В качестве исходной модели для развития взаимного альтруизма
у человека и его предков нужно рассмотреть ситуацию, при которой
небезопасное, небезвредное для альтруиста вмешательство очень
повышает шансы гибнущего на спасение. Взятая изолированно, такая
акция альтруиста должна снижать его шансы на выживание. Но если
спасенный в свою очередь впоследствии рискнет жизнью, выручая
спасителя, попавшего в беду, то такая двухчленная и более много-
членная система будет подхватываться отбором, а не устраняться им;
важную роль будет играть то, насколько велик риск для спасителя,
выигрыш для спасаемого и готовность последнего пойти на жертву. В
развитии системы взаимного самопожертвования важную роль могла
иметь помощь при опасности со стороны врагов, помощь больным и
раненым, малым и старым, дележка пищей, орудиями, навыками. Все
это часто имело решающее значение для спасаемого, тогда как
альтруист особо не рисковал и многим не жертвовал. Гоминиды жили
именно в условиях, способствующих развитию взаимного альтруизма:
большая продолжительность жизни, проживание мелкими, взаимоза-
висимыми стабильными социальными группами с длительной роди-
тельской заботой. Чувство благодарности может также воспитываться
общественным мнением, но оно может и подхватываться отбором.
Спасенный может не пожелать рисковать собой из благодарности; в
гаком случае его никто не выручит при новой беде и при высокой
вероятности вторичного попадания в беду, проявленное же им в
прошлом чувство благодарности может способствовать выживанию.
Чем примитивнее условия жизни сообщества, тем интенсивнее при
прочих равных условиях будут подхватываться отбором, по-видимо-
му, реакции, лежащие в основе благодарности.
Признав, что естественный отбор вел эволюцию человечества в
направлении развития альтруизма, мы одновременно должны допус-
тить существование отбора и на ряд этических свойств, этот аль-
труизм ограничивающих. Прежде всего, не ограниченный ничем
альтруизм самоубийствен. В частности, он породил бы и широко
распространил бы неограниченный эгоизм в форме эксплуатации
альтруистов. Очевидно, против неограниченного альтруизма действо-
вал и индивидуальный и групповой отбор: и абсолютный альтруист,
и племя с полярно представленными в нем альтруистами и эгоистами
погибли бы; может быть, есть доля истины в утверждениях, что самые
кроткие, самые порядочные племена и народности, так сказать,
«атипичны» и живут на «краях Ойкумены», в самых тяжелых усло-
виях Арктики и Антарктики, в жарких пустынях именно потому, что
их вытеснили из более благоприятных зон обитания племена с
умеренной или большой долей агрессивности.
Одним из ограничителей альтруизма несомненно является парал-
лельно развивающееся чувство справедливости. Альтруизм предпола-
гает известную взаимность, иначе альтруист подвергается постоян-
ной, убийственной эксплуатации, альтруизм одного воспитывает и
поощряет неограниченный эгоизм эксплуататора, комбинация губи-
тельна и для индивида, и для группы в целом. Поэтому неудивитель-
но, что альтруистические эмоции оказываются в психике человека (а
отбор создает и нервные связи и координирующие центры) связанны-
ми с обостренным чувством справедливости. Это чувство должно не
только прерывать проявление альтруизма по отношению к неблаго-
дарному, но и грозить ему серьезной бедой. Множество экспериментов
и наблюдений показывают не только то, что альтруизм распростра-
няется и поддерживается дружбой и взаимностью, но и то, что
нарушение принципа взаимного альтруизма у племен, ведущих при-
митивный образ жизни, карается очень жестоко.
С. Бурман и П. Левитт (Boorman S. A., Lewitt P. R., 1973), рас-
сматривая возможное эволюционное происхождение любого предрас-
положения к кооперативному действию, указывают, что такое пред-
расположение может способствовать выживанию особи только в том
случае, если она встретится и вступит в сотрудничество с другой
особью, тоже склонной к сотрудничеству. Вероятность такой встречи
зависит в высокой мере от частоты предрасположения среди группы,
т. е. от надпорогового накопления частоты соответствующего геноти-
па. После надпорогового накопления ген «социальности» или «взаим
ного альтруизма» быстро завоюет группу, племя, вид. Однако разра-
ботанная ими математическая модель, да и само понятие порога
частоты предрасположения могут иметь лишь слабое отношение к
реальному эволюционированию наших предков: они жили небольши-
ми сообществами, и комбинации генов, предрасполагающих к коопе-
рации, могли в два-три поколения существенно распространиться
внутри группы, а следующим этапом могло быть очень быстрое
размножение группы, способной к кооперации, с последующим по-
глотительным скрещиванием других групп победоносными «коопера-
торами».
Существенно то, что человек развился не из трехметровых гиган-
топитеков с могучей мускулатурой и громадными резцами, а из
гораздо менее рослых гомо эректус. Незаменимую животную пи-
щу — гигантскую свинью, гиппопотама, оленей и другую крупную
дичь — он мог добывать только коллективной охотой, требовавщей
очень хорошей координации. Наш предок мог стать индивидуальным
добытчиком только с появлением лука, и, может быть, с его изобре-
тения индивидуальная семья становится ячейкой племени. Гораздо
позже начинается земледелие.
Возникает вопрос» не принижает ли все сказанное само понятие
этики, морали, даже элементарной порядочности до уровня утили-
тарности, банальной полезности? Не оскорбляем ли мы бесчисленных
героев и героинь прошлого, настоящего и будущего сведением их
поступков к простой реализации туманных, палеонтологически древ-
них биологических импульсов? А сказанное о зачатках этики у
животных не сводит ли все различия между ними и человеком к чисто
количественному повышению роли социального фактора в характере
того естественного отбора, который формировал человечество? Не
уничтожается ли и не опошляется ли понятие этики как понятие
чистого бескорыстия и самоотверженности? Не исчезает ли идея
бескорыстия, если оказывается, что приобщение к высочайшим иде-
алам базируется на конкретных материальных механизмах? Может
показаться, что если этическое поведение более выгодно для челове-
чества (пусть в целом, а не индивидуально), то тем больше обесце-
нивается и деградирует самое понятие этики?
На все эти вопросы можно, как нам кажется, дать четкий,
категоричный отрицательный ответ. И не только потому, что объеди-
нение десятков или сотен инстинктивных, полуинстинктивных, ус-
ловнорефлекторных, экстраполяционно-рефлекторных реакций, об-
наруживаемых у различнейших видов животных, создает у человека
качественно особую этику. Не только потому, что нарастание отбора
на альтруизм и социальность приводило к ряду качественных скачков.
Может быть, всего важнее то, что категория полезности вообще
исчезает, заменяется стремлением к возвышенному. Человек, созна-
тельно или подсознательно этичный, оказывается особой системой,
зачатки которой, зародившись на примитивных ступенях, становятся
высоким активным началом, катализатором бесчисленных реакций
внутри индивида и вне его, началом, порождающим бесконечно
сложную, непредсказуемую систему социальной преемственности.
Главными носителями и передатчиками этического начала явля-
ются женщины.
«Горе в том, что мужчины не могут делать ничего, близко
подходящего к тому, что могут делать женщины.
Да, это, несомненно, так, и это касается не одного рождения,
кормления и первого воспитания детей; но мужчины не могут делать
того высшего, лучшего... дела — дела любви, дела полного отдания
себя тому, кого любишь, которое так хорошо и естественно делали,
делают и будут делать хорошие женщины. Что было бы с миром, что
было бы с нами, мужчинами, если бы у женщин не было бы этого
свойства... Без женщин... матерей, помощниц, подруг, утешительниц,
любящих в мужчине все то лучшее, что есть в нем, и незаметным
внушением вызывающих и поддерживающих в нем все это лучшее —
без таких женщин плохо было бы жить на свете» (Толстой Л. Н.
Предисловие к «Душечке» Чехова)
5. СПЕКТР ЭТИЧЕСКИХ НОРМ, СОЗДАВАЕМЫХ
ГРУППОВЫМ ОТБОРОМ
Привязанность к родичам
Эволюционно-генетический анализ объясняет нам, почему связи
родственные, любовь к родственникам оказываются, как правило,
прочнее и сильнее «избирательного родства» с друзьями неродствен-
ными. Проблема эта, как показал У. Гамильтон (Hamilton W. D.,
1964), решается тем, что индивид передает половину своих генов
детям и имеет половину генов, общих с братьями-сестрами, отцом-
матерью, четверть генов, общих с племянниками и двоюродными
братьями, восьмую часть генов — с двоюродными племянниками.
Иллюстрируем примером. Если индивид, обладающий условным
геном альтруизма А, погибает, жертвуя собой ради спасения четырех
братьев и сестер, то с погибшим уйдет в небытие один ген А; зато,
поскольку он спасает четырех человек, каждый из которых по законам
Менделя имеет 50 шансов на 100 быть обладателем гена А, он спасает
58
своей гибелью (в смысле математического ожидания) два гена А. Если
такие события будут регулярно повторяться, частота гена самоотвер-
женности А будет закономерно возрастать среди племени или стаи.
Если наши герои будут жертвовать собой, спасая каждый четырех же
очень дальних родственников или вовсе неродственных людей, то ген
самоотверженности А через несколько поколений вымрет. Если наши
герои будут жертвовать из поколения в поколение каждый раз, спасая
сотню людей своего племени или рода, среди которых десяток людей
имеют тот же ген самоотверженности, то гену А суждено будет
быстрое распространение. Вывод: ген жертвенности ради родных будет
распространяться даже тогда, когда жертва спасает мало людей. Ген
жертвенности не только ради близких родственников, но и ради
близких вообще будет распространяться лишь в тех случаях, когда
жертва приносится только ради спасения множества людей. Эти
предельно упрощенные модели и расчеты, однако, объясняют гораздо
более стойкую привязанность к родным, чем к другим людям, хотя,
казалось бы, среди чужих гораздо легче найти близкого друга, чем
среди ограниченного круга своих родичей. Именно родственные и
клановые и даже «земляческие» связи поддерживались естественным
отбором.
Истребительный обычай кровной мести, разумеется, тоже опирал-
ся на эту форму группового отбора, ограничивавшую принцип «все
за одного, один за всех» рамками своего рода или клана, тогда как
«трезвый», но отнюдь не эволюционно-генетически ориентированный
ум легко отбросил бы всю клановую систему эмоций как бессмыслен-
ную.
У. Гамильтон (там же) рассмотрел такие модели, при которых
индивид может оставить больше взрослого потомства, если больше
заботится о нем, чем о собственном выживании и последующей
плодовитости. Ген, повышающий выживаемость родичей носителя,
обладает дополнительным приспособительным эффектом, способным
распространить положительное воздействие на самого носителя. Как
он указывает, «ген родительской заботы», передаваемый половине
потомства, если оно многочисленное, может сильнее распространять-
ся, чем альтернативный вариант (аллель) этого гена, имеющий
противоположный эффект. Например, тревожный крик птицы может
несколько повысить ее шансы стать жертвой приближающегося хищ-
ника, но зато снизит опасность для остальной стаи. Математический
анализ приводит автора к выводу, что наследственная тенденция к
аналогичным предупреждающим, охраняющим или спасающим дей-
ствиям такого рода будет распространяться только в том случае, если
выигрыш для брата-сестры по меньшей мере вдвое превысит риск для
«спасителя» (поскольку брат-сестра наследует половину его, генов),
59
выигрыш для сводного брата или сестры должен вчетверо превышать
риск для «спасителя». В случае абстрактной особи, поведение которой
строго определяется генотипом, можно ожидать, что она не пожерт-
вует своей жизнью ради спасения одной-единственной особи, но
пойдет на гибель, если это спасает более двух братьев, либо более
четырех полубратьев или более восьми двоюродных братьев (сестер).
Мы не приводим здесь математической аргументации Гамильтона,
так как полагаем, что благодаря частым, очень резким спадам
численности реально размножающейся группы члены ее, происходя
каждый раз от небольшого числа родоначальников, всегда обладают
гораздо большей общностью генов, чем это следует из элементарных
расчетов общности генов у родственников. Но тем более замечателен
и правилен вывод Гамильтона, что естественный отбор подхватывает
всего сильнее альтруистические эмоции, направленные на защиту
ближайших родственников и своей стаи. Представляет интерес и
другой вывод. «В абстрактном мире генетически управляемого пове-
дения такой тип его, который слишком вредит родным и родственни-
кам, не сможет распространяться, хотя ради получения небольшого
преимущества в размножении стоит "обобрать" даже большее число
отдаленных родственников».
Едва ли стоит оговаривать самоочевидную условность модели, едва
ли стоит распространяться о том, что она применима и к полигенно
детерминируемым видам альтруизма. После статьи Гамильтона было
опубликовано много других математических моделей, имеющих боль-
шой интерес, но скорее узкоспециальный.
5.2. Перестройка сексуальных эмоций под действием
естественного отбора
В силу ряда причин в Советском Союзе, стране С. С. Четверикова,
И. И. Шмальгаузена, Н. К. Кольцова и родине эволюционной генети-
ки, долго игнорировалась сексуальная сторона развития человечества,
определяемая его биологией и связанная с особенностями естествен-
ного отбора, которому человечество подвергалось в своем доистори-
ческом и историческом развитии. Поэтому некоторые педагоги, фило-
софы и социологи, привыкшие рассматривать человека с его психикой
чрезвычайно, упрощенно, лишь как продукт социальных сил, могут
встретить эту попытку осветить биологическую сторону проблемы как
недопустимый перенос биологических закономерностей в общество, а
не как антитезу на пути к более всестороннему синтезу, закономерно
противопоставляемому чисто социологическим тезисам. Во избежание
таких упреков мы вынуждены напомнить, что весь грандиозный
60
переворот в системе брачных отношений, переход от группового брака
к парному, причем обязательно экзогамному, происходящий незави-
симо друг от друга у всех разобщенных племен по мере их перехода
к варварству, Ф. Энгельс вывел из замеченного людьми вредного
влияния кровного родства родителей на потомство. Именно этим,
чисто биологическим фактом (общим и животным, и растениям)
Ф. Энгельс, опираясь на наблюдения антропологов, объясняет после-
довательную серию переворотов в организации системы браков, ко-
торая исключает половую связь между сестрами и братьями. «Не
подлежит сомнению, что племена, у которых кровосмешение было
благодаря этому шагу ограничено, должны были развиваться быстрее
и полнее, чем те, у которых брак между братьями и сестрами
оставался правилом и обязанностью» (Энгельс Ф., 1976, с. 30). И
далее: «Стремление воспрепятствовать кровосмешению проявляется
все снова и снова, действуя, однако, инстинктивно, стихийно, без
ясного сознания цели». Благодаря этому перестраивается вся родовая
и племенная жизнь. Энгельс отмечает, «что у ирокезов и большинства
других стоящих на низшей ступени варварства индейцев брак восп-
рещен между всеми родственниками, которых насчитывает их систе-
ма, а таковых несколько сотен видов» (там же, с. 48).
Обратим внимание на то, что при этом у огромного большинства
людей всех времен и народов перестраиваются в ходе отбора инстин-
кты, исключающие начисто половое влечение брата к сестре, и
наоборот. Для подавления такого влечения, как правило, вовсе не
требуется особого воспитания, обучения, указания на «греховность»
и «постыдность» и т. д. Влечение просто отсутствует. Любопытно, что
в цивилизованном обществе это полное подавление инстинкта при-
останавливает свое действие уже на той степени родства, при которой
риск для потомства оказывается резко сниженным, на степени двою-
родного родства (Cousinage — c'est une dangereuse voisinage*). При
таком родстве брак разрешен протестантской церковью, запрещен
католической, но разрешение на такой брак получается легко, а в
Индии и Японии браки на двоюродных сестрах обычны. Любопытно,
что статистика потомства браков на двоюродных сестрах в противо-
положность инцестным связям (брат-сестра, отец-дочь) дает умерен-
но допустимые цифры вреда. Таким образом, на половой инстинкт
наложен запрет именно там, где мощно начинал действовать отбор,
беспощадно сметавший те генотипы, у которых половое влечение
распространялось на слишком близких родственников. Это, кстати,
прекрасно иллюстрирует способность естественного отбора определять
*
Родство — опасное соседство (франц.)
61
тончайшие варианты биологических основ эмоциональной жизни.
Однако необходимо вернуться к основному положению этого раздела:
как можно видеть, классики марксизма полностью признавали роль
биологических факторов в становлении человечества, его инстинктов
и эмоций. Перестраивается вся система родовых отношений, созда-
ются и хранятся в памяти сотен варварских племен длиннейшие
родословные, фиксируются сложнейшие родственные связи. И это
происходит повсеместно, причем отнюдь не в порядке заимствования
и поддержания обычаев соседских племен. Нет, революция брачных
отношений происходит почти одинаково у племен, разобщенных в
пространстве и времени, в Северной Америке и Африке, на островах
Тихого океана и в джунглях Азии. И вся эта сложнейшая перестройка
в конечном счете подчинена одной задаче — обеспечить экзогамию,
исключить слишком тесные кровно-родственные браки.
Тем, кто захотел бы скептически отнестись к выводу Ф. Энгельса,
что все это порождено стремлением воспрепятствовать кровосмеше-
нию, и стал бы утверждать, что дикари и варвары были недостаточно
наблюдательны для того, чтобы подметить его вред, можно предста-
вить разительные доказательства тончайшей наблюдательности лю-
дей, стоящих ненамного выше этой эпохи.
Быть может, уместно привести перевод подлинных строк из Вави-
лонского талмуда, свидетельствующих о древности наблюдений над
гемофилией: «Сообщалось о четырех сестрах из Сефориса. Первая
произвела обрезание своему сыну, и он умер; вторая — и он умер;
третья — и он умер. Тогда четвертая сестра пришла к рабби Симеону,
сыну Гамалиеля, который сказал ей: откажись от обрезания, потому
что есть семьи, у которых кровь жидкая, тогда как в других семьях
она свертывается» (Трактат Иебамот, тетр. 64, с. 2).
Хотя гемофилия бросалась в глаза при обрезании — но это редкое
заболевание, частота его у мальчиков во все времена была примерно
одинакова и едва превышала 1 : 30 000. Тем не менее уже в глубокой
древности была подмечена такая деталь, как передача гемофилии по
женской линии, причем установлена так отчетливо, что решено было
отказаться от основного завета — обрезания. Между тем современная
статистика показывает, что в кровосмесительной связи резко дефек-
тивен или уродлив каждый третий-четвертый ребенок. Не заметить
вред кровосмешения было невозможно.
Конечно, в доисторические времена, в период дикости, когда
инцест и кровнородственные связи были очень часты, естественный
отбор, отметая больное потомство этих браков, держал»фонд рецес-
сивных дефектов человека на низком уровне. Были, конечно, и
исключения. В Древнем Египте женитьба фараонов на сестрах была
62
почти правилом. Аахмес I (1580 г. до н. э.), родившийся от брата и
сестры, правил 24 года и изгнал гиксосов из Египта после их долгого
владычества; Аахмес I женился на своей сестре Нефертари, в резуль-
тате родился талантливый Аменхотеп I, реформатор. Ряд инцестных
браков привел к появлению знаменитой красавицы Аахамес. Великая
королева Хатшепсут (Гатшепсу), великий фараон Тутмос III тоже
происходили от долгого ряда инцестных браков. Поразительную
смелость и энергию проявил царствовавший 17 лет Эхнатон (Хуна-
тен), который ввел почитание солнца. Но сколько было уродов?
Тутанхамон, например, был болезненный и рано умер. Династия
Птолемеев после четырех поколений нормальных браков поддержи-
валась много поколений инцестными браками. Большинство были
энергичными и дельными администраторами. Последняя в роде —
Клеопатра — была красавицей, умной и безгранично смелой. Но по
степени вредности инцеста в настоящее время можно уверенно утвер-
ждать, что он и в те времена был достаточно вреден.
М. Адаме и Дж. Ниль (Adams M. S., NeelJ. V., 1967) обследовали
16 детей из 12 инцестных связей брата с сестрой и 6 — отца с
дочерью. Матери обычно очень молоды и частью умственно неполно-
ценны. Из 18 детей только 7 оказались к шестимесячному возрасту
нормальными. Из И остальных 2 умерли вскоре после рождения, 1
умер от гликогенеза, 1 имеет заячью губу, у 2 — тяжелая умственная
отсталость, параличи и судороги, у 3 — умеренная умственная
отсталость, коэффициент интеллекта около 70. Сходные результаты
получила Зееманова, сопоставившая 161 ребенка от инцестных свя-
зей, установленных в судебном порядке, с 95 их полубратьями-полу-
сестрами, родившимися от неинцестных браков. 88 детей происходили
от связи отца с дочерью, 72 от связи брат-сестра, 1 от связи мать-сын.
Среди 161 инцестных детей 40 имели серьезные врожденные уродства,
43 страдали имбецильностью, иногда идиотией, была резко повышена
частота глухонемоты. В первый год после рождения умерло 27 инцест-
ных детей из 157, тогда как в контрольной группе родственных им,
но неинцестных детей — 7 из 93. Конечно, в период дикости инцест-
ные браки были гораздо менее опасными, чем теперь, однако и тогда
вред инцестных связей не мог не бросаться в глаза. При инцесте
коэффициент инбридинга (кровного родства) 1/4 (0.25), и риск для
потомства арифметически в четыре раза выше, чем в браке на кузине,
но вероятность поражения при инцесте гораздо более высока, чем
следует из сопоставления коэффициентов инбридинга, потому что
действие вредных рецессивных полигенов, вероятно, нередко не
суммируется, а перемножается.
63
5.3. Естественный отбор и развитие этики
сексуальных контактов
Сила и продолжительность половой любви бывают
такими, что невозможность обладания представляется
обеим сторонам великим, если даже не величайшим
несчастием; они идут на огромный риск, даже ставят
на карту свою жизнь, чтобы только принадлежать друг
другу.
Ф.Энгельс. Происхождение семьи...
Мужчина помнит трех женщин: первую, последнюю
и единственную.
Р.Киплинг
Наследственность бессмертной птицей
Влюбленным на плечи садится
И осеняет их крылом.
В.Шефнер
О, да! Конечно! Был влюблен
Тристан
В свою Изольду, деву Ирских
стран;
Пылала Ода страстию к Роланду,
А юный Флор к прелестной
Бланшефлор,
Но не любил никто до этих пор
Как принц Рюдель — принцессу
Мелиссанду.
Э.Ростан. Принцесса Греза
Моногамная семья и чрезвычайно широкий круг связанных с ее
поддержанием наследственных эмоций и влечений, в частности спо-
собности к индивидуальной любви, вероятно, в большой мере скла-
дывались в результате особой формы интенсивного естественного
отбора. В условиях частого голода, холода, нападений хищников и
врагов женщина и мужчина, разрушавшие или менявшие свою семью,
значительно реже доводили свое потомство до половой зрелости и
слабее передавали свои гены, чем мужчины и женщины с прочными
семейными инстинктами. Отбор на поддержание инстинктов целост-
ности семьи во все исторические времена, вероятно, шел с большой
интенсивностью; может быть, поэтому чрезвычайно многообразный
комплекс эмоций, унаследованных нами от предков, нередко оказы-
вается очень устойчивым к самым многообразным и убедительным
«антимещанским» аргументам; может быть, поэтому все вновь воз-
рождается алогичное требование к партнеру: «все или ничего». Разу-
меется, не следует думать, что развертывание этой системы эмоций
64
происходит независимо от окружающей среды, ее влияния, воспитат
ния. Речь здесь идет именно о том, что эта унаследованная система
создает восприимчивость к ряду этических положений, вносимых
извне, восприимчивость, нередко латентную, но возрождающуюся
вновь и вновь в каждом поколении, с реализацией, нередко порази-
тельно устойчивой к средовым и внутренним (например, гормональ-
ным) детерминантам.
В эпоху группового брака люди жили столь разобщенными груп-
пами, что возбудители венерических болезней почти не могли адап-
тироваться к человеческому организму. Только много позднее, когда
численность населения Земли стала исчисляться миллионами, возбу-
дители сифилиса и гонорреи получили возможность приспособиться
к человеку, венерические болезни стали приобретать широкое рас-
пространение.
Вероятно, с этого времени стал усиливаться очень своеобразный
естественный отбор на однолюбие, на способность к супружеской
верности, на все эмоции, с этой верностью связанные.
Конечно, действовали и социальные факторы (передача наследства
своим детям), направленные на установление женской верности, но
наряду с ними действовал и естественный отбор.
Культ девственности, который иным представляется противоесте-
ственным и даже пережитком варварства, тоже, вероятно, относится
к группе эмоций, мощно поддержанных естественным отбором. Нео-
бычайно сложные функции мозга постоянно модифицировались отбо-
ром, а однажды сложившиеся комплексы эмоций могли приобретать
помимо психической и социальную кодификацию. Девственность
служила не только некоторой гарантией отсутствия венерических
заболеваний у вступающей в брак, она отчасти гарантировала и то,
что девственница, став женой, убережется от внебрачных контактов.
В меньшей мере, но по этой же причине естественно возникали
требования к сексуальной непорочности юношей.
Трудно представить себе, какую важную роль венерические болез-
ни играли некогда в качестве фактора естественного отбора.
Заметим, кстати, что представление о завозе сифилиса из Америки
неправильно. Сифилис имеет очень древнее афроевразийское проис-
хождение.
На основании данных изучения древних скелетов (Brothewell D.,
1970) показано, что сифилис возник вовсе не в Америке, а в Азии,
притом более 2 000 лет назад. Он затем распространился через Тихий
океан на американский континент, а в западном направлении на
Европу — с расширением арабской империи. Предполагается, что
предком бледной спирохеты были трепонемы приматов и других
животных, около 5 000 лет назад начавшие «приспосабливаться» к
65
человеку. Ряд исследователей приходит к выводу, что происхождение
сифилиса, несравненно древнее, что он, вероятно, был уже у неандер-
тальцев. Трудно представить себе мощность этого фактора отбора,
если он начал действовать с неандертальцев. В прошлом, уже в
предысторическую эпоху, когда каждый внебрачный контакт был
связан со значительным риском венерического заболевания, когда
существовали лишь малоэффективные средства лечения, гоноррея,
вероятно, даже больше сифилиса устраняла из человеческого гено-
фонда наследственные факторы сексуальных излишеств. Если воспа-
ление мочевого канала и придатка не приводило мужчину к беспло-
дию, то эта болезнь резко снижала плодовитость женщины и, кроме
того, нередко обрекала ее на рождение слепнущих от бленорреи детей.
Еще во время Второй мировой войны 17 % населения бывших
Боснии и ГерДеговины было заражено сифилисом, преимущественно
бытовым и детским.
Провозглашенная церковью нерушимость брачных отношений в
свое время властно диктовалась долгом по отношению к здоровью
супруга и детей.
Разумеется, здесь имеются в виду эволюционно-генетическая и
этическая стороны проблемы, а не церковные догмы, юридическое
закрепление которых пришло в достаточно ясное противоречие с
существом проблемы.
Эмоции моногамной любви, любви пожизненной, могут показаться
противоестественными. Но тех, кто этими эмоциями не обладал хоть
в малой степени, естественный отбор отметал достаточно беспощадно,
разумеется, не потому, что они сами гибли, а потому, что оставляли
мало потомства, или вообще его не оставляли, либо оставляли
потомство, зараженное внутриутробно.
Отсутствие соответствующих эмоций жестоко каралось из поколе-
ния в поколение естественным отбором, ибо венерическое заболева-
ние обрекало на полное или частичное бесплодие. Трудно сказать,
что возникло раньше, легенды или саги о верности, о любви, не
знающей препятствий, религиозные табу или те эмоции, которым они
соответствовали. Но и эмоции, и соблюдение запретов, т.е. волевой
уровень и его направленность, поддерживались естественным отбо-
ром. Если до сих пор не догадывались о том, что именно венерические
болезни как фактор отбора существенно перестраивали генофонд
психических свойств человека, то это связано с недоразумением: ни
сифилис, ни гоноррея не летальны, а то, что отбор связан не с
летальностью болезни, а с их влиянием на эффективную плодови-
тость, недостаточно осознавалось.
Но даже независимо от венерических болезней победителем с
эволюционной точки зрения, т. е. распространителем своих генов, не
66
всегда бывала мохнатая полуобезьяна, ревнивый владелец гарема,
белокурая бестия, которая владела всеми молодыми женщинами
племени, а других мужчин калечила или оставляла им только старух.
И сама бестия, и ее племя, и потомство оказывались, вероятно, очень
недолговечными, становясь одним из бесчисленных тупиков эволю-
ции: бестия не могла сохранить потомков так, как это мог бы
коллектив самцов. С эволюционной точки зрения победителями
оказываются народы или группы устойчиво плодовитые; если гово-
рить о феодальном или капиталистическом обществе, то пока с
эволюционной точки зрения побеждают отнюдь не феодалы или
бизнесмены, не желающие дробить капиталы между тремя-пятью
наследниками и поэтому придерживающиеся системы одного ребен-
ка-наследника, стремясь поднять его еще на одну-две ступеньки по
социальной лестнице. Наоборот, эволюционно побеждают, например,
сектанты — старозаветные Амиши, имеющие по 10-12 детей и
размножающиеся вот уже пару столетий сам-5. Порхающий Дон
Жуан и честолюбивые дельцы оставили гораздо меньше детей, чем
домовитый, чадолюбивый крестьянин. Приведем свидетельство Н. Гу-
милева:
Дон Жуан:
Моя мечта надменна и проста —
Схватить весло, поставить ногу
в стремя
И обмануть медлительное время,
Всегда лобзая новые уста.
Лишь иногда средь оргии
победной
Я вдруг опомнюсь, как лунатик
бледный,
Затерянный в кругу своих путей.
Я вспоминаю, что, ненужный атом,
Я не имел от женщины детей
И никогда не звал мужчину братом.
Потеряли значение религиозные догмы, нормирующие сексуаль-
ные контакты. Женщины перестали опасаться, что случайная связь
оставит им бремя безотцовского ребенка. Почти исчезли венерические
болезни, которые тысячелетиями проверяли людей на сексуальную
стойкость. Но у юношей и девушек, мужчин и женщин сохраняется
мечта о единственной и вечной любви, вопреки всем бесчисленным,
беззаботным удовольствиям, которые обещают ныне безопасные ми-
молетные связи. Фактор отбора исчез, но сохранились и еще долго
сохранятся гены, некогда распространенные естественным отбором,
67
сохранились порождаемые ими системы эмоций и влечений, порож-
даемая ими восприимчивость к идеалам.
Конечно, очень грустно сознавать, что наши высшие поэтические
идеалы вечной любви частично порождены столь низменными проза-
ическими причинами, как бесплодие и отбор, вызванный венериче-
скими болезнями, но и здесь закономерность самодвижения системы
на основе заложенных в ней противоречий, к счастью, объясняет нам
то, что никак не укладывается в рамки примитивного антиисториче-
ского мировоззрения.
Может быть, обидно, жестоко то, что эмоции и идеалы супруже-
ской верности, преданности, вечной любви к своим детям и их
матерям выкованы десятками тысячелетий гибели миллионов, десят-
ков миллионов, сотен миллионов тех детей, родители которых не
обладали этими этическими эмоциями в достаточной интенсивности.
Но природа беспощадна и щедра, предельно неэкономна, она остав-
ляет из миллионов икринок только пару рыб, она заставила женщин
рожать 15-20 детей и оставляла в живых только двоих. Вернее, она
начисто выметала в каждом поколении потомство большинства семей
и продолжала род за счет немногих, она постоянно производила
жестокий индивидуальный, межсемейный и межгрупповой отбор.
Если еще четверть века назад дарвинисты высчитывали шансы и
темпы победы наследственного изменения, повышавшего вероятность
выживания на доли процента, то теперь генетика человека установи-
ла, что в действительности отбор работал гораздо интенсивнее, и
известны биохимические мутации, на 20-30 % повышавшие шансы
выжить. Наследственные эмоции, соединившие прочно отца и мать
детей, без отца или без матери терявших шансы дожить до самосто-
ятельности, однажды появившись, могли распространяться неудержи-
мо, накладываясь одна на другую и создавая для женщины и мужчины
такие западни, из которых они уже не могли выбраться.
Насколько глубоко даже рафинированный скептик-интеллигент, в
частности зарубежный, признает существование этого этического
кода, лишь требующего внешнего стимула для своего полного развер-
тывания, ясно показывает созданная в 30-х годах утопия-пародия
Олдоса Хаксли «Бравый новый мир». В этом мире все разложено по
полочкам и кастам и все довольны: брак, материнство и деторождение
давно забыты. Человечество воспроизводится заводским методом,
путем извлечения из яичников созревающих яйцеклеток, их оплодот-
ворения и выращивания в искусственной среде. При этом из оплодот-
воренной яйцеклетки методом индуцированного почкования получа-
ют от 8 до 96 генетически идентичных (однояйцевых) зародышей. У
большей части таких групп еще в эмбриогенезе задерживают ту или
иную сторону физического и умственного развития, в результате
68