Артур Шопенгауэр (1788–1860) начал свою философскую деятельность в качестве приват-доцента Берлинского университета в 1820 году, причем его интересы до этого претерпели ряд метаморфоз.
Изучение естествознания, и в частности медицины, в Геттингенском университете вскоре сменилось глубоким увлечением философией Канта. В 1813–1814 годах в литературном салоне своей матери, в то время известной писательницы, он довольно тесно сблизился с И. В. Гёте, оказавшим на него большое, хотя и весьма противоречивое влияние. В том же 1813 году Шопенгауэр выступил с первым своим философским трактатом «О четверояком корне закона достаточного основания», в котором довольно резко разошелся со всей предшествующей философской традицией. В трактате, как в зародыше, предвосхищается почти вся его философия, изложенная вскоре в основном труде Шопенгауэра «Мир как воля и представление» (1818-й, издан в 1819 году).
Уже его ранние произведения отличает стиль изложения, сочетающий в себе духовидческие, пророческие интонации немецкого мистика Я. Бёме, и желчность, сарказм, мрачное остроумие, язвительность французского мыслителя Вольтера.
Лекции И. Г. Фихте, прослушанные А. Шопенгауэром в 1811 году, а также неудачное соперничество с лекционными курсами Гегеля навсегда оттолкнули философа от поприща «академического» философа, выработали в нем стойкую неприязнь к современности и ее проблемам. Отныне уединенная жизнь мыслителя становится жизненным стилем Шопенгауэра. Единственное крупное событие — бегство в 1831 году из Берлина во Франкфурт-на-Майне из-за эпидемии холеры, прошедшей по Германии и, в частности, ставшей причиной смерти Гегеля. Во Франкфурте Шопенгауэр дополняет и подробно интерпретирует основные идеи, изложенные в его труде «Мир как воля и представление», пишет сочинение, посвященное «воле в природе», а также сборники афоризмов, по-новому раскрывающих отдельные грани его учения. Много внимания он уделяет изучению буддийской философии, что сказалось на его этических представлениях.
Свое учение Шопенгауэр охарактеризовал как раскрытие тайны, которую до него не могли раскрыть другие мыслители. Разгадку тайны мира и того, что лежит в его основе, философ вынес в заглавие своего важнейшего труда «Мир как воля и представление» — все остальное, как и сам труд, он считал лишь комментарием, дополнением и уточнением этой основной идеи.
Отталкиваясь от кантовской идеи о примате практического разума, важнейшим компонентом которого была свободная, «автономная» воля, Шопенгауэр отстаивает примат воли по отношению к разуму, что означало по сути движение в антикантовском направлении. На этом пути он развил немало интересных и здравых идей относительно специфики волютивных (связанных с волей) и эмотивных (связанных с эмоциями) сторон человеческого духа, их роли в жизни людей. Критикуя рационалистическую философию за противоречащее реальной жизни превращение воли в простой придаток разума, Шопенгауэр доказывал, что воля, то есть мотивы, желания человека, побуждения к действию и сами процессы его совершения специфичны, относительно самостоятельны и в значительной степени определяют направленность и результаты разумного познания.
«Разум», как его понимала прежняя философия, Шопенгауэр объявлял фикцией. На место разума должна быть поставлена воля. Но чтобы воля могла «помериться силами» со «всемогущим» разумом, каким его сделали философы, Шопенгауэр, во-первых, представил волю независимой от контроля со стороны разума, превратил ее в «абсолютно свободное хотение», которое не имеет ни причин, ни оснований. Во-вторых, воля была им как бы опрокинута на мир, Вселенную: Шопенгауэр объявил, что человеческая воля родственна «неисповедимым силам» Вселенной, неким ее «волевым порывам». Итак, воля была превращена в первоначало и абсолют — мир стал «волей и представлением». «Мифология разума» уступила место «мифологии воли». Односторонностям рационализма были противопоставлены крайности волюнтаризма. Все многообразие окружающей действительности, все формы жизни выступили у Шопенгауэра как проявления субстанциальной воли, интуитивно, по аналогии с «познающим субъектом», переносимой из внутреннего мира на мир внешний. В человеке адекватным проявлением воли становятся его чувства, и прежде всего половое влечение, представляющее собой «настоящий фокус воли». В контексте вечно становящейся воли как воли к жизни интеллект, по Шопенгауэру, может выступать в следующих формах: как «интуиция», знающая волю; в форме слуги, «орудия» воли; в форме безвольного эстетического созерцания и, наконец, в форме сознательного противопоставления воле, борьбы с ней путем аскезы и квиетизма. Последнему аспекту, связанному с противодействием воле, посвящена этика Шопенгауэра, обосновывающая его теоретический и личностный пессимизм и мизантропию. Страдания невозможно устранить из жизни людей, поэтому освобождение от них он усматривает в аскезе, в отказе от тела как проявления воли и, наконец, в погружении индивидуальной воли в мировую, то есть превращении ее в небытие.
В шопенгауэровской философии индивид является центром самоинтерпретации, само познание носит своего рода антропологический характер, оно антропоморфно, движется от субъекта к объекту, всегда по аналогии с субъектом. Отсюда все категории противостоящего субъекту мира — пространство, время, причинность — интерпретируются философом, по сути, физиологически. Мир как представление — продукт активности мозга субъекта, не просто познающего, но прежде всего хотящего, водящего.
Оценивая трансцендентальный идеализм Канта, Шопенгауэр писал: «Кант вполне самостоятельно пришел к той истине, которую неутомимо повторял Платон, выражая ее чаще всего следующим образом: „Этот чувствам являющийся мир не имеет истинного бытия, а есть лишь вечное становление; он одновременно и существует и не существует, и познание его есть не столько познание, сколько призрачная мечта“». Вовсе не случайно, что именно эта философия в середине XIX века нашла столь широкий резонанс именно в среде творческой интеллигенции. Последователями Шопенгауэра становятся и композитор Р. Вагнер, и базельский историк Я. Буркхардт, и особенно молодой профессор классической филологии, много времени потративший на изучение философии Платона и философии досократической Греции, — Ф. Ницше.
Окружающий мир — это мираж, фантом, порождение функционирующего рассудка — миф, который творится каждым индивидом под видом объективной реальности, спроецированной им вовне себя.
Истоки пессимизма.
Артур Шопенгауэр родился в городе Данциге (ныне Гданьске) 22 февраля 1788
года. Его отец, Генрих Флорис Шопенгауэр (1747— 1805), довольно
состоятельный купец, принадлежал к весьма почтенному семейству, несколько
поколений которого своей успешной коммерческой деятельностью и
добропорядочностью завоевали прочное общественное положение и высокую
репутацию. Сын горячо любил отца, считая себя наследником светлых черт его
характера, и до конца своих дней испытывал чувство благодарности по
отношению к нему за "редкое счастье свободы и независимости", обеспеченное
отцовским состоянием, позволившим "образовать, развить свои способности и
употребить их по назначению". Несмотря на то, что Шопенгауэр родился в
обеспеченной семье, материальные блага не защитили его от страданий.
Семейные ссоры родителей, а затем смерть горячо любимого им отца,
непонимание и холодность со стороны матери, неудачи на службе и в личной
жизни породили в нем недоверие к миру людей, в котором доминировало зло.
Родители Артура находились в состоянии глубокого внутреннего разлада между
собой, что тяжело сказывалось на духовном самочувствии ребенка. Затем отец
Артура разошелся с женой, а спустя два года, в 1805 г., покончил жизнь
самоубийством (обстоятельства его смерти давали повод для подозрений
относительно добровольного ухода из жизни). Его вдова и мать Артура,
Иоганна Шопенгауэр, была жизнерадостной и веселой особой, привыкшей к жизни
в обществе и занятой преимущественно собой. Неудивительно, что и у Артура
началось с ней расхождение, а в 1814 г. произошел полный разрыв. Родители
Артура находились в состоянии глубокого внутреннего разлада между собой,
что тяжело сказывалось на духовном самочувствии ребенка. Затем отец Артура
разошелся с женой, а спустя два года, в 1805 г., покончил жизнь
самоубийством. Его вдова и мать Артура, Иоганна Шопенгауэр, была
жизнерадостной и веселой особой, привыкшей к жизни в обществе и занятой
преимущественно собой. Неудивительно, что и у Артура началось с ней
расхождение, а в 1814 г. произошел полный разрыв. Но она была талантливой
писательницей; вращалась в литературно-художественных кругах. Но именно
мать дала свободу духовным устремлениям сына — и он продолжил учебу.
Получив желанное известие от матери, Шопенгауэр немедленно начинает
подготовку к поступлению в университет. В Готе, где он пробыл совсем
недолго, и в Веймаре он в течение двух лет изучает при городских гимназиях
классические языки, занимаясь также математикой и историей.
По достижении совершеннолетия (1807) Артур Шопенгауэр получает третью часть
из оставленного отцом наследства и тогда же становится студентом-медиком
Геттингенского университета. Заинтересовавшись философией, он через полгода
переводится на философский факультет, не оставляя совсем и медицинского. Он
изучает Платона и Канта, штудируя одновременно медицину и анатомию, а также
слушает курсы логики, метафизики и психологии, математики, истории
Германии, естественной истории, химии, физики, астрономии, ботаники.
В 1811 году Шопенгауэр переселяется в Берлин, где продолжает учебу в
местном университете: слушает лекции Вольфа по истории греческой и
латинской литературы, Шлейермахера — по истории философии, Фихте — по
философии и наряду с этим продолжает свою подготовку в области естественных
наук. Учеба в Берлине продлилась два года и должна была завершиться
докторским экзаменом, но вновь начавшиеся военные действия побуждают его
оставить Берлин и отправиться в Саксонию. Поселившись недалеко от
Рудольштадта, он пишет диссертацию "О четверояком корне закона достаточного
основания". Вскоре он защищает ее в Иенском университете, удостоившись
степени доктора философии. Одним из первых читателей его работы был Гете,
чье внимание привлекло умение автора выражать свои мысли в наглядной форме,
а равным образом — оригинальность концепции; их знакомство состоялось зимой
1813 года в Веймаре, в доме матери Шопенгауэра. Несмотря на благоприятное
впечатление, произведенное молодым человеком на Гете (как-то заметившего:
"... будьте покойны, этот ум еще превзойдет всех нас"), последний не
разделял шопенгауэровских мировоззренческих позиций.
В дрезденский период Шопенгауэр пишет трактат "О зрении и цвете" (по следам
веймарских бесед с Гете) и создает свое основное произведение — "Мир как
воля и представление" (первый том), работу над которым заканчивает в марте
1818 года с ясным пониманием выдающейся значимости своего труда. После
этого он отправляется в путешествие по Италии (он побывал в Венеции,
Флоренции, Неаполе, Риме, где прожил четыре месяца, видел Геркуланум и
Помпею) и через одиннадцать месяцев возвращается обратно в Дрезден. Во
время этой поездки Шопенгауэр окончательно утвердился в сознании того, что
он не создан для семейной жизни и что наиболее естественным для него
состоянием является одиночество. В связи с выходом в свет первого тома
своего основного произведения Шопенгауэр писал его издателю Фр. А.
Брокгаузу: "Мой труд является... новой философской системой, причём новой в
полном смысле слова: не подновленное изложение уже существующего, но ряд
самым тесным образом связанных между собой мыслей, никогда прежде не
приходивших ни в одну человеческую голову". (Сам Шопенгауэр понимал под
абсолютной новизной своей философии попытку "объяснить мир из человека",
увидеть мир как нечто живое и осмысленное, нравственно ценное.) Однако
большая часть тиража, как и опасался Брокгауз, пошла в макулатуру.
Вслед за провалом книги последовало фиаско в преподавательской
деятельности. В 1820 г. Шопенгауэр занимает место доцента в Берлинском
университете. Встреча с Гегелем в марте того же года при пробном чтении
лекции — "О четырех различных видах причин" — послужила началом их
продолжительной вражды. Гегель отнесся к Шопенгауэру с полным
пренебрежением; последний же неустанно боролся против "шарлатана" (как он
называл своего противника) и его "философии абсолютной бессмыслицы".
Самонадеянно назначив время своих лекций на те же часы, что и у Гегеля,
Шопенгауэр остался без слушателей.
Спустя пять лет автор новой философской системы снова попробовал в
Берлине свои силы как лектор. Университетский курс читался им в 1826—1832
гг., но его посещало менее десятка слушателей. Никто больше на этот курс не
записался, студенты предпочитали слушать Гегеля, который читал свои лекции
в те же самые часы, которые Шопенгауэр назначил вполне преднамеренно и для
своего курса. Не помогло молодому приват-доценту и то обстоятельство, что
осенью 1831 г. эпидемия холеры унесла жизнь Гегеля. Шопенгауэр покинул
университет и вообще Берлин и никогда больше к преподавательской
деятельности не возвращался. Вывод, который он сделал для себя, был им
выражен в следующих написанных им в 1844 г. и широко известных словах: «А
чтобы моя философия стала сама способна занять кафедру, нужно чтобы
наступили совершенно иные времена». Слова эти оказались пророческими. А
пока события жизни Шопенгауэра шли своим чередом: с лета 1833 г. отставной
приват-доцент окончательно поселился во Франкфурте-на-Майне и повел жизнь
одинокого холостяка, жизнь необщительную и почти затворническую, достаточно
обеспеченную рентой после ликвидации дела его отца.
Артур Шопенгауэр перешагнул рубеж своего пятидесятилетия, когда на его долю
выпал первый успех. Конкурсная работа "О свободе человеческой воли" (1839)
была удостоена премии Королевского норвежского научного общества; однако
другая работа "Об основании морали" (1840) осталась незамеченной; равным
образом не привлекла внимания и книга, объединившая оба сочинения по этике
под одним названием "Две основные проблемы этики" (1841); такая же участь
постигла дополнительный, второй том основного произведения (1844).
Жизненный горизонт А. Шопенгауэра замыкается. Почти никаких новых знакомств
и мест за последние 30 лет его жизни. Отвергнутый миром, он принципиально
стоит в стороне от событий своего времени, не участвуя также и в текущей
философской жизни — никак не реагируя на резонанс, вызванный именами Л.
Фейербаха, Б. Бауэра, А. Руге, Д. Штрауса и других. В результате (особенно
после событий революционного 1848 г., отношение к которым он выразил словом
"бунт", назвав действия восставших "предательством по отношению к
приобретенной с трудом безопасности" в революционной и прогрессистски
настроенной среде складывается определенное, остро неприязненное отношение
к Шопенгауэру: говорят о "бездеятельной созерцательности" его философии, о
"парализующем, враждебном культуре пессимизме", о "реакционности" и т. п. И
вместе с тем, начиная с 1851 г., после выхода в свет работы "Парерга и
паралипомена" ("Примечания и дополнения"), ее автор приобретает все
увеличивающуюся известность; особой популярностью пользуются "Афоризмы
житейской мудрости", одна из частей "Парерги". О нем начинают говорить и
писать, выходят юбилейные публикации, создаются его портреты, появляются
биографии. Шопенгауэр охотно принимает все эти выражения признания, но
одновременно говорит о "комедии своего успеха".
Шопенгауэр умер 21 сентября 1860 г. Похоронен на главном городском кладбище
Франкфурта-на-Майне.
2. Наихудший из миров
"Оптимист приглашает меня раскрыть глаза и посмотреть на мир, как он
прекрасен в озарении своего солнца, со своими горами, долинами, потоками,
растениями, животными... Но разве мир – панорама? Как зрелище все эти вещи,
конечно, прекрасны, но быть ими – совсем другое дело. Наш мир устроен
именно так, как его надо было устроить для того, чтобы он мог еле-еле
держаться; если бы он был еще несколько хуже, он бы совсем уже не мог
существовать. Мир так дурен, как только он может быть дурен, коль скоро ему
следует вообще быть."
В 1818 году Шопенгауэр написал книгу «Мир как воля и представление»,
особенно популярной она стала на рубеже XIX - XX столетий. Отталкиваясь
от кантовской идеи о примате практического разума, важнейшим компонентом
которого была свободная, «автономная» воля, Шопенгауэр затем стал
отстаивать примат воли по отношению к разуму, то есть начал двигаться
скорее в антикантовском, антиклассическом направлении. На этом пути он
развил немало интересных и здравых идей относительно специфики волютивных
(связанных с волей) и эмотивных (связанных с эмоциями) сторон человеческого
духа, их роли в жизни людей. Например, он критиковал классический
рационализм за противоречащее реальной жизни превращение воли в простой
придаток разума. На деле же, рассуждал Шопенгауэр, воля, то есть мотивы,
желания человека, побуждения к действию и сами процессы совершения его
специфичны, относительно самостоятельны и в значительной степени
определяют направленность, результаты разумного познания. «Разум»», как его
понимала классическая философия, Шопенгауэр объявлял фикцией и резко
критиковал традиционный рационализм. На место разума и должна быть, по
Шопенгауэру, поставлена воля. Но чтобы воля могла "померяться силами" с
«всемогущим» разумом, каким его сделали философы-классики, Шопенгауэр, во-
первых, в своем толковании представлял волю независимой от контроля со
стороны разума, превратил ее в «абсолютно свободное хотение», которое якобы
не имеет ни причин ни оснований. Во-вторых, воля была им как бы опрокинута
на мир, вселенную: Шопенгауэр объявил, что человеческая воля родственна
«неисповедимым силам» вселенной, неким ее «волевым порывам». Итак, воля
была превращена в первоначало и абсолют - мир в изображении Шопенгауэра
стал "волей и представлением". Идеализм рационализма, "мифология разума"
классической философии уступили место идеалистической "мифологии воли".
Односторонностям рационализма были противопоставлены крайности
волюнтаризма.
Шопенгауэр известен преимущественно как один из главных представителей
пессимистического направления в философии. Шопенгауэр считает одной из
величайших ошибок почти всех метафизических систем то, что они считают зло
чем-то отрицательным; напротив, оно есть нечто положительное, нечто дающее
себя чувствовать. Зло, по его мнению, неизбежно, как следствие утверждения
желания жить. Существует не только утверждение желания жить, но и
отрицании, даже полное упразднение его: в этом последнем случае являются
совершенно иной мир, совершенно иное существование, о котором мы, правда,
не имеем понятия и которое кажется нам ничем, но ничем не абсолютным, а
лишь относительным. Шопенгауэр считает освобождение от мирового зла
возможным, хотя, правда, лишь путем радикального лечения, полного
возрождения и обновления. Шопенгауэр находит утешение против существующей в
мире массы зла в росте познания.
Если бы жизнь сама по себе была ценным благом, разве была бы
необходимость охранять ее выходные двери такими ужасными привратниками, как
смерть и ее ужасы. Кто захотел бы оставаться в жизни, какова она есть, если
бы смерть была не так страшна. В страданиях жизни люди утешают себя смертью
и в смерти утешают себя страданиями жизни – одно неразрывное целое, один
лабиринт заблуждений, выйти из которого также трудно, как и желательно.
Поэтому его существование нуждается в объяснении – мир не может оправдать
себя из самого себя, не может найти основания и конечной причины своего
бытия в самом себе, то есть для собственной пользы.
Согласно теории Шопенгауэра – принцип бытия мира не имеет никакого
основания, а представляет собой слепую волю к жизни. Эта воля к жизни как
вещь в себе не может быть подчинена закону основания. Только слепая воля
могла поставить себя в такое положение, зрячая воля, напротив, скоро
высчитала бы, что предприятие не покрывает своих издержек. Поэтому
объяснение мира из некоторого анаксагоровского ума, из некоторой воли,
руководимой сознанием, непременно требует известной прикрасы в виде
оптимизма. Говорят, что жизнь представляет собой назидательный урок, на это
всякий может ответить – именно поэтому я хотел бы, чтобы меня оставили в
покое самодовлеющего ничто, где я не нуждался бы ни в уроках, ни в чем бы
то ни было. Если к этому добавляют, что всякий человек должен будет в свое
время дать отчет о каждом часе своей жизни, то скорее мы сами вправе
требовать, чтобы сначала нам дали отчет в том, за что нас лишили прежнего
покоя и ввергли в такое несчастное, темное и трудное положение. Когда мы
успели связать себя этими обязательствами? В момент нашего рождения.
(Вместе с познанием возрастает и способность чувствовать горе, способность,
которая поэтому в человеке достигает своей высшей степени, и тем высшей,
чем он интеллигентнее)
Итак, Шопенгауэр — философ мировой скорби, но это не унылая скорбь.
Это скорее своего рода героический пессимизм, близкий к стоицизму.
Шопенгауэр обосновывает свои пессимистические взгляды и определенным
пониманием времени и пространства. Время враждебно человеку; оно
обнаруживает тщету любых упований и изрекает свой безжалостный приговор над
самым дорогим и святым для нас. Пространство разделяет самых близких друг
другу людей так же и тем, что сталкивает их интересы. Свою лепту в
диссонансы жизни вносит и причинность. Она, подобно маятнику, перебрасывает
людей от одних состояний к другим, им противоположным. Причинность - самая
губительная основа человеческих горестей.
Шопенгауэр не делает того вывода, что в жизни абсолютно все
безнадежно. Но какие же надежды он хочет возродить в сердцах людей?
Характер этих надежд определяется, прежде всего, апелляцией к чувству
человеческого достоинства. А затем — утверждениями насчет запредельной
Мировой Воли. Философ использует известную статью Канта «Об изначально злом
в человеческой природе» (1792) и продолжает ход рассуждений ее автора в
направлении того вывода, что зло коренится в самом мировом начале, в
двойственности Воли, в ее диссонанс и разладе с самой собой. В ней
укоренено как тождеств мучителя и мученика, так и их
взаимопротивоположностью. Шопенгауэр считает даже, что в притеснителе воля
страдает «еще более, в той мере, в какой сознание обладает большей ясностью
и определенностью и воля больше стремительностью».
В окружающем нас мире, по мнению философа, происходят вечные
повторения трагических состояний, и в их повторениях виновата именно Воля.
Мысль о «вечном возвращении» в истории выскажет потом Фридрих Ницше.
Неотъемлемым составным элементом того варианта «трагической диалектики»,
который был создан Шопенгауэром, является понятие вины Мировой Воли.
Возникновение Вселенной и жизни в ней — это стихийное не осознанное, а
затем и сознаваемое грехопадение, и только отчасти оно искупается
страданиями, выпадающим на долю живущих в мире существ. Уже сам тот факт,
что область явлений существует, требует вынесения «мирского приговора», а
затем и его исполнения — приговор над явлениями, а через посредство явлений
— и над сущностью. Преступник должен быть наказан, и это значит, что ему
надлежит наказать самого себя. В философии Гегеля Мировой Разум, благодаря
своей «хитрости», поднимается «выше добра и зла», у Шопенгауэра же Мировая
Воля, вследствие своей изначальной преступности погрязает во зле, и ей
остается проявить некую хитрость в отношении себя, чтобы освободиться от
зла и связанных с ним страданий. Освобождение должно быть достигнуто
самоубийством Мировой Воли.
Как же это может быть достигнуто? Привести в исполнение приговор над
Волей, а тем самым и избавить себя и людей от страданий сама Воля не в
состоянии, это могут осуществить только люди как составные звенья мира
явлений. Эта их деятельность будет вполне морально оправдана, потому что
она будет означать искупление Волей своей вины перед собой. В чем же должна
заключаться названная деятельность?
Философ мировой скорби считает, что людям надлежит направить присущую
им жизненную энергию и против самой этой энергии, а через посредство этого
и против ее источника — Мировой Воли. Высшие проявления Воли следует
обратить на борьбу против ее ядра, что, по мнению Шопенгауэра,
подсказывается уже тем фактом, что и в природе более развитые существа
(скажем, хищники) уничтожают менее развитых (травоядных животных).
Отчужденная жизнь, если использовать гегелевскую форму выражения, должна
довести себя до состояния полного самоотчуждения, феномен воли призван
упразднить саму Волю.
Но какими действиями можно этого добиться? Прежде всего необходимо
средствами философского познания выяснить саму стоящую перед людьми задачу.
Затем надо пройти по двум следующим друг за другом ступеням самоуничтожения
Воли. Первая из этих ступеней — эстетическое созерцание, вторая — моральное
самосовершенствование и благодаря этому переделка своего поведения в
надлежащем направлении. На самом верху второй ступени намечается переход в
состояние, близкое к религиозному самоотречению, и это при несомненном
общем атеистическом умонастроении Шопенгауэра!
Шопенгауэр пренебрег научным познанием как эгоистическим и не
приносящим никакой пользы человеческому освобождению. Теперь он заявляет и
о недостаточности познания через искусство. Познание сущности мира ради
освобождения и ее явлений, и ее самой средствами искусства своей полной
цели не достигает. Следует обратиться к этическому познанию и поведению, и
здесь Шопенгауэр надеется указать наиболее эффективный путь к
самоупразднению Воли: люди, уничтожая себя как явления, тем самым уничтожат
и сущность. Как бы ни отвергал Шопенгауэр Гегеля, но он сам вынужден хотя
бы частично принять разработанную Гегелем диалектику сущности и явления:
когда есть явления, тогда есть и сущность, а когда исчезают субъекты,
олицетворяющие собой, по Шопенгауэру, мир явлений, тогда исчезнет и
абсолютный объект как мир сущностей. Впрочем, у самого Гегеля сущностный
мир действительности сам представляет собой единство объективного и
субъективного.
А. Шопенгауэр не призывает к самоубийству, и этим он отличается от
Эдуарда Гартмана, в философии которого, близкой учению Шопенгауэра, вопрос
о целесообразности сведения счетов с жизнью решается вполне утвердительно.
Шопенгауэр же даст отрицательный ответ и обосновывает его следующим
образом. Самоубийца отталкивается не от самой жизни, а только от того, что
делает ее неприятной и мешает наслаждаться ее радостями, почему и кладет
всем этим отравляющим жизнь событиям конец. Задача же состоит в том, чтобы
расстаться с самой волей к жизни, для чего следует возвыситься и над ее
горестями, и над ее радостями, и над ее одноцветностью, и над ее пестротой.
Возвышению и над тяготами жизни, и над ее постылостью должна
содействовать определенная линия морального поведения, которую и
рекомендует Шопенгауэр в четвертой книге «Мир как воля и представление», в
«Двух основных проблемах этики», и во втором томе «Parerga und
Paralipomena». Здесь обрисовывается своеобразный антисоциальный гуманизм
Шопенгауэра, который может быть охарактеризован и как самоотрицание
гуманизма, и как придание гуманизму неожиданного измерения.
Этическая программа Шопенгауэра по-своему вполне последовательна. Коль
скоро Мировая Воля представляет собой источник зла, то ее самоликвидация
вполне морально оправдана и даже необходима. Поскольку уничтожение ее
возможно только через определенную деятельность порожденных ею людей,
морально необходимо упразднение ими воли к жизни в самих себе. В этом и
заключается их этический долг. Правда, Шопенгауэр порицает всякое моральное
долженствование и в этом пункте не согласен Кантом, заявив, что ссылки на
долг приводят только к «рабской морали», однако сам же не может не
апеллировать к долженствованию в решениях человека насчет своего поведения.
Собственный шопенгауэровский «категорический императив» гласит: принуждая
себя ничего не делать из того, что хочется, следует делать все то, что не
хочется. Смысл этого императива (обязательного требования) состоит в том,
что подлежит подавить в себе по к жизни или хотя бы все более и более
ослаблять в себе. Обращает на себя внимание и следующее обстоятельство:
подобно Канту, Шопенгауэр исходит при опей поступков не из их характера, а
из тех побудительных мотивов, которые их вызвали. И он вполне согласен с
Кантом также и в том, что обязательной предпосылкой и условием морали
является свобода воли человека, при всем том, что у Канта свобода воли
отлична от других черт потустороннего бытия, а у Шопенгауэра совпадает с
самой его необходимостью, в глубине «безосновной» Во свобода необходимости
тождественна (о «безосновности» свободной воли впоследствии писал и Н. А.
Бердяев). К этому должно быть добавлено, что из глубин Воли, по
Шопенгауэру, исходит и иная необходимость — та, которая безраздельно царит
в мире представлений. А мораль должна складываться из следующих элементов:
покорное принятие мучений, аскетическая позиция в отношении собственной
личности, альтруистическая установка в отношении всех других людей и полное
упразднение эгоизма в результате действия первых двух принципов. Последнее
означает, что подлинно моральный человек достигает своего рода
атеистической «святости». Он не верит в Бога, но ведет себя так, как если
бы он в него верил, и следует его заветам.
Доведенный до крайности аскетизм означает полное прекращение желаний,
а альтруизм в том значения, которое ему придал Шопенгауэр, выражается в
сострадании, обращенном ко всему человечеству, в совершенно бескорыстной и
беззаветной помощи всякому чужому горю. Выражается также и в солидарности
со всеми, кто смог вступить на стезю полного уничтожения в себе стремлении
к земному, эмпирическому счастью. Разве все это в совокупности никак не
похоже на поведение «святых отшельников»? С той оговоркой, что едва ли кому
из них удавалось в абсолютно полном виде осуществить достаточно скоро свой
моральный идеал. Не осуществил его в своей личной жизни и Шопенгауэр. Что
же касается теории, то как бы ни порицал Шопенгауэр многие черты
христианства и прежде всего само упование на благость сверхъестественного
существа, он вполне приемлет отшельническое самоотречение и добровольное
умерщвление плоти, христианское милосердие и служение ближнему. Кроме того,
он одобряет растворение своего «я» в окружающей природе и тенденцию к
постепенному его исчезновению, возводимую в идеал поведения в буддизме и
некоторых других восточных религиях.
По мнению философа мировой скорби, земные радости и наслаждения столь
же враждебны морали, как и зависть, вражда, ненависть и вообще злоба, чем-
либо мотивированная или беспредметная. Осуждает он и обычное обывательское
поведение, хотя это не помешало ему в «Афоризмах житейской мудрости»
примирять читателей с практическим своекорыстием как проявлением
«благоразумного» поведения. Вполне приемлемо для философа и существующее
государство, хотя он и порицает его как «шедевр» эгоистического поведения,
а всемогущество эгоизма именует метафизическим заблуждением. Но тут
возникает общая мировоззренчески-философская трудность: поскольку в мире
представлений господствует необходимость, то, следовательно, всякий
эгоистический поступок, а не только просто акт злодейства (последний мог бы
оказаться плодом и почти беспричинного каприза) обусловлен необходимым
образом, и здесь нет проявления вины, нет и возможности хотя бы некоторым
людям изменить свое поведение так, чтобы оно стало моральным. Это все та же
поставленная Иммануилом Кантом проблема: разве может свобода проникнуть из
запредельного мира в мир явлений? Шопенгауэр не дает сколько-нибудь
удовлетворительного разрешения этой проблемы и предпочитает ответить на
совсем другой вопрос: одинаковы ли характеры людей? Нет, они, конечно,
различны, особенностями характера и определяется то, что одни люди способны
направить себя к «святости», а другие либо вообще закостенели во зле, либо
ведут себя чувственно и легкомысленно. Таким образом, из запредельного,
потустороннего (в отношении явлений) мира к нам проникает не столько
свобода, сколько характер. Однако тем самым главная трудность этики
Шопенгауэра остается без разрешения.
Возвращаясь к сопоставлению этики Шопенгауэра с христианской религией,
необходимо отметить, что вслед за Кантом, он отвергает все доказательства
существования Бога и все попытки оправдать богоправление миром со всеми его
несправедливостями, мучениями, злодеяниями и мерзостью как совершенно
несостоятельные. Франкфуртский мизантроп иронически цитирует известное
место из Ветхого завета: «И увидел Бог, что он создал, и вот хорошо весьма»
(Бытие, 1, 37). Он отвергает также попытки придания религии
интеллектуальной респектабельности и, подобно Гегелю, не приемлет ни
антифилософского приписывания Богу личностных черт, ни претензии религии
как в этом, так и в других вопросах стать выше философии. В диалоге «О
религии» Шопенгауэр утверждает, что вера и знание не совместимы, всякое
богословие и всякий фидеизм ложны. Он убежден, что религиозные надежды на
загробное счастье в корне фальшивы. Шопенгауэр фактически следует Гоббсу и
Юму, когда заявляет, что в Европе религия унизила себя, став одной из опор
существующею в обществе политического устройства. И в то же время он
признает, что из всех религии по своему внутреннему содержанию ему наиболее
импонирует христианство, и это получает свое обоснование в том, что в
этической программе Шопенгауэра явственно звучат мотивы изначального греха
(вины) и покаяния, порицания плотской жизни и всех земных радостей. А
вместе с тем — прославления очистительной функции страданий, требования
воздавать людям добром за зло и ориентации на подвижничество, оправдания
евангельских идей искупления и спасения.
10. Экзистенциализм Ж.-П. Сартра.11. А. Камю: абсурдность бытия и бунт.
Введение