Ноль-ноль целыхАвтор: Шукшин В.М.
Колька Скалкин пришел в совхозную контору брать расчет. Директор
вчера ругал Кольку за то, что он «в такое горя-чее время...» — «У
вас вечно горячее время! Все у вас горя-чее, только зарплата
холодная». Директор написал на его заявлении: «Уволить по собств.
желанию». Осталось взять тру-довую книжку.
За трудовой книжкой Колька и пришел.
Книжку должен был выдать некто Синельников Вяче-слав Михайлович,
средней жирности человек, с кротким лоснящимся лицом, белобровый, в
белом костюме. Синель-ников был приезжий, Колька слышал про него,
что он за-нуда.
— Почему увольняешься? — Синельников устало смот-рел на Кольку.
— Мало платят.
— Сколько?
— Чего «сколько»?
— Сколько, ты считаешь, мало?
— Шестьдесят-семьдесят… А то и меньше.
— Ну. А тебе сколько надо?
Кольку слегка заело.
— Мне-то? Три раза по столько.
Синельников не улыбнулся, не удивился такому нахаль-ству.
— Не хватало, значит?
— Не то что не хватало, а даже совестно: руки-ноги здоровые,
работать сроду не ленился, а… Тьфу! — Колька много матерился по
поводу своей зарплаты, возмущался, нехорошо поминал совхозное
начальство, поэтому больше толочь воду в ступе не хотел. — Все.
— И куда?
— Счас-то? Ямы под опоры пойду рыть. На тридцать седьмой
километр.
— Специальность в кармане, а ты — ямы рыть. Ты же во-дитель второго
класса…
— А что делать?
— Водку поменьше пить, — Синельников все так же без-различно, вяло,
без всякого интереса смотрел на Кольку. Непонятно было, зачем он
вообще разговаривает, спраши-вает.
Колька уставился в кроткие, неопределенного цвета гла-за
Синельникова. Пошевелил ноздрями и сказал (как он по-том уверял
всех) вежливо:
— Прошу на стол мою трудовую книжку. Без бюрократства. Без этих,
знаете, штучек.
— Каких это штучек?
— Я же не на лекцию пришел, верно? Я за трудовой книжкой
пришел.
— И лекцию не вредно послушать. Не на лекцию он при-шел… Водку
жрать у них денег хватает, а тут, видите ли, мало платят, —
странно, Синельников и теперь никак не возбудился, не заговорил
как-нибудь… быстрее, что ли, злее, не нахмурился даже. — Глоты. И
сосут, и сосут, и сосу-ут эту водку!.. Как не надоест-то? Очуметь
же можно. Гло-ты несчастные.
Такого Колька не заслужил. Он выпивал, конечно, но так, чтобы
«глот», да еще «несчастный»… Нет, это зря. Но странно тоже, что не
слова взбесили Кольку, а этот ровный, унылый, коровий тон, каким
они говорились: как будто та-кой уж Колька безнадежно плохой,
отпетый человек, что с ним устали и не хотят даже нервничать, и уж
так — выгова-ривают что положено, но без всякой надежды.
— Да что за мать-перемать-то! — возмутился Колька. — Ты что…
чернил, что ли, выпил? Чего ты пилить-то принял-ся? Гляди-ка, сел
верхом, и давай плеть грызть. Да ты что? Тебе что, делать, что ли,
нечего, бюрократ?
Синельников выслушал все это спокойно, как на собра-нии: он даже
голову рукой подпер, как делают, сидя в пре-зидиуме и слушая
привычную, необидную критику.
— Продолжай.
— Я пришел за трудовой книжкой, мне нечего продол-жать. Заявление
подписано? Подписано. Давай трудовую книжку.
— А хочешь, я тебе туда статью вляпаю?
— За что? — растерялся Колька.
— За буйство. За недисциплинированность… Ма-а-лень-кую такую
пометочку сделаю, и ты у меня здесь станцуешь… краковяк, —
Синельников наслаждался Колькиной растерянностью, но он даже и
наслаждался-то как-то уныло, не-выразительно. Колька, однако, взял
себя в руки.
— За что же ты мне пометочку сделаешь?
— Сделаю пометочку, ты придешь ямы копать под опо-ры, а тебе
скажут: «Э-э, голубчик, а у тебя тут… Нет, ска-жут, нам таких не
надо». И все. И отполучал ты по двести руб-лей на своих ямах. Так
что нос-то особо не задирай.
Он, видите ли, лаяться будет тут…
Дерьмо, — Синельников все не повышал голоса, он даже и руку не
отнял от головы — все сидел, как в президиуме.
— Кто? — спросил Колька. — Как ты сказал?
— Чего «кто»?
— Я-то? Как ты сказал?
— Дерьмо, сказал.
Колька взял пузырек с чернилами и вылил чернила на белый костюм
Синельникова. Как-то так получилось… Коль-ка даже не успел
подумать, что он хочет сделать, когда взял пузырек… Плеснул — так
вышло. Синельников отнял руку от головы. Чуть подумал, быстро снял
пиджак, встал и подер-жал пиджак на вытянутых руках, пока чернила
стекали на пол. Чернила стекли… Синельников осторожно встряхнул
пиджак, еще подождал и повесил пиджак на спинку стула. После этого
оглядел рубашку и брюки: пиджак не успел промокнуть, на брюки не
попало.
— Так… — сказал Синельников. — Выбирай: двадцать рублей за
химчистку и окраску всего костюма или подаю в суд за оскорбление
действием.
— Ты же первый начал оскорблять…
— Я — словами, никто не слышал, чернила — вот они, налицо. Причем
химические, — и опять Синельников гово-рил ровно, бесцветно.
Поразительный человек! — Твое сча-стье, что я его все равно хотел
красить. Еще не знаю, берут ли в чистку с химическими чернилами…
Двадцать пять руб-лей, — Синельников взялся за телефон. — Решай. А
то зво-ню в милицию.
Колька уже понял, что лучше заплатить. Но его возмути-ло опять, что
этот законник на глазах стал нагло завышать цену.
— Почему двадцать пять-то? То — двадцать, а то сразу — двадцать
пять. Еще посидим, ты до полста догонишь?..
— Пять рублей — это дорога в район: туда и обратно. Я сразу не
сообразил.
— Что, по два с полтиной в один конец, что ли? Тебя за полтинник на
попутной любой довезет.
— На попутной я не хочу. Туда — на попутной, а оттуда — такси
возьму.
— Фон-барон нашелся!.. «На такси-и»!
— Да, на такси. Что — дико?
— Не дико, а… на дармовщинку-то выдрючиваться — неужели не
совестно?
— Ты меня чернилами окатил — тебе не совестно? Что же я — за спой
собственный костюм на попутных буду маять-ся? Двадцать пять.
Пиши.
— Чего?
— Расписку.
Синельников пододвинул Кольке лист бумаги.
Колька брезгливо взял лист…
— Как писать-то?
— Я, такой-то, — полностью имя, отчество, — обязуюсь выплатить
товарищу Синельникову Вячеславу Михайлови-чу двадцать пять —
прописью — рублей, ноль-ноль копеек…
Колька зло усмехнулся, покачал головой.
— «Ноль-ноль копеек»!.. Командующий, мля!..
— Ноль-ноль копеек за умышленную порчу белого кос-тюма товарища
Синельникова В.М.
Колька остановился писать.
— Для чего же писать «умышленную»? Раз я доброволь-но соглашаюсь
платить, зачем же так писать? Там где-ни-будь прочитают и начнут…
начнут придираться.
Синельников подумал.
— Ладно, пиши: за порчу костюма товарища… белого костюма товарища
Синельникова В.М.
Колька пропустил слово «товарища», написал: «белого костюма
Синельникова».
— Химическими чернилами…
Колька взял пузырек, посмотрел:
— Разве для авторучек бывают химические?
— А какие же? Отчетные ведомости мы только хими-ческими пишем.
— Писатели, мля… — проворчал Колька.
— Подпись. Число.
Колька расписался. Поставил число. Синельников взял расписку.
— Сколько тебе под расчет причитается?
— А я откуда знаю? Ты лучше тут знаешь.
— После обеда зайдешь за расчетом. И за книжкой.
Колька встал.
— Ты это… не говори никому, что… слупил с меня чет-вертной. А то
дойдет до моей… хаю не оберешься. Напиши че-го-нибудь.
— Ладно.
Колька пошел к двери. На пороге остановился, посмот-рел на плотного
человека с белыми бровями. Синельников тоже посмотрел на него.
— Что?
— Хо-о, — сказал Колька. Качнул головой и вышел из ка-бинета.
В коридоре разок про себя матюкнулся.
«Четвертной — как псу под хвост сунул. Свернул трубоч-кой и сунул».
Но вспомнил, что он на ямах теперь будет зарабатывать по двести —
двести пятьдесят рублей… И успокоился. «Да гори они синим огнем! —
подумал. — Жалеть еще…
Ноль-ноль целых
41
0
4 минуты
Темы:
Понравилась работу? Лайкни ее и оставь свой комментарий!
Для автора это очень важно, это стимулирует его на новое творчество!