Понятие современных конфликтов

 

Под конфликтом в современной науке понимается столкновение сторон – индивидов или сообществ, обусловленное их противоречащими друг другу интересами, претензиями, намерениями.

В контексте проблем, рассматриваемых культурологией, мы в первую очередь остановимся на конфликтах, течение и последствия которых угрожают общезначимым ценностям:

- жизненным и основным гражданским правам человека,

- а также обеспечивающим эти права экологическим, политико-пра-вовым и социально-экономическим ценностям.

В известном смысле можно сказать, что впервые вопрос о правах людей поставило христианство, заявившее о равенстве всех людей перед Богом. Права на жизнь, собственность и свободу стали рассматриваться как естественные, Богом данные права человека. В XVI–XVII вв. появились варианты теории «естественного права», в частности в трудах английских философов Т. Гоббса и Д. Локка.

Вместе с тем, необходимо отметить, что идея «естественного права» была известна и в античном обществе, а в Средние века использовалась защитни­ками феодально-церковного строя. Эта идея является при­влекательной во все времена, но, будучи истолкована буквально, порождает немало противоречий.

Ряд новых плодотворных идей, раскрывающих природу человека, характер общественных отношений, выдвинул в XVIII в. английский экономист и философ А. Смит. По его мнению, общественные связи между людьми устанавливаются на основе общественного разделения труда с последующим обменом плодами их труда. Таким образом, каждый, работая на се­бя, вынужден работать на других и, наоборот, работая на дру­гих, работает на себя.

Труд, стремление каждого человека к благополучию выступают главными источниками общественною богатства. Высоко оценивая с экономической точки зрения значение общественного разделения труда, Смит видел и его недостаток – усиление односторон­ности развития людей. Однако эту односторонность, считал Смит, можно преодолеть путем введения всеобщего образования. Он выделял три основных условия процветания государ­ства: господство частной собственности, невмешательство госу­дарства в экономику и отсутствие препятствий для развития личной инициативы. В социальной структуре общества Смит вы­делил основные классы: наемных рабочих, капиталистов и круп­ных земельных собственников, различая их главным образом по источникам дохода: заработная плата, прибыль и рента (доход, получаемый с земли и не связанный с предпринимательской дея­тельностью). Положение, при котором интересы рабочих противо­положны интересам имущих классов, Смит считал неиз­бежным.

Ряд важных и глубоких идей об обществе, его возникновении и путях развития выдвинул немецкий философ конца XVIII начала XIX вв. Гегель. Он ввел понятие «граж­данское общество», которое определял как «систему всеобщей зависимости» и в котором «пропитание и благо единичного лица и его правовое существование переплетены с пропитанием, благом и правом всех, основаны на них и лишь в этой связи действительны и обеспечены». Таким образом, гражданское общество – это прежде всего сфера материальной, экономической жизни и деятельности людей.

Революция XVIII в. во Франции и война за независимость в североамери­канских штатах создали предпосылки важного шага человечества к свободе и оформили его документально. Французская революция сделала очевидными принципы «естественного права». «Декларация независимости» США (1776), составленная в республиканском и демократическом духе, зафиксировала право людей на жизнь, свободу, равенство, стремление к счастью. Декларация прав человека и Гражданина 1789 г., ставшая впоследствии правовой основой европейской цивилизации, гласила: «Люди рождаются и остаются сво­бодными и равными в правах». В ней говорилось о естественных и неотъемлемых правах человека, суть которых – свобода, собст­венность, безопасность и сопротивление угнетению. Помимо этих прав «естественными» считаются права народного суверенитета, право на свободу совести и разума, а также на равенство перед за­коном.

Итак, несмотря на то что понятие «свобода» нередко трактуется по-разному, необходимо согласиться с тем , что подлинной свободной деятельности не может быть в условиях отсутствия выбора. Свобода означает состояние человека, способного действовать во всех важных делах на основе выбора.

В экономической сфере такого общества царит свободное предпринимательство, основанное на началах конкуренции, в по­литической сфере – разнообразие политических партий, полити­ческий плюрализм, демократические принципы государственно­го устройства. Это общество свободомыслия. И суть здесь вовсе не в том, что каждый имеет право говорить или писать все что угодно, а в том, что любая идея может быть подвергнута обсуждению. Этот процесс взаимодействия людей, обладающих разными знаниями и стоящих на разных точках зрения, и является основой развития мысли. Жизнь людей регулируется лишь демо­кратически принятыми законами и общепризнанными нормами морали.

Критики этой модели общественного развития считают, что столь неограниченный индивидуализм не на пользу людям. Подлинная свобода предполагает нечто большее, чем просто невмешатель­ство государства в жизнь людей. Самораскрытие человека основывается не только на индивидуальном, но и на совместном опыте, объединенном поиске решений, на создании общего бла­га. Поэтому дополнением свободы выступают кооперация, ответ­ственность, справедливость, т. е. все те ценности, которые долж­но обеспечить общество.

Таким образом, по мнению сторонников этой позиции, роль об­щества значительнее, чем ее пытаются представить. Объединя­ясь в сообщество, люди обретают не только новые ценности, но и коллективную защиту, подчас им крайне необходимую.

Определенную регулирующую роль, видимо, должно выполнять государство. В частности, в социальной и экономической сферах оно может заботиться о более равномерном распределении дохо­дов, не допускать углубления пропасти между бедными и бога­тыми. Идеал свободы не должен заслонять идеала равенства.

Свобода, таким образом, характеризуется не только зна­нием (отсутствие которого делает человека субъективно несво­бодным), но и наличием условий для ее реализации, таких как свобода выбора и свобода действия, направлен­ная на реализацию принятого решения. Подчеркнем также, что свобода одного человека не должна достигаться путем ущемле­ния свободы другого человека. Такие ограничения свободы носят социально-нравственный характер.

Кроме того, свобода выступает как необходимое условие самореализации. В самом деле, самоосуществление возможно, если человек имеет знания о своих способностях, возмож­ностях, которые дает ему общество, о способах деятельности, в которой он может реализовать себя. Чем шире возможности, создаваемые обществом, тем свободнее человек, тем больше вари­антов деятельности, в которой раскроются его потенции. Но в процессе многогранной деятельности происходит и многосторон­нее развитие самого человека, растет духовное богатство лич­ности.

Вместе с тем свобода не может быть абсолютной. Она имеет обратную сторону – ответственность, которая предполагает ограничения, т. е. она имеет определен­ную меру. Вот здесь возникают фундаментальные проблемы. Причем формирование ответственности носит долговременный нравственно-этический характер, и изменить ситуацию в сторону ее усиления нереально для одного поколения. Более того, сам термин «свобода» понимается различными народами и даже поколениями по-своему и носит, как правило, субъективный характер. При этом мера ответственности или свободы должна быть равной для всех.

Длительное время в русских землях свобода понималась как воля, т. е. не подкреплялась достаточным уровнем ответственности. Видимо, это сохраняется и до сегодняшнего дня в ментальности нашего народа. Недостаток внутренних сдерживающих принципов нередко восполнялся жесткими, часто чрезмерными, внешними репрессивными формами – произволом власти или наказанием от церкви.

Наряду с данным пониманием свободы существует и такое, как свобода от нужды, болезней, невежества и связанных с этим жизненных обстоятельств («свобода от чего?»). Такого рода свободы называют позитивными свободами, их реали­зация требует предоставления человеку недостающих ему благ: пособий, жилья, медицинского обслуживания, гаран­тированного образования и т. д. Здесь предполагается вмеша­тельство государства, общества.

В современном обществе для достижения баланса между производст­вом и распределением (перераспределением) обязателен учет обстоятельств культурно-исторического характера. Например, в России в программе народников, а затем и в других социалистических учениях идея производительности постоянно вытесня­ется идеей распределения. По сло­вам С. А. Котляревского, народники проповедовали лишь «уравнительную справедливость в самом ее элементарном ви­де – справедливость, которая неминуемо должна была по­ниматься как равнение книзу... Наши народники искали ра­венства, чтобы никто не чувствовал себя обиженным и обделенным избытком у своего соседа. Они предпочитали равенство в бесправии наличности права у одной части населе­ния».

Принудительное достижение фактического равен­ства путем перераспределения, как правило, убивает равенство в правах, тем самым снижая степени свободы отдельных граждан.

Мы уже неоднократно останавливались на том, что экономическая жизнь общества лишь одна из его сторон, и, вероятно, не главная. Она может рассматриваться как главная только при условии, что личное и общественное бо­гатство составляют цель жизни людей и обществ. Как показывает историческая практика, это далеко не так. Наоборот, само богатство, по мнению М. Вебера, во многом зависит от характера морали и устойчивых стремлений общества, т. е. экономические факторы в современном мире уже не являются доминирующими, многое зависит от общего культурного уровня, достигнутого этносом (нацией). Культурная история народа, как правило, определяет формирование личной ответственности отдельного человека и, как следствие, организацию общества. По меткому выражению Э. Фромма, абсолютистское государство – монополист в экономике и диктатор в политике – освобождает человека от личной ответственности за свое положение, избавляет его от «бремени свободы» и это многих устраивает. Экономический механизм таких обществ прост: во-первых, полное изъятие у производителей плодов их труда, прибавочного продукта, во-вторых, возврат его в минимальном количестве че­рез систему государственного обеспечения. Это, безусловно, крайность, но современный рынок с его безудержной гонкой потребления также крайность, правда, на другом полюсе. Найти «золотую середину» в условиях жесточайшей борьбы политических элит сложно. Тогда люди обращаются к культурной традиции, но и здесь однозначного ответа нет, т. к. в большинстве случаев сами традиции различны. Так, например, далеко не все культуры сформировали ценность частной соб­ственности. Причем игнорирование этого факта политическими и экономическими элитами приводит к непоправимым последствиям, поэтому разберем эту проблему подробнее.

В отличие от нравственно не оправданного авантюрного стя­жательства в культурах традиционных обществ, важнейшей составляющей культуры буржуазного предпринимательства (протестантской этики) является методический, стабильный ха­рактер деятельности, постоянные рационально спланированные усилия в противоположность «взрывной» активности авантюри­ста. И именно методический рационализм и постоянство труда предпринимателя роднят его с постоянным трудом рабочего. Поэтому успех «духа капитализ­ма» основывался не только на духовной мотивации предпринимательской деятельности современного типа, но и на ее нравственном самооправда­нии, на принятии большинством общества успехов активно­го меньшинства. Это стало возможным благодаря общественно значимым ценностным компонентам (мирской аскезе, бережливости и др.). Таким образом, богатство становится условием и средством своего даль­нейшего роста и требует от обладателя самоотверженного тру­да.

Важнейшим следствием этого стала нравственная легитимизация предпринимательской деятельности, когда большинство населения, не занятое непосредственно предпринимательством, признает оправданным и законным обогащение активного меньшинства на том основании, что оно также трудится, доби­ваясь успеха как благословения Божьего (чем больше удач, чем ощутимее и заметнее для окружающих его преуспевание, чем последовательнее удается придерживать­ся нравственных заповедей, тем очевиднее милость Божья. Не­удачи, поражения, ошибки воспринимаются как признаки богооставленности). Буржуа ведет такой же, как и все, умеренный и нормативно-упорядоченный образ жизни.

В Японии высокий уровень производства был достигнут иным способом: благодаря сохранению обществом своего самобытного социокультурного достояния, включающего в себя устойчивые структуры межличных отно­шений, ориентации на групповую солидарность и трудолюбие. Успех здесь воспринимается не как сугубо личное дело, а как результат усердного труда на общее благо, личное и индивиду­альное в предпринимательстве не противопос­тавляются, а органично сосуществуют.

Формирование хозяйственной культуры Востока во многом определялось духовны­ми и мировоззренческими ценностями, которые формирова­лись в контексте распространенных здесь религиозных и рели­гиозно-философских систем – индуизма и буддизма.

В основе индуистского сознания лежат принципиально отличные от христианства ценности и понимание Бога. Для индуизма источником всего сущего яв­ляется вечная абсолютная реальность – Абсолют, Брахман, а вся эмпирическая, феноменальная действительность представляет собой его эманацию. Законы, по которым существует мир, неизменны и вечны. Жизнь индуиста, в отличие от христианина, не является уникальной. В соответствии с законом кармы происходит цепь рож­дений, смертей и возрождений в новом облике, соответствую­щем сумме накопленных заслуг. В этих рамках формирует­ся специфическая эти­ческая система, которая, по мнению М. Вебера, и есть главный тормоз развития духовных предпосылок современ­ного капиталистического общества в этих странах, т. к. индуистская хозяйственная этика не создает установок на бесконечное, имеющее цель лишь в себе самом наращива­ние капитала и развитие производства.

Итак, по характеру системы ценностных ориентаций и поведенческих стереотипов индуистское религиозное сознание соответствует традиционной экономике искусных ремесел, не выходящих за пределы инструментального производства, направленного на непосредственное удовлетворение потребностей и имеющего естественный предел в своем развитии. Индуизм закрепляет господство традиционных экономических социальных отношений и создает значительные препятствия на пути выработки буржуазного общественного сознания.

Подобно индуизму, буддизм является мироотвергающей ре­лигией. Мир отрицается как преходящий, иллюзорный, полный страданий. Причина страданий человека в его желаниях и мир­ских страстях, также иллюзорных, заставляющих преследовать мнимые цели и идеалы. Поэтому высшей целью буддийского спасения является достижение ниббаны – прекращение земных перерождений (сансары), освобождение от всех основ бытия. Достижение ниббаны составляет высшую цель буддистского Пути, который пред­полагает полный отказ от мирских забот и страстей, мораль­ное совершенство и культивирование сложной йогической практики: созерцания, сосредоточения, медитации. Реальной целью верующих является накопление заслуг и улучшение кармы в надежде на лучшее рождение.

Буддизм отрицает собственность в западном смыс­ле, как атрибут личности, поскольку отрицает саму личность. Но материальное благополучие уважается и считается оправданным как свидетельство хорошей кармы. Од­нако, чтобы ее не испортить, следует избегать алчности, скупости, страстной погони за наживой. Умеренное бла­госостояние, отсутствие привязанности к собственности, страстной жажды богатства и азарта конкурентной борьбы, а также и избегание нищеты, заставляющей сосредоточивать все силы и помыслы на пропитании, – все это входит в буддийское понятие срединного пути.

Конфуцианство также резко отличается от западных религиозных воззрений. Оно признает не личного Бога-творца, а неизмен­ный и вечный космический порядок – Небо, Дао. Общество яв­ляется частью этого космоса и подчиняется его единым зако­нам, его вечной гармонии. Подчинение законам космоса, при­спосабливание к ним является единственным условием счастья, которое состоит в покое и совершенстве. Все социальные и че­ловеческие несчастья происходят в результате нарушения пра­вителями, чиновниками или мирянами предустановленного порядка, непочтения к старшим, непослушания, нарушения за­конов.

Как и в индуизме, в конфуцианстве является принципиально важным самосовершенствование личности. Но суть его в этих религиозно-культурных системах совершенно разная: если в индуизме оно предполагает развитие духовных, мистических способностей, то в конфуцианстве идеал разностороннего че­ловека предполагает гар­моничное образование и знание ритуалов и приличий в любых жизненных обстоятельствах. Конфуцианская этика носит предельно рациональный и все­общий мирской характер.

В конфуцианском Китае веками складывалась традиция рационального управления экономикой. Однако к хозяйственной деятельности образованный конфуцианец относился с позиций чиновника, а не предпринимателя. В то же время богатство и процветание воспринималось как функция разумного и добродетельного управления, что под­тверждает известное высказывание Конфуция о том, что при хорошем правителе стыдно быть бедным, а при плохом – бога­тым. С точки зрения личностного идеала конфуцианца, наиболее подходящим занятием являлась государственная служба, обеспечивавшая стабильный доход.

Хозяйственная этика ислама строится на активном принятии мира как единого творения Аллаха. Главная ориентация мусульманина – на единство об­щины верующих, укрепление ее богатства, славы и влияния. Богатство в мусульманской культуре ценится и приветству­ется, частная собственность священна и неприкосновенна, но с ограничениями на способы его наживания. Богатство должно быть праведным, и для регуляции экономической деятельности в исламе существует ряд запретов. Прежде всего эгориба – зап­рет взимания ссудного процента и обязательный закят – на­лог на имущество в пользу бедных. Соблюдение этих норм обес­печивает соответствие нажитого богатства с господствующей нравственностью и свидетельствует о его праведности и почет­ности. Специфических ценностных ориентаций, которые бы обеспечивали высшую духовную санкцию накопления, в мусуль­манской культуре нет. Мирская активность в целом ценностно нейтральна, она не является самоцелью, но ее и не следует из­бегать.

В целом исламская культура хо­зяйственной деятельности не выходит за рамки традиционной, хотя ее активные мирские установки создают благоприятные условия для включения в деятельность капиталистического типа.

Хозяйственная этика иудаизма проникнута духом рациональ­ности и мирской аскезы, поэтому она на­ложила существенный отпечаток на формирование буржуазно­го рационализма. Для иудея материальный мир не хуже мира духовного, напротив, он является венцом творения, поэтому нет нужды его не принимать. Специфика иудаистской хозяйствен­ной культуры основывается на вере в то, что истинное служе­ние Богу возможно только реальным деянием, воплощающим благочестие помыслов в энергию творчества и созидания. Ре­лигиозный долг каждого верующего состоит в обустройстве хотя бы части окружающего мира в соответствии с божествен­ной волей и моральными нормами, поэтому любая деятель­ность, любой труд и любая профессия оказываются почетными и уважаемыми. Главное, чтобы эта активность осуществлялась рационально и чтобы каждый верующий иудей имел свой «план жизни», т. е. четко осознавал цель, которую он стремится достичь, и основные этапы ее достижения. Поэтому воспитание молодежи главной целью имеет формирование способности планировать цели и средства их достижения, рационально ис­пользовать средства и развивать свои способности.

Таким образом, иудаистская религиозная этика ориентирует на рациональную мирскую активность, которая может прояв­ляться и в хозяйственной, предпринимательской деятельности. Неминуемо присущий ей эгоизм не осуждается иудаизмом, по­скольку он способствует мобилизации воли и энергии челове­ка, а выгода для одного в конечном счете всегда оборачивается пользой и для общества. Накопленное богатство рассматрива­ется как справедливое вознаграждение за труд (в том числе тор­говый, банковский). Иудей, терпеливо перенося нужду и невзго­ды и воспринимая их как божественное испытание или кару, ждет вознаграждения еще в этой жизни, в недалеком будущем.

По мнению М. Вебера, мирская этика иудаизма способствовала специфической склонности его последователей к рациональной финансовой деятельности. Эти особые духовно-нравственные традиции обеспечили им в древности и средневековье суще­ственные преимущества над христианами.

Русская культура имеет много общего с культурами Востока. В ней также отсутствует эндогенный (собственный, органичный) капитализ­м, поэтому особенно важно выявить специфику формирования таких культур, т. е. системы цен­ностей, духовных и нравственных идеалов, менталитета, повли­явших на развитие хозяйственной жизни.

Известный русский экономист А. В. Чаянов, специализировавшийся в области производственно-организа­ционных проблем и кооперации, близко подошел к пониманию этих проблем. Он проводил принципиальное различие между мотивацией и основными задачами крестьянс­кого и капиталистического хозяйств. Он вывел формулу «субъективного трудо-производственного баланса», согласно которой целью семей­ного крестьянского хозяйства является удовлетворение жизнен­ных потребностей всех членов семьи как «едоков». Именно вокруг «едоков», а не «работников» организовывались все хозяйствен­ные операции. Эффективность хозяйства в целом оценивалась по уров­ню благосостояния крестьянской семьи и обеспеченности хо­зяйства всем необходимым для устойчивого функционирования (орудиями труда, скотом, семенами, постройками и т. д.). Таким образом, оно было ориентировано преимущественно на получение валового продукта. В этом состояло принципиальное отличие крес­тьянского хозяйства от капиталистичес­кого предприятия, оцениваемого по размерам чистой прибыли. Русского крестьянина не интересовала чистая прибыль. Интенсивность его труда зависела, как правило, от конк­ретной ситуации, прежде всего от баланса «едоков» и «работни­ков» в семье. Чаянов подчеркивал, что крестьянское хозяйство повышает интенсивность «под давлением уплотнения населе­ния», а капиталистическое – «под давлением роста цен».

Таким образом, даже не натуральное, а рыночное кресть­янское хозяйство в предреволюционной России было ориен­тировано на удовлетворение потребностей в том объеме и в той форме, которые были традиционны для данной местности, а чистая прибыль сама по себе не существовала для крестьян в качестве критерия эффективности и мотива деятель­ности.

Кроме того, в России существовала сильная традиция осуждения лич­ного обогащения и «мещанства». Эта традиция была связана с коллективистским идеалом у крестьян и нравствен­ным идеалом «служения народу» у либеральной интеллигенции. Сведение к мини­муму потребления и повседневного бытового комфорта поддер­живалось и православием. Особенно ярко это проявилось у русских революционеров, боровшихся не только с частным пред­принимательством, но и с повседневной бытовой культурой. Погруженность в бытовые проблемы, стремление к повыше­нию благосостояния рассматривались ими как что-то противоречащее высоким идеалам, узкоэгоистическое и постыдное.

Вместе с тем практическая житейская сметка, умение добиться достатка, честно разбогатеть всегда уважались в Рос­сии. Однако ценности практицизма и личной инициативы в Рос­сии не были доминирующими, как в западной культуре. Они ограничи­вались в первую очередь ценностями государ­ственного служения, коллективистским началом и связанными с ним ценностями уравнительности, а также спецификой религиоз­ного сознания и православной морали.

Авторитарное государство сыграло весьма значительную роль в формировании российской хозяйственной культуры. Эта роль принципиально отличалась от той, которую сыграло госу­дарство в развитии экономики Запада. В Европе развитие капиталистического предпринимательства шло снизу, на основе формирования «третьего сословия» и его борьбы за политические права и свободы, за влияние и призна­ние в обществе. Западный предприниматель работал, развивал свое дело, богател независимо от государства. Следует заметить, что экономический индивидуализм и идеология невмешательства государства в бизнес получили наи­более сильное развитие в США.

В России низкая платежеспособ­ность населения, господство натурального хозяйства в деревне, отсутствие капиталов для организации крупных предприятий обусловили активное вмешательство государства в сферу хо­зяйства. Оно оказывало предпринимателям поддержку, предо­ставляя выгодные казенные заказы, привилегии на производство и сбыт той или иной продукции, откупа, проводя протекциони­стскую таможенную политику. Со времен Петра I создание крупного мануфактурного и промышленного про­изводства в России шло при активной поддержке государства. Государство выступало верховным арбитром и заступником в решении конфликтов с иностранными конкурентами, стремя­щимися освоить русский рынок. Таким образом, заинтересованность в успехе предприятия была обоюдная – у государства и частно­го владельца-распорядителя.

В XIX и в начале XX в. государство продолжало активно влиять на развитие экономики с помощью регулирования курса рубля и ценных бумаг, мер по борьбе с биржевой спекуляцией, выдачи ссуд из Государственного банка перспективным, «солид­ным» предприятиям и банкам.

Таким образом, в период становления и развития промыш­ленного капитализма в России вплоть до начала XX в. част­ное предпринимательство пользовалось поддержкой и покро­вительством государства и принимало его прямое и косвенное вмешательство в деловую жизнь. В отличие от Запада, в россий­ской хозяйственной культуре закрепился стереотип богатения вместе с государством, в сотрудничестве с ним, а не независи­мо от него или вопреки ему.

С государственным идеалом в русской культуре была тесно связана этика патриотического служения, являвшаяся культур­ным и нравственным идеалом для всех классов и сословий об­щества на протяжении всей истории. В XIX в. этика служе­ния приобрела законченную сословную структуру: для дворянства она пред­ставала как государственное служение, для разночинной интел­лигенции – как служение народу, для духовенства – служение духовное, для купечества – служение социальное. Крестьянство воспринимало тягло как свой особый способ служения государству и главную предпосылку своего бытия в качестве земледельца.

На протяжении тысячелетия православие определяло духов­ную жизнь России и формирование российского менталитета. Без учета этого фактора невозможно правильно оценить хозяйственную этику в России. Православие определяло повседневную трудовую деятельность не непосредственно, а на мировоззрен­ческом уровне.

Многие исследователи сходятся во мнении, что православие оказалось не­способным создать этические предпосылки эндогенного капитализма. Последователи М. Вебера (например А. Басс) характеризуют православную трудовую аскезу как «потустороннюю», т. е. ориентирован­ную на духовные, внемирские (а значит, и внехозяйственные) цели.

В послереволюционный период в российской хозяйственной культуре резко возобладали тенденции к зависимости от госу­дарства, централизму и подавлению индивидуального начала, практически полному подавлению ценностей практицизма и бытовой культуры среднего класса.

В современной ситуации, по нашему мнению, дружественное культурное взаимодействие народов является основным источником культурного и, как следствие, экономического обо­гащения каждого народа. Понимание этого особенно важно, когда мировая цивилизация фактически находится в состоянии всеохватывающего пока еще латентного конфликта. В зависимости от харак­тера конфликтующих сторон, течения самих конфликтов, они могут быть: социально-экономическими, национальными, религиозными, идеологическими, внешне- и внутриполитическими, а также мир­ными, военными, конструктивными или деструктивными.

Глубокими, затяжными и опасными являются конфликты, суть которых – борьба за ресурсы или доступ к ним, контроль над ресурсами и т. п. При этом ресурсы понимаются в самом широком смысле:

· собственно природные ресурсы (территории, водные и воздушные пространства, полезные ископаемые);

· богатства, созданные человеческим трудом;

· информация или доступ к источникам информации;

· политическая, экономическая власть и другие формы социального влияния как отношения, определяющие доступ ко всем указанным выше ресурсам.

В современном мире, что особенно важно, неизмеримо возросла цен­ность знаний, т. е. центральное место среди ресурсов занимает информация. Предполагается, что скоро в стоимости товара 95% будет составлять стоимость интеллектуального труда, зафиксированного в товаре как информационная составляющая.

Таким образом, информационный ресурс, и особенно его носители – квалифицированные и активные люди – требуют рачительного, бережного отношения и умелого использования. Поэтому неспособность общества использовать этот ресурс, например предоставить гражданам адекватные их квалификации рабочие места и условия жизни, приводят к эмиграции, которая приобретает характер утечки умов и составляет существенный элемент деинтеллектуализации страны.

Осмысление этих обстоятельств напрямую выводит нас на проблему отчуждения человека от культуры. Только в ХХ в. стало ясно, что культу­Ра, как интегрирующее начало общественного развития, охва­тывает не только сферу духовного, но во все большей степени – материальное производство. По выражению Ч. П. Сноу, «в XX веке целостная и орга­ничная структура культуры разломилась на две антагонисти­ческие формы». С каждым годом рас­тет их катастрофический разрыв. Вражда двух культур может привести к гибели человечества.

Острее всего этот конфликт сказался на культурном само­определении отдельно взятого человека. Техногенная цивилиза­ция реализует свои возможности только через полное подчинение сил природы человеческому разуму. Такая форма взаимодействия неизбежно связана с широким использованием научно-технических достижений, которые помогали человеку ощущать свое господство над природой, но одновременно ли­шили возможности радостного гармоническо­го сосуществования с ней. Поэтому проблема кризиса современной культуры не может быть рассмотрена без учета противоречий связи человека и маши­ны. «Техника есть последняя любовь человека, и он го­тов изменить свой образ под влиянием предмета любви» (Н. Бердяев).

Роковая роль техники в человеческой жизни связана с тем, что в процессе научно-технической революции инструмент, сотво­ренный руками homo faber (существа, изготавливающего орудия), восстает против творца. Современный человек не в силах справиться с небывалой энергией техники. Кризисные явления в этой культурной практике XX в., с точки зрения многих мыслителей, носят необратимый характер.

Ситуация нарушения культурной целостности и разрыва ор­ганической связи человека с природными основаниями жизни в XX в. интерпретируется культурологами как ситуация отчуждения.

Отчуждение – это процесс превращения различных форм человеческой деятельности и ее результатов в самостоятельную силу, господствующую над ним и враждебную ему. Отчуждающий механизм связан с рядом проявлений:

- бессилием личности перед внешними силами жизни;

- представлением об абсурдности существования;

- утратой людьми взаимных обязательств по соблюдению социального порядка, а также отрицанием господствующей системы ценностей;

- ощущением одиночества, исключенности человека из общественных связей;

- утратой индивидуумом своего «я», разрушением аутентичности личности.

Различные аспекты отчуждения человека XX в. от культурных форм были спрогнозированы еще мыслителями XIX в. Они убедительно продемон­стрировали, что европейская культура сама является источником отчуждения личности от подлинных целей бытия. Радикальный поворот в ис­толковании культуры был обозначен в трудах А. Шопенгауэра, по­ставившего под сомнение прогрессивную направленность всякой разумной деятельности человека.

С точки зрения А. Шопенгауэра, в процессе длительной со­циальной эволюции человек не сумел развить свой организм до бо­лее совершенного, чем у любого другого животного. В борьбе за свое существование он выработал в себе способность заменять деятель­ность собственных органов их инструментами. К XIX в. разви­тие машинного производства актуализировало эту проблему. В ре­зультате, считал А. Шопенгауэр, оказалось бесполезным обучение и совершенствование органов чувств. Разум, следовательно, не осо­бая духовная сила, а отрицательный итог отключения от базисных актов, названный философом отрицанием «воли к жизни».

Г. Маркузе в исследователей данной проблемы пошел дальше, предложив концепцию «одномерного человека», который, будучи включенным в потребительскую гонку, оказывается отчуж­денным от таких своих социальных характеристик, как критичес­кое отношение к существующему обществу, способность к револю­ционной борьбе.

Итак, созданный человеком огромный мир культуры – государст­во, языки, наука, искусство, технологии и прочее – грозит ухуд­шить саму человеческую сущность. Космос культуры перестает подчиняться человеку и живет по собственным законам, выходя­щим за пределы духа и воли.

Выход из сложившейся ситуации многие современные ученые видят в «информационной революции». Однако, как показывает историческая практика, ожидать быстрого позитивного результата благодаря этим преобразованиям не стоит. Компьютерная революция еще пока мало меняет культурную среду, по крайней мере, не так радика­льно, как предсказывали ее пророки (быст­рый экономический рост будет стимулироваться сверхмощным информационным потоком; элек­тронные коммуникации позволят переместить де­ловую активность в регионы с низкими издержками производ­ства; общедоступная и дешевая информация распахнет двери коммерческих рынков перед многими предприимчивыми людь­ми; Интернет станет гигантским рынком, гораздо более эффек­тивным, чем старомодный универмаг или торговый центр, и т. п.).

Видимо, на современную культуру могут влиять только по-настоя-щему но­вые идеи – сама по себе доступность информации не играет большой роли. Подтверждением этому может служить влияние «информационной революции» на экономику. Так, тем­пы роста производительности труда в США (1,1% после 1973 г.) явно не соответствуют за­тратам на приобретение компьютеров (30% в год начиная 1970-х гг.). О коммерческой эффективности Ин­тернета говорить пока рано. Вряд ли человек когда-либо будет способен воспользоваться таким количеством новых услуг, например смотреть передачи по ста каналам и в то же вре­мя путешествовать в Сети и т. п. Некоторые аналитики весьма справедливо полагают, что огромные возможности компьютеров зачастую избыточны.

В целом ведущие экономисты оценивают возможное влияние компьютеризации на рост производства пессимистично.