Кампанелла начал с понятия бытия Телезио, но сразу переосмыслил его. Прямой контакт с природой посредством чувств оставался единственным источником познания, и, следовательно, разрыв с книжной культурой очевиден.
"Письмо монсеньору Антонио Кваренго" (1607) содержит некоторые из основных программных идей Кампанеллы. "Ваше мнение обо мне, будто бы я выше Пико или равен ему, слишком лестно; я полагаю, что Вы мерите меня мерой Вашего совершенства. Я, мой господин, никогда не имел никаких особых милостей, как Пико, который был очень знатным и очень богатым человеком и имел в обилии книги, и много учителей, и условия для занятий философией, и спокойную жизнь; все это позволяет наиболее плодотворно использовать одаренный ум. Но я родился для низменной участи и, начиная с 23-летнего возраста и по настоящий день своей жизни, когда мне в сентябре исполнится 39 лет, всегда подвергался преследованиям и клевете за то, что письменно выступил 18 лет назад против Аристотеля. Вот уже восемь лет подряд я в руках недругов, и, за мудрость и за глупость, вечный Разум спасал меня семь раз от неминуемой смерти; и еще раньше я неоднократно оказывался в заточении, так что я не могу насчитать и месяца полной свободы, за исключением ссылки; я испытал невероятные пытки, самые тяжкие, страх и боль не покидают меня..."
"Вот в чем отличаются мои занятия философией от занятий Пико я больше узнаю об анатомии от муравья или травы (я уже не говорю об удивительнейшей анатомии мира), чем из всех книг, написанных от сотворения мира до наших дней, после того как я научился размышлять и читать книгу творений Бога: по этому примеру я исправляю книги человеческие, произвольно и плохо скопированные. И это позволило мне с легкостью читать всех авторов и удерживать их в памяти - дар, которым наградил меня Всевышний; но что важнее - я научился оценивать их, сличая с оригиналом. Поистине Пико обладал выдающимся умом; но он был философом на основе скорее чужих слов, чем данных природы, от которой он не научился почти ничему; он осуждал астрологов за то, что они не обращались к данным опыта. И я осуждал их по молодости, но позднее увидел, что среди многих их глупостей нашла приют высочайшая мудрость, и я показал в книге, посвященной этим вопросам (в Новой метафизике), что аристотелевская логика нечестива; только Парменид и понимал в этом кое-что. Пико же очень мало уделял внимания морали и политике и весь отдался изучению древнееврейской религии, вопрошению книг; если бы он не умер так рано, то стал бы поистине великим мудрецом, ведь он уже собрал огромный материал, но не успел его обработать..."
"Я считаю его великим человеком скорее за то, что он должен был сделать, чем за то, что сделал. И я верю не только ему, но и любому другому уму, который засвидетельствует мне то, чему он научился в школе природы и искусства, ибо лишь они согласуются с первичной Идеей и Словом, из них они исходят; но когда люди рассуждают на основе учений, я их всех считаю одинаково беспорядочными; ведь св. Августин и Лактанций спорили с сотней доказательств и мнений, а один моряк изобличил их во лжи прямым свидетельством ".
"Такой ход рассуждений принес утешение моей душе; изучив все секты и религии, какие были и есть в мире, я, как надеюсь, укрепил себя самого и других в христианских истинах и апостольских свидетельствах, отстоял христианство и почти освободил его от маккиавелизма и от бесконечных сомнений, которые жалят сердца в этот темный век, когда философы и софисты, вера, безверие и суеверия правят на равных и кажутся все на одно лицо. Так что Боккаччо кажется, будто невозможно путем силлогизма различить, какой закон более верный - христианский, магометанский или иудейский; и все писатели блуждают вокруг безбожия Аристотеля; и в школах ведутся сомнительные и бредовые рассуждения".
Итак, заниматься философией означает научиться читать "книгу Бога", творение, de visu - непосредственно или, лучше, как он говорит, per tactum intrinsecum ("через внутреннее осязание") - внедряясь в вещи.
Новое значение, которое Кампанелла придает чувственному познанию, выражено в виде символа, интерпретируя который, он связывает "мудрость" (sapienza) со словом "вкус" (sapore): "от вкуса, который воспринимает наше ощущение". Возникновение ощущения предполагает тесное взаимодействие с вещью, и вкус - это обнаружение наиболее глубинного в вещи посредством погружения в нее.
Э. Гарен сумел лучше всех уловить мистическую ноту в этом рассуждении и тот новый смысл, который приобретает учение Телезио. Гарен пишет: "Теперь никогда не лишне настаивать на особом смысле слова чувствовать, который Кампанелла неслучайно постоянно приближал к крайней точке платоновской интуиции, а вовсе не к восприятию в духе Телезио; или, если угодно, восприятие в духе Телезио было трансформировано в термины интуитивной мудрости (интуитивная мудрость - и некое прикосновение и божественный вкус, позволяющие знать вещи без движения и разговора, как сказал также Платон...). Не случайно этот образ происходит непосредственно от мистической мусульманской традиции, от суфизма, и мы встречаем его обозначенным теми же терминами, уже у
Гундисальви, уловившего арабскую трансформацию плотиновского и платоновского вкусового видения.
Итак, мы очень далеки от аристотелевской традиции с ее приоритетом чувств ("в разуме нет ничего, чего прежде не было в чувстве"). Чувство здесь имеет значение, отличное от того, какое оно имеет в аристотелевском эмпиризме, и представляется как проникновение и, следовательно, взаимодействие с вещью, т.е. с внутренним содержанием вещи как процесс самовыражения Бога (т.е. Бога, Который пишет книгу природы), божественное деяние, которое есть Бытие, равное Силе и Любви. Это не всматривание с воспроизведением образов, но проникновение во всеобщий жизненный процесс, ощущение сладостности жизни вселенной ("Здесь, в мире, Бог... выражает Себя Словом..."). Барьер между внутренним и внешним исчезает, открывая измерение вещи на глубину, благодаря соучастию мы становимся тождественны Богу. Как у Роджера Бэкона, эмпиризм превращается в мистицизм.
Самопознание
В своих размышлениях о познании, в первой книге "Метафизики", Кампанелла дает опровержение скептицизма, основываясь на самопознании. Нельзя не заметить удивительные аналогии со знаменитой работой Декарта "Рассуждение о методе", написанной в 1637 г. "Метафизика" Кампанеллы, как уже говорилось, была опубликована в Париже год спустя, но написана несколькими годами раньше.
"Те, кто заявляет, что неизвестно, знают они или не знают что-либо, неправы, - пишет Кампанелла. - В действительности они с необходимостью знают, что они не знают, и хотя это не прирастание знания, поскольку это - отрицание, как темнота не есть видение, но невозможность видеть, однако человеческая душа тем и отличается, что она знает, что она не знает, что она воспринимает, что не видит в темноте и не слышит в тишине. Если бы она не воспринимала этого, она бы была камнем, которому все равно, освещен он или нет..." Но особенный интерес вызывает следующий отрывок: "Душа познает себя познанием самоприсутствия, а не объективным познанием (а именно, представлением объекта, который отличается от нее самой) на уровне отражения. Во-первых, безусловно верно, что мы существуем, можем, знаем и хотим, за-
тем, во-вторых, верно, что мы есть что-то, но не все, и что мы можем познать что-то, но не все и не полностью. Когда затем от познания присутствия переходим к деталям, познанию объектов, появляется неуверенность по той причине, что душа отчуждена (мы сейчас увидим, в каком смысле) от познания себя, и объекты не раскрываются полностью и отчетливо, но отчасти и неясно. И поистине мы можем, знаем и хотим другое в той мере, в какой мы можем, знаем и хотим самих себя".
Аналогия с Декартом налицо, но общий метафизический план панпсихизма у Кампанеллы иной.
Само познание для Кампанеллы не прерогатива человека, связанная с его способностью мыслить, оно доступно всему, что наделено жизнью и душой. Действительно, все вещи наделены врожденной мудростью, благодаря которой они осознают свое существование и привязаны к собственному бытию ("любят" собственное бытие). Это самопознание есть sensus sui, самоощущение.
Знание о другом - это "приобретенная мудрость", т.е. та, что приобретается в контакте с другими вещами. Каждая вещь изменяется другой вещью и каким-либо образом трансформируется, "отчуждается" в другой вещи. Воспринимающий чувствует не тепло, но себя самого, измененного теплом, воспринимает не цвет, а, так сказать, окрашенного себя.
"Врожденное" сознание, которое всякое сущее имеет само по себе, затемняется добавочным знанием, так что самосознание (как следствие) становится как бы sensus abditus (скрытым чувством), чувством, скрытым от добавочного знания. В вещах sensus sui остается по преимуществу скрытым; в человеке оно может достичь значительного уровня осознания; в Боге оно раскрывается во всем своем совершенстве.
Нужно также отметить, что Кампанелла помимо души-духа признает в человеке бестелесный и божественный разум. Это уже было у Телезио, но Кампанелла, следуя учению неоплатоников, приписывает разуму совершенно иную роль. Уподобляясь интеллигибельному в вещах, разум усваивает способы и формы (вечные идеи), в соответствии с которыми их создал Бог.
В этой доктрине есть одно место, оригинальность которого заслуживает особого рассмотрения. Познание - это одновременно утрата и приобретение, приобретение через утрату. Быть - значит знать. Знают то, что есть (и что делается). "Кто есть все, знает все; кто мал, знает малое". Познавая, мы "отчуждаемся" от самих себя; но в этом "отчуждении" мы обретаем отличное от нас: "...поскольку стать многими другими вещами через пассивность опыта означает расширить собственное бытие, т.е. стать из одного многими, знание - божественно даже в пассивности опыта".
А вот один из наиболее важных отрывков: "...все познающие отчуждаются от собственного бытия, как бы впадая в безумие или умирая; мы оказываемся в царстве смерти".
Гарен точен, объясняя доктрину Кампанеллы: "Итак, познать - значит умереть, ибо каждая смерть - переход в другое, и каждое изменение - смерть чего-то. И поскольку создание объекта - изменение, это также смерть, хотя бы частичная; наше проникновение в объект сопровождается осознанием самих себя... внутренним чувством, благодаря которому мы не растворяемся в вещи, но остаемся сами собой. Но именно здесь происходит этот поворот от чувства к знанию, над которым бьется Кампанелла. Если в чувстве возникает объект и - страдательно - обозначается новый предел, то это значит: умирая, мы созерцаем Бога, присутствующего во всех вещах, то Бытие, которое все это устанавливает, разрушаем негативность реальности и становимся действительно реальными. И обучение, и познание, являясь изменением в природе познаваемого, в каком-то смысле есть смерть, и только изменение в Боге есть вечная жизнь, потому что бытие не теряется в бесконечном море бытия, но возвеличивается".
Этот отрывок (последний из цитируемых Гареном) может быть прокомментирован и прояснен другим отрывком из "Теологии": "Мы поистине находимся в чужой земле, оторванные от самих себя; мы страстно стремимся обрести родину, и наше место - рядом с Богом".