса. В школьные годы его христианское мировоззрение существеннорасширилось, что имело большое значение с точки зрения его последующейписательской карьеры.
Его патрон Лильероос посоветовал одаренному лицеисту продолжитьучебу в университете на врача. В экономическом отношении это был бы абсолютнонадежный путь, но он не слишком заинтересовал эстетически ориентированногоФранса Эмиля. Он проучился в Хельсинки пять лет, с 1908 по 1913 годы, живя
на ссуды и получая поддержку знакомых и поручителей, однако учеба продвигалась медленно.
За годы учебы Силланпяя, помимо долгов, обрел современныйестественно-научный взгляд на жизнь, в основе которого лежало стремление кширокому синтетическому восприятию. Его в гораздо большей степени интересовалиточки соприкосновения науки и искусства, лекции доцента А.Й. Солталы поморфологии и профессора Юрьё Хирна о литературе современных народов, чем собственнополучение ученой степени. Молодой философ Эйно Кайла выступал о революционныхвоззрениях Анри Бергсона об относительности времени. Наряду с научнымистатьями, Силланпяя зачитывался книгами Юхани Ахо, Кнута Гамсуна, АвгустаСтриндберга и русской прозой. Монистический взгляд на мир увлекал его своимитезисами о всеединстве, о сохранении энергии, верой в победу разума надоружием.
В общекультурном развитии Силланпяя в студенческие годы особуюроль сыграло его знакомство с семьей художника и профессора Э. Ярнефельта(брата писателя А. Ярнефельта. Посещая дом Э. Ярнефельта вхельсинкском пригороде Туусула, где тогда жили и работали известные финскиехудожники, композиторы, писатели, молодой Силланпяя впервые получил возможностьобщения с высококультурной интеллигентной средой, возможность видеть картины,слушать музыку, участвовать в беседах об искусстве. Хейкки Ярнефельт училсявместе с Силланпяя, что позволило последнему лично познакомиться с величайшимипредставителями национальной культуры того времени, такими как Ян Сибелиус,Юхани Ахо и Пекка Халонен. Свободная атмосфера семейства Ярнефельтов, в которойощущалось влияние как аристократизма, так и радикального толстовства, имелабольшое значение для духовного развития молодого сельского студента. И в этойсреде он оказался на перекрестке самых различных веяний. Для юноши, выросшего вбатрацко-арендаторской среде, это был совсем другой мир. Мир крестьянский и мирартистический, нелегкий переход из одного в другой, а подчас и неуверенность внужности такого перехода, чувство затянувшейся «промежуточности» собственногоположения – все это отразится в раннем творчестве Силланпяя.
1.2 Формированиесобственного мировоззрения
Студенческие годы имели большую важность длялитературного и мировоззренческого развития Силланпяя. Его особенно увлекали вопросы,связанные с естественнонаучными исследованиями и свободной философией науки.Тогда в Европе широко обсуждалась монистическая натурфилософия, исследующаяприроду основ мироздания. В 1909 году ведущий представитель этого направленияВильгельм Оствальд получил Нобелевскую премию в области химии. Для монизма былахарактерна вера в прогресс, мир во всем мире, всеобщую связь между всем сущим.Делалась попытка создать некий синтез старого религиозного и нового материалистическогомировосприятия. На основе этих построений Силланпяя начал развиватьсобственное, ориентированное на природу, мировоззрение.
Университетские занятия биологией оказали сильноевлияние на взгляды Силланпяя. В числе интересовавших его естественнонаучных ифилософских теорий были эволюционистские взгляды знаменитого дарвиниста Э. Геккеля,так называемый «энергетический монизм» В. Оствальда, вышеупомянутогохимика и философа-идеалиста; интуитивистская философия А. Бергсона, теорияотносительности А. Энштейна, морфология культуры О. Шпенглера,психоаналитическое учение З. Фрейда.
Силланпяя упорно считал себя материалистом, ревностным сторонникомэволюционно-монистического взгляда на природу и человеческое бытие. «Я всегдабуду благодарен судьбе за то, что мне посчастливилось получить основательныепознания в эволюционной теории, которая составляет фундамент всего моего миро-и жизневоззрения; я даже не представляю, как можно было бы обойтись без этойтеории в выработке практических, чего-либо стоящих убеждений»1
Термин «монизм» в значении, противоположномфилософскому дуализму, был весьма распространенным в научно-философских кругахтого времени (Э. Геккель основал в 1906 г. в Германии «Союзмонистов»). Но, как известно, есть монизм материалистический и монизмидеалистический.
Монизм Силланпя тоже был с уступками идеализму и пантеизму в духеСпинозы, в философии которого материалистическая тенденция облекалась в формунатуралистического пантеизма. Стихийный материализм Силланпяя проявлялся ярчевсего в его художническом доверии к эмпирической действительности, кприродно-крестьянскому миру, к непосредственной плоти жизни, часто непригляднойи грубой, но подлинной. В строго философском смысле это был материализмдовольно-таки уязвимый – на строгую последовательность не претендовал и самписатель. Акцентировался некий универсальный взгляд на все сущее, чтоотразилось в самом стиле Силланпяя. Исходным было представление, что все вмироздании и земной природе, в жизни человечества и отдельного индивида объединеносубстанциональной всеобщностью, всюду проявляют себя взаимозависимыеорганические циклы и ритмы. Микрокосм соотносится с макрокосмом, мгновение свечностью, обыденнейший быт с универальным всебытием. Соответственно в прозеСилланпяя совмещаются разные временные потоки: космическое время, биологическоевремя, историческое время, причем последнее несколько ослаблено. Гуманист ипацифист Силланпяя критически относился к церкви и официальному духовенству,обвиняя их в прислужничестве власть имущим, но ему не был чужд интерес кхристианской этике, к взглядам Л. Толстого. С идей эволюционистскогомонизма связано у Силланпяя представление о едином человечестве с общими длявсех народов идеалами и целями. Он писал, что подобно тому как отдельных людейобъединяет на определенном этапе их развития чувство гражданской солидарности,так должна в будущем возникнуть всеобщая «солидарность народов», «органическиединое человечество».
Из-за материальных трудностей и ухудшившегося состояния здоровьяСилланпяя не окончил университетского курса. В конце 1913 г. он покинулХельсинки и поселился в деревне у родителей с намерением посвятить себялитературному творчеству.1 У него не было ни денег, нивозможностей продолжить учебу, зато было четкое представление о том, куда следуетидти. «Жизнь неприкаянного доктора» в Тёллинмяки на родительский счет была неслишком приятна, однако в его комнатке начали рождаться рассказы, в которыхвыплеснулись окружающее социальное напряжение и личные переживания того мирка,в котором ему пришлось находиться.
Осенью 1916 года Силланпяя, подобно ракете, ворвался налитературный небосвод со своим романом «Жизнь и солнце». В царившей атмосферезастоя в романе били ключом летние настроения, смело обрисованная любовь междумолодыми людьми, опьянение природой. Роман полностью овладевал своим читателем,он стал сенсационным прорывом писателя – дебютанта. Критика встретила новогоавтора как отрицательными, так и восторженными рецензиями.
Силланпяя – бытописатель сельской Финляндии. По тематике в самомобщем ее выражении он довольно традиционен, причем из множествапредшественников особенно близки ему были Ю. Ахо и А. Ярнефельт. Впрозе Ахо он находил психологизм, тонкое чувство природы, «сплав европейскойкультуры с истинно финской, благородной простотой». Эта краткая характеристикавключает нечто от специфики собственного таланта Силланпяя, но уже с поправкойна новый этап литературного развития. Новое – после Ахо – поколение прозаиковписало о деревне более жесткой рукой, к тому же у Силланпяя был социально иной,чем у Ахо, более непосредственный опыт общения с деревенской жизнью.
Силланпя писал о батраках и батрачках, мелких арендаторах иземельных собственниках, о деревенских детях. В автобиографическихпроизведениях писатель никогда не упускал случая напомнить, что и сам он – «отземли», из деревни, из малоимущих ее слоев. Сельская жизнь в изображенииСилланпяя далека от идиллии, совсем напротив. Однако иной жизни, кромедеревенской, его герои себе не представляют, они органически связаны с нею всемсвоим опытом и мировосприятием. Силланпяя принадлежит к тем финским писателям,для которых Финляндия и в XX в. все еще оставалась традиционно аграрной страной, финский народ– земледельческим народом с соответствующим укладом жизни, психологией,культурой. Также и то новое, что происходило в стране и мире, воспринималось ихгероями в аграрном ракурсе, мерилось и оценивалось крестьянскими критериями итрадициями.
Однако традиционная крестьянская тематика предстает у Силланпяя вособом освещении. И не только в силу индивидуального своеобразия его таланта,но и по причине исторического своеобразия отразившихся в его творчествеобъективных социальных процессов, которые происходили тогда в финской деревне икоторые коснулись Силланпяя лично, равно как и близких ему людей.
Показателен следующий биографический факт. Родители Силланпяя – иотец и мать – до своей женитьбы были наемными батраками, но их предки некогдавладели крестьянскими усадьбами. По записям в церковно-приходских книгахкрестьянский род отца Силланпяя (именно как род земельных собственников)прослеживался с 1702 г. Но со временем род разорился, потерял усадьбу, и вочерке «Дорогое мое отечество» из книги того же названия Силланпя не без горечиписал о своем отце: «Я не могу говорить об отчей земле, потому что земли умоего отца до сих пор не было. Это может показаться странным – ведь моему отцускоро исполнится 70 лет, и преимущественную часть этого времени он только иделал, что обрабатывал землю».
Силланпяя сознавал себя в некотором смысле отпрыском разорившегосякрестьянского рода, человеком, у которого предки были земельнымисобственниками, но который сам теперь социально породнился с батраками иарендаторами. Не случайно писателя так занимали, с одной стороны,непосредственная батрацко-арендаторская среда, а с другой – тема разорения идеградации наследственных крестьянских родов. Причем о крестьянской усадьбе впроизведениях Силланпя нередко говорится как о коллективно-родовом существе.
Роман Силланпя «Праведная бедность» начинается с того, что упоминаетсяо социальном происхождении героя, нынешнего батрака Юха Тойвола, а именно:предки его не были батраками, они принадлежали к сословиюкрестьян-собственников; читатель узнает, что и теперь в соседних сместожительством героя приходах есть влиятельные хозяева, которые приходятсяему родственниками, но с которыми он давно потерял связь.
Роман «Рано усопшая» имеет даже специфический подзаголовок:«Последний отпрыск старинного рода» – подразумевается крестьянский род.
Зато в следующем романе Силланпя – «Путь мужчины» – вроде бы нетмотива генеалогической деградации; напротив, повествуется если не о совершенноровной изначально, но все же постепенно выравнивающейся крестьянской усадьбе, опути от состояния неустойчивости к стабильности – слово «стабильность» вынесенов подзаголовок романа («Ahrolantalon oloista Paavon isännyyden vakiintuessa»).Тем не менее, хотя мотива социально-генеалогической деградации нет, остаетсяугроза иной, нравственной, деградации героя, на чем, собственно, и строитсясюжет этого романа.
Непростой проблемой является соотношение социальных ибиологических мотивировок, социального и биологического детерминизма втворчестве Силланпя. О биологизме его мировосприятия в критике высказывалиськрайние точки зрения. Еще в статье 1932 г. К. Марьянен, предельнозаостряя проблему, утверждал, что если прежние финские писатели (например, Ю. Ахо)изображали «человека через природу», то Силланпя, напротив, изображает«природное в человеке», то есть биологическое начало. О героях Силланпя, по мнениюкритика, даже нельзя сказать, что они «чувствуют природу», – они находятся«вровень с природой», растворяются в ней. Несколько позднее эту же идеюразвивал талантливый критик Т. Вааскиви, чья книга о Силланпя наряду сдостоинствами имеет и свои изъяны. Автор подчас слишком увлекался модными тогдафрейдистскими интерпретациями бессознательного и даже считал, что в рядеслучаев «вегетативный» уровень героев Силланпя, их погруженность вприродно-бессознательное чуть ли не начисто лишает их индивидуальности, ибоиндивидуальность человека духовна, предполагая более или менее развитоесознание.
Последующие критики (Л. Вильянен, А. Ояла, А. Лаурила)находили подобные суждения односторонними, доводящими тезис о биологизмемировосприятия Силланпя до абсурда. При том, что Силланпя настойчиво стремилсявыявить «первосущее в человеке» («perusihmisyys»), которое оказывалось во многом природно-биологическим«первосущим», он тем не менее оставался художником-гуманистом, защищающим вчеловеке именно человеческое. Даже когда он заявлял о своем принципиальномполитическом «аутсайдерстве» и пытался воздерживаться от непосредственногоучастия в общественной борьбе, от активной поддержки какой-либо из борющихсясторон, это вовсе еще не было позицией холодного равнодушия к социальным драмами человеческим страданиям.
Силланпя не раз подчеркивал, что как писателя его мало интересовалофициальный фасад истории вместе с казенным патриотизмом, парадно-юбилейнымидатами и т.п. За официальным фасадом истории был страдающий «частный» человек,нередко совершенно незаметный, загнанный в какую-нибудь темную щель, – именноему посвящал свое искусство Силланпя. Его голос – это всегда голос состраданиятрагическим жертвам истории. Если не обязательно в политической форме, тонепременно этической, по законам человеческой солидарности, Силланпя всегда настороне жертв, и это определяет его повествовательную интонацию. «Желаниезащитить попранных другими, показать красоту их жизни, кажущуюся этим другимникчемной, – вот истоки моего вдохновения с первых шагов в литературе и понастоящее время. В этом цель и мораль моего искусства», – заявлял Силланпя. Онне признавал «бесцельного», эстетского искусства. «По моему убеждению, не можетбыть литературного произведения без цели. Каждая фраза в романе, каждый стих влирике пишется для чего-то. Выбор слов, их порядок, ритм – все служит цели той«тенденции», которой одержим писатель в своем творчестве. В конечном итогевопрос лишь в том, насколько высока сама цель». Эволюция Силланпя была такова,что этический пафос его творчества со временем все более возрастал.
В ранних его произведениях еще значителен автобиографическийэлемент. В ранних рассказах и романе «Жизнь и солнце» местом действия являетсядеревня, причем интеллигентные герои подобны автору – это интеллигенты в первомпоколении, выходцы из батрацко-арендаторской среды. В них происходит еще борьба«почвы» и «культуры», аграрного и урбанического начала, ничто еще не устоялосьв их сознании. В одном из рассказов автор вспоминал о своей ранней юности:«Тогда во мне постепенно обрывались корни, которыми я врос в вскормившую меняпочву. Я походил на человека, который просунул голову в слишком узкий проход,ведущий на верхний этаж, увидел там немало интересного и замер в удивлении, нополностью выбраться наверх у него не хватало сил».
Силланпя усматривал особую опасность «утраты корней» в том, чтоэто могло обернуться декадентским умонастроением, подменой подлинного интересак жизни созерцательно-эстетским к ней отношением, бесконечным самоанализом ииронической рефлексией. Эту специфически «интеллигентскую» проблематикуСилланпя затронул в некоторых ранних рассказах, но она оказалась для негопреходящей.
С акцентом на внутренних переживаниях героя при минимуме внешнегодействия был написан и первый роман Силланпя «Жизнь и солнце». Это лирическийроман, продолжавший традиции финской лирической прозы. Вместе с тем Силланпявпервые экспериментировал в этом романе с категорией повествовательного времении его психологическим наполнением. В начале 1910-х гг. писатель близкопознакомился с Э. Кайла, философом и одним из первых пропагандистовБергсона в Финляндии. Идеи Бергсона, в особенности трактовка им категориивремени, увлекли Силланпя. В этот ранний период он был занят также переводом нафинский язык сборника статей М. Метерлинка «Сокровище смиренных» (переводвышел в 1918 г.). В связи с идеей символистского «статического театра»Метерлинк утверждал, что новую драму интересуют не столько события, скольковнутренняя жизнь личности; загадочный смысл бытия открывается скорее в тишинеразмышления, чем в громе битв; именно фиксация этих внутренних состояний, когдасознание погружается в сферу метафизического, составляет задачу искусства. Дляромана Силанпя «Жизнь и солнце» чрезвычайно характерна также фиксация «вечныхмигов» психологической жизни, когда время как бы останавливается и когдасознание переходит в состояние некоего абсолютного покоя, чтобы схватить бытиев максимальной полноте и вневременности. Субъективное «я» героя обретает втакие мгновения (по аналогии с рассуждениями Бергсона) «вечную длительность» икосмическую протяженность. О герое романа читаем следующее: «В иные мгновенияему открывалась великая простота жизни, и тогда единым просверком сознанияохватывалось все вокруг: и тиканье часов, и дыхание растущей травы, и красотаугасающего дня, его собственное присутствие. Как будто человек внутри негоговорил: «Я здесь», – и этим объяснялась тайна жизни».
В связи с романом «Жизнь и солнце» Т. Вааскиви назвалСилланпя писателем, который первым ввел в финскую прозу принцип синхронноговосприятия времени. Его мировоззрение исследователь охарактеризовал как«гелиоцентрическое», и с точки зрения проблематики времени в творчествеСилланпя это приобретает особый    смысл. В его произведениях частоиспользуется «космический ракурс» наблюдения с описанием, как «видят» земныедела луна, солнце, звезды. Так называемый «панкосмизм» у Силланпя связан с егопредставлением о «сферическом сознании» в отличие от обычного «линейногосознания». Можно вспомнить в этой связи, что искусствоведы говорят о«сферической перспективе» вместо линейной перспективы в картинах Сезанна. Вметафорах Силланпя, например, утро может быть воспринято как вращающеесякосмическое тело; проснувшегося человека посещает мысль, что «у земного шара естьтолько одно единственное утро; вращаясь над его поверхностью, оно раз за разомпроносится и вот над этой местностью». Акцент на времени как материальном идаже живом существе очень характерен для Силланпя. Еще примеры из разныхпроизведений: «На дворе стоит летняя ночь и смотрит на меня в нетерпеливоможидании, скоро ли я выйду»; «Свежее, влажное утро было словно сильное инезависимое существо».
Выразившееся в первом романе Силланпя тяготение к лиризму отчастисохранялось и в дальнейшем, но наряду с этим набирал силу эпик. Усилениюэпического начала в прозе Силланпя способствовало развитие самойдействительности. Второй его роман, «Праведная бедность», был написан погорячим следам событий финской революции 1918 г. Ход революции, трагедияее поражения, разгул белого террора – все это обострило социальные чувстваСилланпя, активизировало его гуманизм.
В период революции Силланпя с семьей жил в деревне, местностьвокруг была охвачена острейшей классовой борьбой, но он хотел остаться встороне от событий, хотя это ему не удалось. Сначала, когда положениеконтролировалось красногвардейцами, он подвергся проверке на предмет владенияогнестрельным оружием. Потом, когда местностью овладели белогвардейцы, Силланпябыл допрошен в их штабе, и при допросе от него в грубой форме потребовалиобъяснить свое поведение, отвести возникшие подозрения в возможных егосношениях с красными. Силланпя даже подозревали в соучастии в убийстве сынаместного аптекаря. Уже эти безосновательные подозрения и грубость допросаоскорбили Силланпя. Но в еще большей степени его нравственное чувство былопотрясено масштабами учиненной белыми кровавой расправы над побежденными.Писатель узнал о массовых расстрелах без суда и следствия, о гибели тысяч людейв лагерях от голода и жестокого обращения. Особенно тягостной для Силланпя былаатмосфера мстительной ненависти и злобных наветов, от которых гибли безвинныелюди; хозяева мстили недостаточно почтительным батракам, работницам,подросткам, и все это вызывало у «постороннего» Силланпя страстное желаниевмешаться немедленно, подать свой голос в защиту попранных норм человечности. Вписьме к одному из буржуазных политических деятелей (от 7-го июля 1918 г.)Силланпя писал о кровожадном облике белогвардейской Фемиды: символическаяповязка беспристрастия была сорвана с ее глаз, в сторону были отброшены весыправосудия, она держала в руке меч и жадно выискивала очередную жертву. Этописьмо Силланпя по каким-то причинам осталось неотправленным, но в еще болеерезких выражениях писатель изложил свое возмущение белым террором в другом,отправленном, письме к издательскому редактору (от 17-го октября 1918 г.).Поводом послужили претензии издательства к рукописи романа «Праведнаябедность».
В той общественной ситуации роман Силланпя был ответом на срочныйсоциальный заказ и одновременно актом гражданского мужества. Роман был написанбыстро, в течение нескольких месяцев (в отличие от некоторых последующихроманов Силланпя, писавшихся мучительно долго, с большими перерывами). Рукопись«Праведной бедности» автор отсылал в издательство по частям; к началу декабря 1918 г.рукопись была готова полностью, в феврале 1919 г. книга появилась впродаже. Даже много времени спустя, в интервью 1939 г., Силланпя не могбез волнения говорить об этом романе и обстоятельствах его написания. Навопрос, почему он написал «Праведную бедность», писатель ответил: «Никаких«почему» в то время для меня не существовало. Мой народ истекал кровью вбуквальном и переносном смысле слова… Не прошло и года после боев, казней,убийств, как появилась моя книга. И я не без удовлетворения и гордости смогубедиться: народ наш, все его слои, словно вздрогнул. «Неужели все это былотак?» – спрашивал народ».
Роман «Праведная бедность» имеет подзаголовок: «Полная биографияодного финна». Многострадальная жизнь Юха Тойвола – батрака, лесоруба, торпаря– рассказана с момента рождения до трагического финала, до его расстрелабелогвардейцами у братской могилы, вместе с восемью другими красногвардейцами.Причем основные моменты жизни и обстоятельства гибели героя сообщаются уже впрологе – этот прием роднит Силланпя с Гамсуном. Еще Горький, восхищаясьроманами норвежца, заметил, что их автор «рассказывает на первой же страницевсе, о чем речь идет дальше, и заставляет затем читать пятнадцать листов»
Судьба отмерила Юха Тойвола шестьдесят лет жизни, и это был, пословам автора, один из наиболее насыщенных событиями периодов финской истории.В романе Силланпя нет развернутого изображения исторических событий, этого нетребует избранный автором стиль, но главные вехи экономической и политическойистории все же расставлены: упоминается о жестоком общефинляндском голоде 1867–68 гг.и строительстве первой железной дороги, о развитии лесной промышленности ипоявлении первых сельскохозяйственных машин, о зарождении рабочего движения ивсеобщей политической стачке 1905 г., о новом революционном подъеме 1917–18 гг.О финской истории автор судит сурово, она, по его словам, «исполнена трагизма,необычайно изощренного трагизма. Судьба не убивала нас, а лишь медленноистязала». Строительство голодными людьми первой железной дороги переданоследующим образом: «Одни копали, другие ждали за их спиной, когда смертьпередаст им кирку. И смерть старалась быть беспристрастной, она отдавала киркувсе новым и новым тысячам, убирая тех, кто отработал свое… Тихо умирали люди насклонах Салпаусского кряжа, и тысячи мертвецов, лежащих там в своих песчаныхмогилах, должно быть, очень удивились, когда ровно пятьдесят лет спустя уловилив пульсации проложенной ими железной артерии слова: «Чаша страданийпереполнилась!» – «Как так? – наверное, спросили они. – Неужто онапереполнилась только сейчас? Ведь она и тогда уже была полным-полна».
Нет подробного описания исторических событий, но в повествованиипостоянно ощущается пульсация истории, ее внутренние токи. Причем финскаяистория увидена и прочувствована под свежим впечатлением только что пережитойсоциальной драмы1918г., ставшей главной точкой отсчета независимо от того, идетли речь о прошлом или настоящем. В вышеприведенной цитате с революцией 1918 г.соотнесен голод 1867–1868 гг. С той же главной точкой отсчета соотнесенорождение героя – при описании этого события последней фразой авторподчеркивает, что Юха родился «за шестьдесят лет до красного восстания». Все вромане пронизано предчувствием конечного социального взрыва – задолго до того,как взрыв случился.
В результате и «биологизм» и «космизм» мировосприятия Силланпя в«Праведной бедности» решительно социологизируются, наполняютсяобщественно-историческим содержанием. И все же Юха для роли героя революционнойэпохи социально слишком пассивен, это постоянно подчеркивается в романе. Похарактеру Юха безынициативен, не умеет постоять за себя и какой-то уж оченьневезучий. Но и таких революция увлекала за собой, вселяла надежду, наполняла воодушевлением,побуждала вступать в Красную гвардию. О Юха в период революции говорится, чтоон даже помолодел, «словно сбросил с себя десяток лет». В стиле романа в такихместах появляется патетика, вот как описано нарастание революционного движения:«А революция продолжается, набирает силу и крепнет. Каждое утро почта приноситвести о том, как движение, исходя из Хельсинки, Разрастается по всей стране.Это лето финской бедноты, ее золотое лето». И через несколько строчек:«Бедняцкое лето 1917 года! Свободный, с гордо поднятой головой шагает поденщикпо летним дорогам; милы стали торпарю поля его торпа, от них веет радостью инадеждой».
Внимательно вчитываясь в роман, можно заметить, что многое в немпостроено на контрастах, также неведомый дотоле энтузиазм бедноты ярчевыступает на фоне социального пессимизма буржуазных кругов. Особенно перваямировая война поколебала либерально-прогрессистские иллюзии. В романе об этомговорится кратко, но саркастически: «Идеи и идеалы, скропанные между деловымиоперациями во второй половине прошлого столетия, оказались фикцией из бумаги ичернил. Больно было глядеть на людей старшего поколения, сидевших средиобломков рухнувших идеалов, – больно потому, что по-видимому, они действительноверили в них».
Волна подлинно народного, бедняцкого энтузиазма стилистическиприурочена в романе к лету 1917 г. Между тем главные события финскойреволюции относятся к январю-апрелю 1918 г. В романе эти зимне-весенниесобытия даются уже в трагическом ключе, в отличие от радостных ожиданий предшествовавшеголета. Вообще Силланпя любил изображать лето (в связи с романом «Люди в летнююночь» Э. Диктониус писал, что у него «патент на изображение летнихночей»). Лето в творчестве Силланпя всегда предстает временем интенсивнейшейжизни, но чаще природно-биологической жизни. В романе же «Праведная бедность»на первом плане – интенсивность социальных надежд. Этому способствовали, какуказывается в романе, русские события, к которым беднота и буржуазия относилисьпо-разному. После Февральской революции 1917 г. в Росси финская буржуазиябыла настроена к временному правительству еще верноподданнически, однако«верности хватило лишь до прихода к власти большевиков», как ироническизамечает автор; после этого «во все более широких кругах финляндского обществастали говорить о сторонниках независимости». То есть буржуазная линия поведенияпредполагала политический расчет, хитрость, и автор говорит об этом с иронией.
Другая, стихийно-бедняцкая, линия поведения тоже не лишена вглазах автора некоторых изъянов, но все же в ней больше человеческойподлинности. Юха Тойвола не искушен в политике и поступает не всегда лучшимобразом, но поступки его бесхитростны, и, главное, подлинны его страдания –недаром роман называется «Праведная бедность». В действиях Юха при всей ихвнешней непритязательности есть подлинность и в более широком, общеисторическомсмысле. Ведь это о нем в романе сказано буквально вслед за ироническим абзацемо расчетливом поведении буржуа: «Где-то там, в глухом углу финской земли, ипоныне еще здравствует Юха Тойвола; более того, в настоящий момент он дажеочень весомо творит историю своей страны».
В скептическом восприятии Силланпя ход истории достаточнозагадочен и темен, и все же бедный, забитый Юха в не меньшей степени ееучастник и творец, чем иные искушенные политики. В утверждении этой истинысмысл следующей фантастической картины: «Поглядеть на него сейчас, когда онбредет во мраке по зимней дороге, – эта борода, эти глаза, это ружье, – и,кажется, видишь на его тощих плечах демона исторического развития; высунувязык, нещадно дергая и подгоняя Юха, он точно скачет на нем верхом. И под этимуглом зрения Юха вовсе не кажется такой уж несимпатичной личностью, наоборот,он скорее даже вызывает сочувствие. Ибо уже не раз этот самый демон, без ведоманепосредственно затронутых лиц, корчил рожи с плеч даже таких индивидуумов,которые шествовали своим путем с морщинами глубоко мудрости на высоком челе».
То, что героем романа избран пассивный человеческий тип, а неактивный и сознательный борец, определяется во многом мировоззрением автора,его скептицизмом и политической «отстраненностью». Но была у автора еще иэтическая цель, наложившая печать на всю стилистику романа. Чтобы усилитьчитательское сочувствие к Юха и показать полную необоснованность белогвардейскойрасправы над ним, писателю нужен был именно герой «без вины виноватый». Юхатолько ходил с ружьем, но никого не убил, тогда как его самого расстреляли безсуда и следствия, только по ложному подозрению. Для такой художественной идеитребовался именно «негероический сюжет» (в сцене расстрела Юха и его товарищейавтор, описывая их поведение перед казнью, мимоходом роняет фразу: «Как видно,в этой партии нет героев»). Для полноты художественного эффекта сцена расстреланаписана таким образом, что из всей партии расстреливаемых Юха последнимпроходит через кладбищенские ворота, последним встает у края вырытой могилы идаже сам ложится на трупы – «дескать, я готов. Это было так на него похоже!» –замечает по этому поводу автор еще в прологе. Однако белый егерь, руководящийказнью, приказывает Юха встать, чтобы тут же расстрелять его «по уставу». Воткак это описано потом в заключительной сцене романа: «В напряженные моментылюди машинально повинуются отданному приказу, – Юха неловко поднимается и, придерживаяруками злосчастные подштанники, без какой-либо «последней мысли» повергается всмерть, которая над всеми властна, для всех одна».
С одной стороны – предельная обыденность и «негероичность»поведения расстреливаемых, с другой – «уставная» строгость палачей. Контрастнужен автору для того, чтобы подчеркнуть, что совершается хладнокровноеубийство; даже не слепая импульсивная месть, а именно убийство «по уставу». Вразгул белого террора «культ убийства имел своих публичных вдохновителей ипропагандистов. Автор романа сослался в прологе на садистское утверждениенекоего «генерала от пера», проповедовавшего, что «на войне надо убивать снаслаждением»; именно по поводу этого полемического пролога, который впервоначальной рукописи был еще более резким, издательство высказало авторувозражения.
Роман «Праведная бедность», справедливо признанный лучшим романомСилланпя, имел большой общественный резонанс. Прочитав роман, Ю. Ахо писалавтору: «Очень своевременная книга – она заставит кое-что понять и увидеть вистинном свете даже тех, кто долго ничего не понимал и не видел. Такой глубокойвспашки целины и взрыхления почвенного слоя, как это сделали вы своим романом,давно не было в финской литературе. И такая книга несомненно окажет далекоидущее влияние».
К «Праведной бедности» примыкают тематически, а отчасти и сюжетно,рассказы сборника «Дорогое мое отечество» (1919) и повесть «Хилту и Рагнар»(1923). Примерно в тому же времени, к 1924 г., относятся первые наброски кроману «Рано усопшая», хотя основная работа над ним отодвинулась на нескольколет.

2. Роман «Рано усопшая», вышедший в конце 1931 г.
«Рано усопшая» – тоже «крестьянский роман», но написанный в иномключе, чем «Праведная бедность». В том и другом произведении резко различаются,прежде всего, крестьянские типы героев. Различна степень их «соответствия»обычной крестьянской среде, психологии, умственному кругозору. Юхо Тойвола нетолько не возвышался над своим окружением, но, напротив, всем своим обликомвоплощал наиболее примитивный и отсталый слой торпарско-бедняцкой массы.
Кустаа Салмелус и его дочь Силья в романе «Рано усопшая» –крестьяне больше по рождению и внешним обстоятельствам жизни, а не по ихвнутреннему складу. Жить в мелкособственнической крестьянской среде онисовершенно не приспособлены и обречены на гибель.
Некоторые критики также применительно к этому роману чрезмерноакцентировали биологическую мотивацию поведения героев и их трагических судеб,упуская из виду социально-этическую проблематику произведения. Например, А. Ояла,говоря о «бунте Кустаа против крестьянского материализма» (здесь под«материализмом» подразумевалось накопительство, жажда обогащения), считалстимулирующей первопричиной такого бунта «биологический идеализм», «чистотубиологического чувства жизни», а не характер социальных отношений в буржуазномобществе. Между тем этическая проблематика и сама «деградация» героев имеют вромане отчетливую социальную основу.
Кустаа Салмелус унаследовал от отца крестьянскую усадьбу, но понатуре он мало пригоден для роли собственника и хозяина. Главное длясобственника – умножение собственности, в данном случае земельной. Силланпяумел изображать цепкую «власть земли». Например, крестьянин из его рассказа«Старый властелин» («Vanha valtias») уже совершенно немощен, на пороге смерти, но извращеннаястрасть к богатству и земле по-прежнему гложет его, он отказывается понять, какмог его сын продать часть усадьбы. «Продать землю?.. Это все равно что продатьчасть самого себя, ломоть собственной плоти. Уж коли человек в жизни не мечтаетрасширить свои владения, то для чего он тогда вообще живет?»
Кустаа в романе отлично знает эту мораль, но сам не умеет и нехочет ей следовать. От матери ему передалась особая деликатность характера, онслабовольный, но очень порядочный и не способен поступить своекорыстно с кем быто ни было. О молодом Салмелусе в романе говорится, что ключ к пониманию егохарактера – в его неумении «бесстыдствовать во зле». Он крайне непрактичен,лишен всякой хозяйской хватки, женится на бедной служанке по любви, хотя этомупротивится его родная тетка, да и для остальных односельчан, привыкших к бракамхозяев по расчету, было бы куда «натуральней», если бы Кустаа, натешившисьтайной любовью, потом откупился от нее ради более выгодной брачной сделки.Доставшаяся Кустаа наследственная усадьба быстро приходит в упадок, онзапутывается в долгах, а после болезни и смерти жены начинает пить; богатыйсосед Роймала, из «настоящих хозяев», безжалостно сокрушает его, скупив усадьбуза бесценок. Вконец раздавленному Кустаа это приносит даже облегчение, он ираньше тяготился собственностью и вдосталь намаялся с нею. Кустаа умирает вбедности, его дочь Силья уходит в служанки.
Автор не скрывает того, что характер Кустаа – редкое исключение вмелкобуржуазно-собственнической среде. Исключительность характера Кустаа, а веще большей степени характера Сильи, накладывает особую печать на проблематикуромана и его стиль. Среди крестьян-хозяев Кустаа трагически одинок, егопонимает только дочь, столь же одинокая натура. Натерпевшись жестокости отсоседей, они начинают подозревать, что мир всегда был жесток. Чтобы рассеятьвсе иллюзии на сей счет, отец с умыслом дает дочери прочитать соответствующиеместа из религиозных книг, из коих явствует, что еще библейский мир былстрашным миром, что еще в древних войнах и нашествиях не щадили никого, впокоренных землях насильничали, грабили, убивали.
В образе Сильи бунтарство и беззащитность идеальной человечностивознесены на романтическую высоту. В критике не раз отмечалось, что этот романСилланпя делится как бы на два романа – роман об отце и роман о дочери. И еслипервая часть написана в реалистическом стиле, то во второй части многое идет отромантической эстетики. Характерно романтическим является предельное заострениеконтраста между материальным и идеальным, плотью и духом. С одной стороны –ужасные внешние условия жизни Сильи, грубое скотство ее окружения,подтачиваемое туберкулезом юное тело и раннее физическое угасание. С другой –нетленная чистота ее души, помыслов и представлений об идеальной жизни. Обумирающей Силье говорится: «Лишь плоть убывала в ней, желая оставить большепростора для духа».
Силья – батрачка и живет в работницких помещениях с их особымукладом. От убожества жизни у Сильи такое чувство, что и вся-то разница междубатраками и скотиной лишь в том, что «одних кормят за столом, других в стойле».Хозяевам батраки нужны только как рабочая сила, а о том, что они еще и люди,похоже, даже не вспоминают. Товарки Сильи зло шутят между собой: «Сорока нептица, служанка не человек»; «То, что людям не сгодится, пойдет свинье, асвинья отвернется – служанка съест». Не защищены батрачки и от моральногоскотства, но юной Силье каким-то чудом удается сохранить чистоту. В ее обликеесть нечто такое, что заставляет одного домогателя сказать другому: «Напрасныстарания – она как Христова невеста».
Но Силья бесприютна – и в прямом и в расширительном смысле. Впоисках работы ей приходится переходить от хозяина к хозяину, у нее нетпостоянного пристанища. А в качестве романтической героини, вознесенной наабсолютную моральную высоту, у Сильи вообще нет приюта в алчном и жестокоммире. В своих странствиях она не раз убеждается в этом. Силью временно нанимаютслужанкой на дачу демократически настроенного интеллигента, «профессора изнарода», который обращается с нею по-человечески, вводит в круг образованныхлюдей; она знакомится с молодым человеком, Армасом, краткое общение с которымрождает в ее душе скорее смутную тоску по идеальной любви, чем чувствопривязанности к конкретному человеку. С отъездом Армаса профессорская дачакажется Силье столь же постылой, как и работницкая изба, странствиям ее сужденопродолжаться. В образе Сильи есть нечто от неоромантических «странников» началавека. Стиль в этих сценах местами грозит обернуться чувствительностью, но вцелом автор все же не преступает опасной черты. При некоторых издержках романстал заметным шагом в развитии психологизма в финской прозе.
События 1918 г. затронуты и в этом романе, но сообразно схарактером героини предстают в особом психологическом ракурсе. Также в этихсценах идеальные устремления Сильи сокрушаются жесткой явью. Образуется цепьтрагических недоразумений и несоответствий. В дом, где служит Силья, заходятдвое юношей, и она с готовностью показывает им дорогу, не подозревая, что вскореэти благообразные с виду юноши коварно расправятся с часовым-красногвардейцем,который мог помешать им пробираться дальше на север, в район формирования белойармии. С другим красногвардейцем, Телиниеми, у Сильи устанавливаются добрыеотношения, он заботливо оберегает ее, помогает в критическую минуту. А когдаприходят белые, Силья от всей души хочет отплатить красногвардейцу добром,спасти его от расправы – и оказывается невольной причиной его гибели. Белогоофицера Силья убеждает в невиновности Телиниеми, ей кажется, что тот ужеповерил в это, и в надежде на доброту и милосердие она ведет белых к тайномуукрытию красногвардейца, чтобы известить его о безопасности, а красногвардеец,подозревая предательство и проклиная Силью, мгновенно перерезает себе горло,чтобы избежать плена.
Моральное сочувствие автора в этом романе на стороне жертв, настороне страдающей бедноты. Хозяева хитры и трусливы, белогвардейцы жестоки,расстреливают женщин; у бедняков больше человечности: вдова Телиниеми, зная овине Сильи, жалеет ее.
Образ Сильи вырастает в романе в символ попранной и страдающейчеловечности. Силья умирает в доме скаредных и черствых хозяев, болезньразрушает оболочку-плоть, но остается чистота устремлений.
В произведениях Силланпя часто говорится о судьбе и человеческомпредназначении. Из «Рано усопшей» критики охотно цитировали слова о том, что засвою короткую жизнь Силья «только и успела, что быть человеком, радостноисполнившим свое предназначение». В истолковании этих слов нередко допускался«биологический» крен, но их этико-гуманистический пафос очевиден.
Предназначение и смысл трагической жизни Сильи – осветить лучомсвета идеалы человечности.
За роман «Рано усопшая» автору была присуждена в 1939 г.Нобелевская премия.
Тот крайний романтический и этический максимализм, которыйсказался в этом произведении, побудил Силланпя в дальнейшем искать более«компромиссные» варианты, чтобы как-то увязать этику с жизнью, нравственныйидеал с действительностью. Прямо скажем, для Силланпя это оказалось нелегкой, посуществу невыполнимой задачей, прежде всего по причинам мировоззренческим. Егообщественный идеал оставался по-прежнему связанным только с крестьянством, хотяв крестьянской среде господствовала мелкобуржуазно-собственническая мораль,изъяны которой он хорошо знал. В художественных решениях приходилось отчастиидти на уступки этой морали. В итоге компромиссные варианты оказывались вчем-то искусственными, вели к принудительному притуплениюсоциально-нравственного зрения.
Вышедший в 1932 г. роман «Путь мужчины» в некотором смыслепрямая противоположность роману «Рано усопшая». Здесь уже не трагическая, апроцветающая фигура крестьянина, который ценой испытаний и моральныхкомпромиссов достигает устойчивого положения. В молодости Пааво Ахрола неустоял перед родней, пожертвовал своею любовью, женился по расчету. Вместе стем как человек и крестьянин он не лишен обаяния: трудолюбив, привязан к земле,справедлив к работникам. Словом, герой предстает если не идеальным, то вовсяком случае и не «деградирующим» землевладельцем и хозяином. В романечувствуется рука мастера, есть впечатляющие описания крестьянского труда,жизненны ситуации и характеры. И все же в общем развитии сюжета, в сцепленииэпизодов, в мотивации поступков, моральных критериях, пронизывающих повествование,наблюдается некоторая искусственность и облегченность. Чтобы «компромиссный» и«процветающий» герой более или менее состоялся именно как образнравственно-положительного человека и чтобы все в его жизни упорядочивалосьвовремя, все двигалось к благополучному концу, автор вынужден помогать героюоблегченными фабульными решениями. В силу такой фабульной помощи нелюбимая женаПааво вскоре умирает, а к концу романа умирают и ее родители, затеявшие былоимущественную тяжбу с зятем. И хозяйственные и сердечные дела Пааво теперьмогут развиваться беспрепятственно, долго подавлявшееся чувство к Альме,предмету первой его любви, находит наконец благополучный выход. Их любовь иперенесенные испытания должны лишь подтвердить, что «зов природы», предназначившейих друг для друга, сильнее всех препятствий. В этом случае в поведении ипсихологии героев явственно акцентируются биологические импульсы.
Книге «Люди в летнюю ночь» (1934) Силланпя дал подзаголовок«Эпическая сюита» («Eepillinen sarja»), и нечто от музыкальной сюиты есть в самой композиции этогопроизведения. Оно построено как цепь относительно самостоятельныхкартин-эпизодов, объединяющим фоном является атмосфера летней северной ночи сигрой света, звуков, движений. Акцент делается на импрессионистическоймноголикости жизни, в которой соседствуют нежное и грубое, любовь и ненависть,рождение и умирание. В пьяной драке сплавщиков нелепо гибнет человек, в однойиз последующих сцен умирает старая крестьянка; но в эту же летнюю ночь, тонкопрочувствованную и любовно прорисованную, встречаются юные пары, молодаяроженица дает начало новой жизни. Характеры в этом произведении социально менееочерчены, не столь очевидна и этическая тенденция повествования, но затоусилена интенсивность эстетического восприятия жизни, акцент делается напереживаниях, и это в какой-то мере сближает книгу «Люди в летнюю ночь» спервым романом Силланпя, с «Жизнью и солнцем».
Последними художественными произведениями Силланпя стали романы«Август» («Elokuu», 1941) и «Красота и убожество жизни человеческой» («Ihmiselon ihanuus ja kurjuus», 1945).Кроме того, писатель выпустил несколько мемуарных книг.
Как указывают финские критики, в сознании послевоенных поколенийСилланпя-романист был несколько отодвинут на задний план другим обликомписателя, связанным с популярными его выступлениями по радио, в газетах ижурналах. Многим больше запомнился «дедушка Силланпя» с рождественскимипосланиями и неисчерпаемыми воспоминаниями. Однако для литературы лучшие романыи рассказы Силланпя представляют непреходящую ценность, они вошли в золотойфонд финской классики.

Заключение
силланпяяпроизведение лауреат мировоззрение
В произведениях Силланпя часто говорится о судьбе и человеческомпредназначении. Из «Рано усопшей» критики охотно цитировали слова о том, что засвою короткую жизнь Силья «только и успела, что быть человеком, радостноисполнившим свое предназначение». В истолковании этих слов нередко допускался«биологический» крен, но их этико-гуманистический пафос очевиден.