На протяжении 3 века предпасхальный Пост удлинился до 40 дней и
стал воистину Великим. Это произошло под влиянием практики,
упомянутой ещё в "Дидахи": члены Церкви постились вместе с
оглашаемыми из желания содействовать постом и молитвой их оглашению
и подготовке к крещению (см. также Иустин "Апология" 1: 61). Может
быть нигде больше с такой поразительной силой не проявлялась
истинная соборность Церкви, как в этом совместном аскетическом
усилии при рождении её новых членов! И сравните это с тем вопиюще
безобразным отношением, которое мы проявляем к ним сейчас (не
просто равнодушие, но отталкивание!).
Итак, после 40 дневного совместного Поста оглашенные шли к купели,
а верные собирались на торжественную предпасхальную Агапу
(упомянутую в "Завещании"). Реликтом этой Агапы является наш
пасхальный артос, который в течение всей Светлой седмицы лежит на
аналое, а в монастырях торжественно переносится в трапезную (прямо
символизируя агапу).
Таким же символом агапы являются и наши пасхальные куличи "домашний
артос", и вкушают его с творожной пасхой и яйцами тоже в память о
творожной пище агап. И крестный ход наш вокруг храма в пасхальную
ночь прямо повторяет радостное обхождение новокрещаемых вокруг
пасхальной купели. И верные приветствовали их святым целованием
(наше т.н. "христосование"). А потом все шли, конечно, прямо ко
Христу и соединялись с Ним в таинстве Евхаристии. И вот это уже
грустное для нас сравнение, потому что сейчас никто почти не
причащается в пасхальную ночь. И вообще мало что понимают в
происходящем. Потому что хорошо поработал беспросветный
византийский символизм, объявив крестный ход изображением
"жён-мироносиц", артос — изображением "пяти хлебов" и т.д. и т.п.
по Симеону Солунскому.
Со дня Пасхи до 50 дня после неё оставлялись коленопреклонения, о
чём впервые упоминает ещё свт. Ириней Лионский в самом конце 2 века
(см. "соч. в русск. пер". М. 1871, стр. 695). Впрочем он пишет
только о времени в течении которого "не преклонял колен". А сам
праздник Пятидесятницы, завершающий подвижный круг, возник ближе к
концу 3 века. Как праздновались Пятидесятница и Епифания, нам
неизвестно.
Зато довольно много материала о днях памяти мучеников. Если в
начале века ещё нет резкой грани между памятью мучеников и простых
умерших (Тертуллиан: "Мы делаем приношения за скончавшегося в
годичный день страдания" "О венце воина", 3), то к концу века
первоначальный культ святых уже налицо. Являются общецерковные
святые (апп. Пётр и Павел, ап. Иаков, первомуч. Стефан, св.
Лаврентий и др.). Над могилами местных мчч. возводятся постройки, в
которых совершаются поминальные агапы, читаются акты страданий
(зап. — "legenda"; вост. — "синаксарь"). В честь мучеников сочиняют
песни и устраивают пляски.
Рождение мученика в новую жизнь приветствуется плясками при гробах,
которые застал ещё свт. Василий Великий: "Мы пляшем священными
плясками при гробницах святых". (у Conybeare F. Philo 254. цит.
Bast 1, p. 512). И в Эфиопской Православной Церкви до сих пор
сохранились пляски на молебнах и крестных ходах, возглавляемые
священниками (см. Тураев Б. "Абиссиния" Прав. богосл. энц. т. I,
СПб, 1900 г. с. 71). То же самое — у православных арабов (см.
Муравьёв А. "Путешествие по святым местам" ч. 2, СПб, 1840 г. с.
124).