Не может подарок быть слишком мал, чтоб не подарить, или слишком прост, чтобы не принять, если он упакован в заботу и перевязан любовью.
Л. О. Бэйрд
И будет еще больше
Прикоснувшись к любви, всякий становится поэтом.
Платон, древнегреческий философ
На двадцать вторую годовщину нашей свадьбы мне пришла в голову дикая идея. Я решил написать своей жене Шейле двадцать два стихотворения, чтобы выразить всю мою любовь к ней. Не будучи поэтом, я понятия не имел, во что ввязываюсь. Также я решил, что устрою ей сюрприз, организовав праздничную вечеринку, чем застану ее врасплох; в конце концов, вы когда-нибудь слышали о сюрпризе на двадцать вторую годовщину свадьбы?
Я начал готовиться за несколько месяцев, сочиняя стихи и договариваясь кое с какими друзьями жены. У одного из них был свой бизнес, связанный с типографией, а другой изготовлял вещи ручной работы и делал рисунки. Так что я, заручившись их поддержкой, заказал открытки для каждого из двадцати двух стихотворений. Знал бы я, сколько усилий потребуется для изготовления этих двадцати двух карточек для двадцати двух стихотворений о моей любви к жене, я, вероятно, придумал бы что-нибудь другое. Тем не менее к тому времени, как идеи для стихов были практически исчерпаны, я уже оказался на финишной прямой, так что продолжил эту непростую для меня работу.
Я также придумал, что на вечеринке будет двадцать один ее друг и каждый вручит ей открытку со стихами и розу. И затем я прочту двадцать второе стихотворение наизусть перед всеми гостями.
Наши друзья вызвались устроить вечеринку в своем доме. Вопрос был в том, как заманить туда Шейлу, не вызывая никаких подозрений, и не испортить сюрприз. Я сказал ей, что для нашей годовщины закажу столик в каком-нибудь хорошем ресторане, поэтому ей не надо ничего планировать.
Но мне предстояло решить еще один немаловажный вопрос: какое стихотворение я буду читать жене перед всеми ее друзьями? Руководствуясь мужской логикой, я решил, что какой-нибудь стих покороче будет оптимальным вариантом, однако мое сердце тянулось к особому стихотворению, описывавшему наше знакомство. Я всегда верил, что наша встреча была предопределена свыше и здесь не обошлось без божественного вмешательства – об этом я и написал стихотворение. Я не мог избавиться от мысли, что именно его мне предстоит выучить наизусть. Проблема была в том, что оно состояло из девятнадцати строк. Мне придется потрудиться, чтобы его запомнить, – и время уже на исходе!
Наконец, в день вечеринки я договорился с хозяином дома о звонке, чтобы устроить нашу ловушку. Он позвонил в точно условленный момент и попросил вернуть книгу. В присутствии жены я сказал ему, что мы собираемся на ужин и можем заскочить к нему по пути. И мы могли ехать прямиком на вечеринку без каких-либо подозрений.
Когда мы остановились у дома, я предложил Шейле пройтись со мной до двери и заодно поздороваться, чтобы не показаться невоспитанными нашим друзьям.
Мы проделали наш путь вверх по ступенькам и внутрь дома. И здесь Шейлу ждал сюрприз. У нас был сумасшедший праздник. Каждый из друзей Шейлы подарил ей открытку и розу. Затем встал я и прочел все девятнадцать строк стихотворения под названием «Чистое везение». Я отчаянно желал сделать это хорошо – и сделал!
Это было пять лет назад, и я все еще могу прочесть наизусть те девятнадцать строк.
Дэн Деврэ
Предсмертный подарок
Есть земля жизни и земля смерти, а мост между ними – любовь.
Торнтон Уайлдер, драматург
Как гром среди ясного неба прозвучала его фраза:
– Знаешь, я думаю, самое время взять того щенка, которого ты так долго хотела.
Он сидел в кресле-качалке, завернутый в пушистый плед. Я переместилась на кухню, так что он мог быть рядом со мной, пока я готовила еду. Его темные волосы стали серебряными, его голос потерял свою чистоту, и искорки поблекли в его темно-карих глазах, в которых я видела любовь на протяжении всех сорока восьми лет. Я знала: ему известно, что осталось не так много месяцев до окончательной победы рака, когда химиотерапия уже будет не в силах помочь.
Несколько лет я умоляла его завести щенка, но ответ всегда был один и тот же:
– Не раньше, чем ты выйдешь на пенсию, потому что ночью я намерен спать, а не слушать его скулеж!
Теперь я перестала работать, но не потому что пришел пенсионный возраст, а потому что должна была находиться дома, чтобы заботиться о нем, пока он сражался с монстром, притаившимся в его костном мозге.
На следующий день мы поехали в Вест-Рок-Кеннелс и взяли прелестного щенка породы ши-тцу, самого здоровенького на вид из помета. Несколько дней я сосредоточенно выбирала идеальное имя для этого милого маленького друга. Любимчик? Фриц? Пиддлз? По рекомендации сестры я в конце концов остановилась на Скоши, что на японском означало «маленький». И в то время как моя душа мертвела вместе с моим уходящим из жизни мужем, Скоши давал крохотное зернышко радости, заставляющее меня жить дальше.
Шокирующий диагноз свалился на нас летом 2002 года. Во время стандартного медосмотра в нашей местной клинике терапевт заметил необычный маркер в белке крови мужа и направил нас к специалисту для дальнейшего наблюдения, ни разу не упомянув это ужасное слово на букву «р». Когда мы подъехали к зданию профцентра в Роббинсдэйл, штат Миннесота, наши сердца бешено заколотились, так как мы прочитали слова, написанные заглавными буквами над входом: «Онкологический центр Хэмфри». После сдачи анализов и консультации с онкологом все подтвердилось. У мужа была множественная миелома – специфический термин для рака костного мозга, который считается одним из самых сложных случаев онкологии для лечения.
Шли месяцы, у нас было много разговоров на тему его грядущего ухода, и он сделал список важных вещей, которые мне следует знать, когда его уже не будет рядом. Успокоив свои мысли, я уверила его, что со мной все будет хорошо и ему не следует беспокоиться.
Однажды в октябре 2005 года визит в клинику для забора крови показал, что его грудная полость наполнена жидкостью и его было необходимо госпитализировать. Доктор планировал удалить жидкость на следующее утро и посоветовал мне пойти домой и немного отдохнуть. Сон не шел. Я молилась и просила Бога за мужа, моего лучшего друга и возлюбленного на протяжении стольких лет, умоляя избавить его от этих страданий.
На следующее утро я помчалась в больницу и нашла его необычайно рассеянным. Я напомнила, кто приходил к нему в последние дни – внук Уильям, сын Брюс, невестка Джери, священник Тим. Затем он как-то странно посмотрел на меня и сказал:
– О, Мардж, у меня так кружится голова, так кружится!
Он потерял сознание, и я, как безумная, выбежала в коридор, чтобы позвать на помощь медсестру. В течение нескольких минут некогда полный жизни мужчина, которого я любила еще школьницей, лежал спокойный и молчаливый, тогда как я опустила голову на его грудь и рыдала. Неизбежный день настал.
Я была сильной и твердой в течение недели, планируя все необходимые поминальные мероприятия. Наши уже взрослые дети пришли, чтобы быть со мной. Вместе мы выбрали музыку, которую он любил, цветы, чтобы украсить его гроб, и составили список друзей. В последний раз я взглянула на дорогое, такое знакомое лицо, мне хотелось лечь рядом с ним и отправиться на вечный покой. Но я приветствовала друзей и родственников с улыбкой. Я с гордостью наблюдала, как наши дети превозносили его, внучки читали его любимые места из Библии, и семеро внуков несли его в семейный склеп, чтобы положить рядом с матерью, отцом и бабушкой с дедушкой, где однажды и я, наконец, лягу рядом с ним, и мы снова будем вместе.
Разбрасывая ногами жухлые дубовые листья, я гуляла по дорожкам сада в предвечернее время и взывала к небу:
– Где ты? Ты видишь меня? Знаешь ли ты, что мое сердце разбито?
Мой муж наконец был свободен от боли и страданий, но я никогда не думала, что одиночество может ранить так сильно. Когда я гуляла, Скоши доверчиво смотрел на меня и ждал, сидя на кухонном окне. День за днем, устав от слез, я входила к радостному, извивающемуся, приветливо махающему хвостиком Скоши, который нуждался в моем внимании.
Друзья звонили мне время от времени, чтобы спросить, как у меня дела. Я всегда отвечала, привирая:
– О, я в порядке. Это тяжело, конечно, но я держусь.
Забавно, как нам хочется, чтобы все думали, что мы можем справиться с ситуацией, которая совершенно парализует и не оставляет надежды. Я продолжала посещать церковь, свое единственное убежище, но, когда я пела прекрасные молитвенные песни, слезы неизбежно подступали и уже скоро струились по моим щекам. Я чувствовала потребность в разрушении тех вещей, которые когда-то были наполнены для меня смыслом, но теперь перестали что-либо значить. Находясь в комнате, я намеревалась сбросить все книги с полок и раскидать их по сторонам. Направляясь утром в гардеробную, я хотела сорвать всю одежду с вешалок и потоптаться по ней.
Я чувствовала, что мои дети начинают беспокоиться, особенно дочь, которая стала звонить мне каждый вечер, чтобы просто поболтать или предложить что-нибудь.
– Мам, может, тебе сходить на прием к терапевту и спросить про употребление антидепрессантов?
Мам, я беспокоюсь за тебя.
Мам, ты не думала обратиться к психологу? Запиши номер, этот хороший.
Большую часть времени мне хотелось лежать в постели, повернувшись лицом к стене, и никогда больше не вставать. Когда я лежала вот так в один из декабрьских темных дней 2005 года, Скоши, свернувшийся комочком у меня под боком, начал шевелиться. Он вытянулся, встал и взобрался ко мне на подушку. Когда он лизнул мою щеку, я наконец осознала, что мне нужна помощь. Я схватила в объятия эту драгоценную маленькую собачку, последний подарок любви от моего спутника жизни, и бормотала «Спасибо, мой любимый Гордон!» в маленькое пушистое тело Скоши. Еще раз, даже после смерти, он сумел мне помочь. Скоши улыбнулся мне, как умеют это делать ши-тцу. И затем, собрав всю свою смелось, я смогла взять себя в руки. Я подняла трубку и набрала номер.
Маргарет М. Марти
Лучшие друзья
Друг любит во все времена.
Книга Притчей Соломоновых, 17:17
Я безнадежный романтик. Но мой муж Майк, вероятно, самый неромантичный парень, какого я когда-либо знала. Будучи совсем юной, я воображала себя замужем за парнем, который держит мою руку в своей во время прогулки, изливает на меня всю свою любовь и наслаждается долгими беседами об особых чувствах и разных философских вещах.
Думаю, с тех пор как мы поженились, Майк коснулся моей руки всего один раз. Он лежал на больничной койке, ожидая операции и тревожась, что может умереть. Но это не в счет!
Объятий я удостаивалась, когда он хотел приобрести новую машину, графитовую теннисную ракетку за триста баксов или поехать на игру в гольф со своими приятелями.
Что касается философских разговоров – забудьте про это. Я даже не пыталась.
И, когда дело доходит до романтического особого языка, после моих слов «Я люблю тебя» его типичный ответ такой: «Как и я, детка» или такой: «И я тебя, малышка». Весьма душевно.
Думаю, Майк был вдохновителем того анекдота о женщине, которая сказала мужу на их годовщину: «Милый, мы женаты вот уже сорок лет, и с момента нашей свадьбы ты никогда не говорил, что любишь меня». На что муж ответил: «Я сказал это однажды, и, если что-нибудь изменится, я дам тебе знать».
Но есть между нами какая-то химия и единодушие – как, например, в те моменты, когда он говорит или делает что-то бестолковое, чтобы рассмешить меня, и я так хохочу, что у меня начинают болеть бока, я не могу дышать и вынуждена умолять его остановиться. Или когда случается что-то напоминающее нам о прошлом и мы говорим одно и то же одновременно, а другие просто не догадываются, о чем речь. Или когда играет прекрасная музыка и он смотрит на меня со слезами на глазах и вытирает мои мокрые щеки, зная, что наши сердца слились в одно в этот волшебный миг.
Майк говорит, что я его лучший друг. Я полагаю, что это куда важнее, чем множество романтичных словечек, публичное выражение чувств и все прочие мои фантазии.
И я знаю наверняка, что он любит меня. После операции на спине доктор сказал, что мне не следует пользоваться пылесосом по крайней мере год. Сейчас, двадцать девять лет спустя, Майк все еще продолжает пылесосить вместо меня.
– Это может навредить твоей спине, – говорит он.
Он никогда не жаловался и не обвинял меня в подкупе доктора. И если это не любовь, то тогда я не знаю, что это!
Кэй Коннер Плишка
Флакончик духов
Расти со мной! Лучшее еще придет.
Роберт Браунинг, поэт и драматург
Этот флакончик стоит на моей полочке в ванной рядом с расческой и щеткой. Теперь он на три четверти пуст. «Казак от Джин д’Элбрэт», – гласит этикетка, ее голубой цвет изрядно полинял за сорок лет.
Теперь я использую свой особый парфюм очень экономно и только по важным случаям, потому что его нечем будет заменить, когда последние драгоценные капли будут использованы.
Это моя вторая бутылочка с особым ароматом. Предыдущую… очень маленькую… Джек подарил мне на нашу первую годовщину свадьбы.
Я услышала шум глушителя нашего старенького красно-коричневого «форда» и хруст изношенных шин на гравии дорожки. В ту среду, много лет назад, муж вернулся домой из медицинской школы очень рано. Остановившись на мгновение, чтобы вдохнуть аромат пирога, который я поставила остывать на кухонный подоконник, он вручил мне маленький бумажный сверток.
– С годовщиной тебя, дорогая! Я принес кое-что особенное.
– Особенное и дорогое, я полагаю! На пакете написано, что это куплено в «Сюзанне». Ты же знаешь, что мы не можем себе ничего позволить в этом магазине.
– Я не могу позволить НЕ подарить что-то особенное самой прекрасной жене на свете. Особенно той, что испекла такой восхитительно пахнущий десерт для нашего праздничного ужина. – Его руки обвили мою талию, и он развязал завязки на моем фартуке. – А теперь иди сюда, сядь и открой мой подарок.
Он повел меня в единственную комнату в нашей крохотной квартирке и усадил на старый потертый диван.
Мои руки дрожали, когда я доставала маленький сверток из пакета. Подарок был искусно упакован в золотую фольгу и перевязан черной бархатной ленточкой, и я колебалась в нерешительности, боясь испортить эту красоту.
– Открой его, милая, открой.
– Но мы же договорились экономить деньги на твое обучение и не покупать ничего друг другу, – протестовала я мягко и нерешительно.
– Открой его, дорогая, – настаивал Джек.
Прекрасная обертка упала, обнажив флакончик французских духов. Я знала, что это, должно быть, очень дорого. Я поднесла его к носу и вдохнула самый деликатный аромат, какой я когда-либо могла вообразить.
– О, Джек! Это восхитительно! Я больше никогда не буду использовать другие парфюмы, пока жива.
Посмотрев вниз на свои выцветшие синие джинсы и некрасивые, драные теннисные туфли, я изумилась, буду ли я достойна вообще когда-нибудь этого великолепного аромата. Я буду стараться.
Я использовала свои драгоценные духи осторожно и скупо в те первые годы нашей совместной жизни. Даже после того как Джек окончил медицинскую школу и последующую практику и наша жизнь стала в финансовом отношении гораздо проще, я по-прежнему была экономной. Даже когда у меня был большой новый диван в большом новом доме и пятеро детей, наполнивших этот дом, я продолжала ревниво оберегать мое хрупкое сокровище, символ любви молодого мужа.
И затем, в один прекрасный день, наш трехлетний Джим выпил мои драгоценные духи.
Тот день был довольно мрачным из-за сумрака и дождя. Новый щенок не давал мне уснуть полночи своим воем и лаем. И я только что заглянула в холодильник, обнаружив, что у нас закончилось молоко. Я пошла в спальню, чтобы взять кошелек и ключи от машины, и тут обнаружила, что Джим выпил мои духи! Все доказательства были налицо. Он сидел на полу, держа пустую бутылочку, его губы были влажными, и личико кривилось от чего-то неприятного.
– Джек, приезжай скорей, – выла я. – Могут духи причинить какой-нибудь вред ребенку? Джим только что выпил остатки моего «Казака»!
– Там в основном спирт, дорогая, – успокаивал меня Джек. – Но мы отвезем его в «Скорую помощь», просто чтобы удостовериться.
Маленький Джим был в порядке, и мое беспокойство за ребенка улеглось, сменившись оплакиванием пустой бутылочки из-под духов.
– Не волнуйся, родная. Мы достанем другую.
Несколько недель спустя Джек пришел домой с элегантно упакованным свертком… на этот раз с гораздо большей бутылочкой моего любимого аромата.
– Прости, это заняло какое-то время. Леди в «Сюзанне» пришлось заказывать их в Канзас-Сити. Они не продают больше их в таком количестве.
И, хотя наша жизнь наладилась и беспокойство по поводу платы за обучение или машины с шумным глушителем было далеко позади, я ценила свою новую бутылочку духов не меньше, чем раньше, и использовала их с бережливостью, граничащей с расчетливостью. Однажды, когда бутылка была наполовину пуста, я подумала, что лучше купить следующую уже сейчас. Вероятно, достать их теперь будет еще сложнее, чем несколько лет назад.
Молодая девушка за прилавком в «Сюзанне» искривила рот в улыбке, которую, я уверена, она считала доброжелательной, и сказала:
– «Казак»? У нас уже давно нет этих духов. На самом деле я даже не думаю, что производитель Джин д’Элбрэт еще существует. Однако у нас есть другие прекрасные ароматы для женщины вашего возраста.
– А мисс Сюзанна здесь? Возможно, она знает, как заказать их. Она доставала их для меня… из Канзаса, если я не ошибаюсь.
– Это, должно быть, было давно. Мисс Сюзанна умерла пять лет назад. Владельцем магазина теперь является ее сын Джордж.
Время бежало так быстро. Однажды я взглянула на бутылочку с парфюмом: там почти ничего не осталось. Я была так бережлива все эти годы. Джим и его братишки и сестрички сейчас уже взрослые. Он успешный адвокат и больше не пьет духи. Он перешел на более изощренные напитки. Волосы Джека поседели. Он ходит на рыбалку и проводит время в Интернете – и так бы и покупал по сей день духи «Казак» в большой бутылке для меня, если бы их еще производили. Думаю, он все еще достаточно сумасшедший, чтобы считать меня самой красивой женой на свете.
Моя бутылочка духов не на три четверти пуста. Она полна на одну четверть. Возможно, если я буду очень экономной… я смогу ими пользоваться до конца моих дней.
Тони Сомерс
Ненормальные
…любовь не знает своей глубины до часа разлуки.
Халиль Джебран, философ, поэт и художник
Брак моей бабушки и дедушки по линии матери был весьма нестандартным для пожилой пары. Они часто кричали друг на друга или извергали оскорбления по любому малейшему поводу, касающемуся каких-то обыденных дел. Я помню, что, еще будучи ребенком, удивлялась, почему они до сих пор вместе. Временами они были как кошка с собакой и вовсе не походили на большинство пар пенсионного возраста, наслаждающихся своими золотыми годами.
Однако казалось, что они все равно не могут друг без друга обойтись. Она не водила машину, а он не умел готовить. Он ежедневно был у нее на посылках. Она постоянно отправляла его найти идеальный перец или особенную вырезку стейка. Если он приходил с чем-то, хоть немного отличающимся от того, что она заказывала, то становился жертвой совершенно дикого разноса. Она практически все дни проводила на кухне. При входе в дом всегда можно было ощутить неимоверный запах чего-то готовящегося. Она делала свежие бисквиты, и толченую картошку с подливкой, и любой торт или пирог, который только возможно вообразить. В каждый визит можно было попробовать что-то особенное. Люди заходили к ней ежедневно, чтобы угоститься и поболтать.
Казалось, он счастлив быть водителем и мальчиком на побегушках. Он выходил из дома четыре или пять раз за день. Он говорил, что любит покой и тишину.
Они трудились вместе на Рождество, делая ее фирменные торты на подарки. Каждый год у всех был апельсиновый слоеный торт, пряный торт и фруктовый торт от моих бабушки и дедушки. Фруктовые торты были поводом для многочисленных споров и оскорблений в процессе приготовления. Со стороны это выглядело даже забавно.
– Ты что, слепой? Это не тот сорт корицы, за которым я тебя посылала!
– Разумеется, я слепой, иначе не женился бы на тебе!
Несколько дней и множество ссор спустя все торты были доставлены по назначению. Я не помню, чтобы ела фруктовые торты, но они были любимыми у моего деда. Их делали про запас и ели их еще долго после того, как Рождество заканчивалось. Он ел фруктовый торт на полдник с кофе или закусывал им перед сном, запивая молоком. Она говорила, что у него будут проблемы с пищеварением из-за столь позднего приема пищи, а он съедал еще кусок, назло.
Моя бабушка умерла весной на пятьдесят третьем году их совместной жизни. Мой дедушка был совершенно потерян без нее. Все, что он видел или слышал, напоминало ему о ней. Ничего из того, что он ел, не было похоже на ее стряпню, и он больше был не в состоянии съесть ни кусочка. Ее день рождения был вскоре после похорон, затем была встреча всей семьи, День матери… все эти дни она любила. Каждый из этих дней, впервые проведенный без нее, был почти невыносим для деда.
По мере приближения Рождества моя кузина и я испытывали ужас при мысли, что он один в доме, зная, что прежде в это время они готовили свои особые торты. Мы решили привнести новую традицию в его жизнь. Мы пекли торты, а он помогал их украшать и доставлять. Он автоматически выполнял свою работу. В доме, определенно, ощущалось отсутствие бабушки, и было очевидно, что он очень скучает по ней.
Даже несмотря на то, что дедушка с бабушкой в действительности не делали ничего особенного наутро после рождественской ночи, я не могла вынести мысли, что он будет один. Я решила во что бы то ни стало появиться там настолько рано, насколько у меня получится. Когда я вошла через заднюю дверь на кухню, я увидела его поглощающим фруктовый торт на завтрак. Я спросила, где он достал его, втайне надеясь, что мне не предложат попробовать.
Он посмотрел на меня глазами, полными слез, и сказал:
– Это последний торт, который испекла твоя бабушка. Она положила его в морозилку в прошлом году, и я не трогал его. И я так рад, что не сделал этого, потому что сейчас она все еще со мной на Рождество.
Годы, прожитые моим дедушкой после смерти бабушки, открыли мне глаза на их истинные отношения. Он весь отдался памяти о ней, и я поняла, что их брак был больше чем просто зависимость друг от друга. Они были вместе, потому что хотели этого. Они любили друг друга.
Дэна Мэй
Мой особенный ангел
Возможно, они и не звезды, а скорее отверстия в небе, откуда любовь наших ушедших близких льется на нас и светит нам, давая понять, что они счастливы.
По мотивам одной эскимосской легенды
День, когда я вышла замуж за любовь моего детства, был самым счастливым в моей жизни. Мы дружили с третьего класса и всегда знали, что однажды поженимся и создадим семью. Наши мечты стали реальностью.
На протяжении следующих трех лет мы жили как в сказке. Наша любовь была безмерной, и мы относились друг к другу с уважением, добротой и сочувствием. Мы никогда не думали о себе в первую очередь, а всегда о своей второй половинке. Не было ничего такого, что бы каждый из нас не сделал для другого.
Мы редко разлучались. У нас были общие интересы, и мы были самой подходящей компанией друг для друга. Мы ходили в магазин, взявшись за руки, иногда просто чтобы купить буханку хлеба. Помимо того что мы были мужем и женой, мы были любовниками и лучшими друзьями.
После трех лет брака я обнаружила, что беременна. Мы оба были счастливы. Мы часами гуляли по магазинам, выбирая одежду, мебель и необходимые вещи для нового члена нашей семьи.
Наша дочь родилась в погожий солнечный день в феврале. На наш район обрушился сильнейший снегопад за неделю до этого, и все вокруг было белым и прекрасным. Казалось, в этом есть некое знамение. Что у нашей семьи будет светлое будущее.
Следующие десять месяцев мы лелеяли нашу дочь, наблюдали, как она растет, учится ходить и говорить свои первые слова. Душа моего мужа парила, когда она первый раз посмотрела на него своими огромными карими глазами и произнесла: «Папа». Мир до этого момента никогда не был столь прекрасным.
Рождество было огромной радостью. Мы одели Мишель в красный костюм и шапку Санты и, счастливые, наблюдали за тем, как загорались глаза дочери при виде ее первой рождественской елки. Мы легли спать позже обычного, вспоминая все радостные моменты того дня. Мы были на вершине счастья и знали, что впереди у нас еще не одно Рождество.
Рано утром в канун Нового года мой мир рухнул. Я проснулась от того, что мой муж сидел на краю постели, сдавив свою грудь и плача от боли. Прежде чем я сбросила одеяло и кинулась к нему, он начал кричать. Он встал, оттолкнул меня в сторону и, шатаясь, пошел в гостиную. Я бросилась за ним, страх сковал меня, когда я снова и снова спрашивала его, в чем дело. Он не отвечал. Его крики рикошетом отлетали от стен маленькой комнаты и почти оглушили меня. Вдруг он упал лицом на деревянный пол. Затем… тишина.
Эта мертвая тишина, казалось, заполнила комнату даже больше, чем его крики еще секунду назад. Я пробралась к телефону и позвонила в «Скорую». Казалось, прошла вечность, прежде чем они приехали. Позже я узнала, что на самом деле они приехали меньше чем через четыре минуты.
Позвонив в «Скорую», я упала на колени рядом с мужем. Я потрясла его за плечи, перевернула на спину и стала звать по имени, слезы катились по моему лицу и падали на него. Ответа не было. Когда «Скорая» с ревущей сиреной въехала на нашу дорожку, я уже знала, что он мертв.
Следующие несколько дней были кошмаром. Я делала все необходимые похоронные приготовления и стояла у гроба, пожимая руки и принимая соболезнования семьи и друзей. Я не испытывала совершенно никаких эмоций. Было ощущение, что я превратилась в камень.
На кладбище отец стоял около меня. Он положил руку мне на плечо, стараясь утешить и поддержать. Я знала, что он страдает. Они прекрасно ладили с моим мужем. Но я не могла в свою очередь утешить его. Когда начали опускать гроб в могилу, я зарыдала, это был глубокий раздирающий рев, который, казалось, разорвет мою душу на части. Я полагала, что моя жизнь кончена. Я потеряла не просто мужа, я потеряла своего любимого и лучшего друга. И все это произошло в один миг. Я прильнула к груди отца, а он гладил мои волосы своей натруженной рукой и тихонько говорил слова утешения. Я помню, как в тот момент я недоумевала, как может мир быть таким жестоким.
В следующие несколько недель горе поглотило меня. Я была зла на мужа, что он оставил меня, зла на Бога, что забрал его, и зла на весь мир вообще. У меня не было ни малейшей надежды, не было возможности отрицать случившееся, ведь муж умер на моих глазах.
Три недели я почти не спала. Всякий раз, когда я засыпала, крики мужа настигали меня. Затем я просыпалась, надеясь, что это всего лишь дурной сон, и меня всю трясло. Я не могла есть, и мне хотелось умереть вместе с ним.
Все это время я жила у родителей, отказываясь переступать порог собственного дома. Для меня невыносимой была мысль о том, чтобы войти в спальню, где умер муж, и я боялась, что ее стены все еще хранят крики боли. Я не обращала внимания на дочь, закрывалась в своей бывшей детской, где просиживала часами, и оставалась глуха к просьбам матери выйти и побыть с семьей. Хотя никаких суицидальных склонностей прежде за мной не замечалось, в те дни я могла думать лишь о смерти мужа и сожалеть, что не ушла с ним. Эти мысли были верным знаком того, что я могу сделать что-то подобное.
Спустя месяц отец мне сказал, что я должна или вернуться в свой дом, или расторгнуть договор о съеме. Я понимала его логику, но даже близко не хотела подходить к тому дому. Я написала уведомление о том, что хочу прекратить аренду, попросила отца доставить этот документ по назначению и просто умоляла его продать все из дома, за исключением некоторых личных вещей и памятных безделушек. Сначала отец запротестовал, но в конце концов смягчился и уступил. Он считал, что я должна встретиться со своими страхами лицом к лицу, чтобы продолжать жить дальше. И снова я отказалась.
Отец назначил встречу с продавцом подержанной мебели и сразу после первого дня рождения моей дочери поехал в наш бывший дом, чтобы все уладить. Казалось, он отсутствовал целую вечность, и мое воображение разыгралось. Может, что-то случилось с ним? В том состоянии душевного опустошения мне казалось, что дом проклят.
Услышав въезжающий во двор грузовик отца, я вздохнула с облегчением. Все напоминания той жуткой ночи теперь навсегда уйдут прочь. Я больше никогда не переступлю порог того дома.
Отец выглядел изможденным и уставшим. Он снял пальто и шляпу, повесил их на вешалку, достал небольшой пакет из кармана и протянул мне. Он сказал, что нашел его в почтовом ящике возле дома.
На конверте был адрес ювелирного магазина, где мы с мужем покупали обручальные кольца. Я разорвала конверт, сгорая от любопытства, что же было внутри. Высыпав содержимое, я нашла подвеску с ангелом на превосходнейшей золотой цепочке. В одно из крылышек ангела были искусно вставлены три камушка. Аметист – камень дочери, синий сапфир для меня и изумруд для моего мужа. Я посмотрела на отца. Он пожал плечами. Было очевидно, что он здесь ни при чем.
В этот момент я поняла, что в конверте что-то осталось. Письмо внутри было адресовано моему ушедшему мужу. Это было письмо-извинение, в котором говорилось, что, хотя они обещали доставку к Рождеству, произошла задержка, и они частично возмещали таким образом принесенные неудобства. Чек был приложен к написанной от руки записке моего мужа. Там было следующее: «Когда будешь надевать этого прекрасного ангела, всегда знай, что я рядом».
Прочитав это, я словно почувствовала присутствие мужа и практически увидела, как он улыбается. Я застегнула цепочку на шее, зная, что он будет рядом со мной всегда, указывая мне путь и помогая одной воспитывать нашу дочь. Меня окутал покой, и в тот момент я поняла, что ради него и дочери я должна взять себя в руки и продолжать жить.
К счастью для меня, отец проигнорировал все мои просьбы. Мебель по-прежнему оставалась в доме, где мы с мужем жили с того самого дня, как поженились. Уведомление, которое я попросила отправить отца, все еще лежало в его кармане.
На следующий же день мы с Мишель поехали домой. Я приняла решение последовать своей давней мечте и стать писателем. Осенью я записалась на писательские курсы. Спустя годы мои работы наконец стали продаваться. Как гордился бы мной мой дорогой муж.
Скорбь не прошла мгновенно. Иногда я просыпалась в холодном поту, испуганная и одинокая. Когда это случалось, я сжимала в руке своего ангела и легонько терла его. Всегда после этого меня окутывал покой, и я погружалась в глубокий сон.
Несколько лет назад я потеряла своего ангела. Сначала мое сердце было разбито. Но потом я поняла, что больше нет нужды зависеть от него, чтобы получить покой и утешение. Единственное, чего я желала, – это чтобы ангел принес покой и утешение человеку, нашедшему его. Он всегда останется моим особенным ангелом, и я никогда не забуду этого подарка, посланного мне мужем с небес. Поистине это был подарок любви.
Мэри М. Элворд
Последняя валентинка
Любовная игра никогда не прекращается по причине темноты.
Том Мэссон
В тот вечер (накануне Дня святого Валентина) я по обыкновению смотрела на безрадостную картину, открывавшуюся из маленького окошка больничной палаты, вот уже в тысячный раз желая увидеть хоть что-то новое, какой-нибудь знак надежды, манящей из-за невидимого горизонта. Вместо этого все, что я могла видеть, был слабый свет над машинами и бетонное покрытие парковки. Казалось, что и внутри свет вот-вот погаснет, смягчая на время стерильную обстановку, в которой теперь находился мой отец.
Я повернулась к его кровати. Папа дышал спокойно, как будто не желая никого потревожить, поддерживая то благородное достоинство, которое так соответствовало его одинокой натуре. Я успокоилась, он выглядел расслабленным. Эта болезнь, скрытая и медленная, продолжалась уже так долго, что люди больше не присылали цветы или открытки. Они больше не знали, что говорить, и их интерес, как свет в этой комнате, просто постепенно погас.
Я была молода и еще не привыкла к часам ожидания, столь знакомым тем, кто беспомощно наблюдает за неизлечимо больным любимым человеком. Мой рассудок возвращался в более счастливые времена, и я, как на пленке, просматривала воспоминания об отце. На каждой картине он был с моей матерью. Он дарил ей цветы, и она хлопала в ладоши и мурлыкала своим сладким голосом с южным акцентом: «О, Дэйв! Это так мило!» Затем мягкий поцелуй на его щеке, и вот он уже краснеет от удовольствия. Она хранила его открытки в старой деревянной коробке, которая после долгих лет совместной жизни была переполнена настолько, что больше не могла нормально закрываться.
А сейчас моя мать, никогда прежде не оставлявшая его, находилась дома, пытаясь выспаться, в чем так отчаянно нуждалась. Без нее тишина в этой комнате была какой-то зловещей и пугающей. Повисшее в воздухе невидимое, но ощущаемое горе будто поджидало нас. Молитвы с просьбами о его выздоровлении казались бесполезными и неблагоразумными. Господи, почему мой отец медленно умирает, мучаясь от боли? Я закрыла глаза и тихо шептала, обращаясь к ним обоим: «Отец… Отец…»
Медсестра энергично вошла в палату, разрушая тишину важной деловитостью. Затем с привычной интонацией, но странной и не к месту оживленностью пропела:
– Как наш пациент?
Я отвернулась от окна и улыбнулась, но не ответила, естественно. Держа податливое запястье отца и измеряя его слабый пульс, она о чем-то щебетала. Слушая вполовину уха, я скользнула в кресло в углу комнаты и посмотрела оттуда на окно. Уже темно. Ничего не видно.
Мгновение спустя осколки ее слов вытащили меня из оцепенения и задумчивости.
– Завтра… День святого Валентина… Вы уже купили валентинки?
Магазин подарков был открыт еще час, и она сказала, что если я хочу, то могу сбегать и купить несколько открыток, а она будет рада посидеть с отцом, пока я не вернусь. В первый раз я взглянула на нее и увидела мягкий розовый свитер, молодые руки, держащие старые руки моего отца. Я благодарно кивнула и поспешила к лифту.
В магазине подарков я уставилась на ряды открыток. Взяла некоторые с надписью «Для моего отца», и неожиданно слезы заскользили по моему лицу. Почему я должна покупать ему валентинку, когда он может просто не дожить до этого дня? Почему вообще его должен заботить этот День святого Валентина?
Я возвращала их на полку, когда мой взгляд задержался на одной с надписью «Моей жене на День святого Валентина». Я вспомнила те открытки из старой коробки матери – свидетельство их почти сорока лет совместной жизни – и затем без раздумий о невозможности того, что я собиралась сделать, купила эту открытку и поспешила обратно в палату отца.
После того как ушла медсестра, я перегнулась над кроватью, слушая его слабое дыхание, и прошептала:
– Папочка, тебе нужно сделать еще кое-что. Пожалуйста, папочка. Всего одну только вещь.
Ответа не было.
Я вставила ручку в его руку и положила раскрытую открытку на его грудь. Он не шевелился.
– Пожалуйста, папочка. Это для мамы. Валентинка. Ты никогда не забывал.
Ему, казалось, не было никакого дела до моей нужды, до моей детской просьбы, и он по-прежнему не двигался.