Казалось бы, в неопозитивизме, доверяющем только строгой логике и
фактам, невозможны преувеличения на почве «веры в слово». И тем не
менее.
Людвиг Витгенштейн (1889—1951) еще в Австрии в раннем
«Логико‑философском трактате» (1921) развивал идею структурного
сходства языка и мира: язык — это образ (проекция) мира,
представляющего собой мозаику атомарных фактов. При этом под
«фактами» понимались те объективно регистрируемые данные, с
которыми имеют дело естественные науки, идеальным языком
признавалась символика математической логики, а подлинный предмет
философии виделся в логическом анализе языка науки. В свое время
эти идеи потрясли логиков и философов, они вызвали бурное развитие
математической логики и структурных исследований в разных науках. У
Витгенштейна, конечно, были предшественники и вдохновители: не
только Бертран Рассел, но и более отдаленные — Лейбниц, Декарт,
Луллий. Однако главный источник аналогий между структурой языка и
структурой мира — это вера в язык и в его значимость для понимания
мира.
Позже глава английских «аналитиков языка» Джордж Мур (1873—1958) и
под его влиянием Витгенштейн (уже «поздний», в Англии) переходят от
анализа символического логико‑математического языка к логическому
анализу естественного языка и тех наивных смыслов, из которых
складывается языковая картина мира и обыденное сознание человека.
Это течение аналитической философии (иногда его называют
«лингвистическая философия») видит свою задачу в том, чтобы путем
«терапевтического» анализа обычного языка устранять недоразумения,
возникающие между людьми из‑за «неправильного» употребления языка.
Мур, Витгенштейн и их последователи постоянно пишут об опасной
власти языка над людьми, о его «вине» и «недугах» как источниках
человеческих заблуждений и псевдопроблем. В «Философских
исследованиях» Витгенштейна (1953) язык не раз сравнивается с
чем‑то обманным, враждебным, держащим человека в плену[218].
Какие же «недуги», чреватые для людей «обманом», «пленом» и
«ссадинами», усматривают в языке лингвистические философы?
Например, такой «подлог»: мы употребляем глагол знать для
обозначения фактически совершенно разных познавательных процессов и
состояний, ср.: Я знаю, что это яблоня; Я знаю, что он уехал; Я
знаю урок; Я знаю, что делать; Я знаю, что Земля круглая; Я знаю —
город будет!; Я знаю этого человека и т.д. В самом деле, в
приведенных высказываниях нет двух одинаковых значений или
употреблений слова знать. Однако эта многозначность давно известна,
а для языков, имеющих толковые словари, с той или иной степенью
подробности — описана[219]. Что касается логической и
психологической характеристики тех процессов и состояний, которые
люди обозначают словом знать, то, судя по работам Мура и
Витгенштейна, они с блеском и не без самоиронии освобождались от
«оков» языкового «плена».
В целом лингвистическая философия и связанный с ней концептуальный
анализ обыденного сознания — это перспективные области
гуманитарного знания, в которых уже сделаны замечательные открытия
в лингвистической семантике, теории коммуникации, социальной
психологии; предложены реалистические концепции в теории
этики[220]. При этом рассуждения о «недугах» и «вине» языка можно
понять отчасти как риторику и «украшательство», отчасти — как
наследие фидеистических традиций в оценке роли языка в познании.
Лингвистическая философия Людвига Витгенштейна и Джорджа Мура
60
0
2 минуты
Темы:
Понравилась работу? Лайкни ее и оставь свой комментарий!
Для автора это очень важно, это стимулирует его на новое творчество!