Содержание
Введение. 3
Глава 1. Нравственно-поэтическая характеристика романа Ф.М.
Достоевского «Идиот» 6
1.1. История написания романа. 6
1.2. Драматургия романа Ф.М. Достоевского «Идиот». 28
1.3. Нравственная проблематика романа. 33
Глава 2. Образ Настасьи Филипповны в романе Ф.М. Достоевского.
38
2.1. Характеристика жизни. 38
2.2. Последний период жизни. 42
2.3. Нравственный облик Настасьи Филипповны… 46
2.4. Роль Настасьи Филипповны в нравственной проблематике
романа 53
Заключение. 60
Литература. 63
Введение
Актуальность исследования образа Настасьи Филипповны обусловлена ее
особой ролью в русской драматургии, в которой поиск духовности в
«падшей» женщине представлялся одним из основополагающих большого
количества произведений.
Особенности русской литературы XIX в., обусловленные ее ролью
средоточия духовной жизни страны, — напряженный пафос искания
общественной и личной правды, насыщенность пытливой, беспокойной
мыслью, глубокий критицизм, соединение удивительной отзывчивости на
трудные, больные вопросы и противоречия современности с
обращенностью к наиболее устойчивым, постоянным «вечным» темам
личного и общественного бытия России и всего человечества. Черты
эти получили наиболее яркое выражение в произведениях двух великих
писателей второй половины XIX в. — Ф. М. Достоевского и Л. Н.
Толстого. Эти художники-титаны во многом продолжают и сегодня
оставаться живыми нашими современниками; их творчество приобрело
мировое значение, необъятно раздвинуло границы реалистического
искусства, углубило, обновило и обогатило самые его
возможности.
Федор Михайлович Достоевский (1821—1881) родился в Москве, в семье
врача Мариинской больницы для бедных. В годы учения в Инженерном
училище (1837—1843) в Петербурге будущий писатель жадно впитывает
впечатления европейской романтической литературы.
Роман «Идиот»(1868) был задуман и написан Достоевским в Швейцарии,
на родине великого просветителя Руссо, а посему уместно вспомнить и
его современника Вольтера, автора «Простодушного», книги, которая
стала одной из первых попыток показать «идеального человека» в этом
несовершенном мире. «Главная идея… — писал Достоевский о своем
романе, — изобразить положительно прекрасного человека. Труднее
этого нет ничего на свете...» Не для того ли Достоевский явил миру
«Князя Христа», чтобы мы не забывали: «Сострадание есть главнейший
и, может быть, единственный закон бытия всего человечества».
Роман «Идиот» занимает особое место в творчестве Ф.М. Достоевского.
В центре других произведений стоят трагические образы мятежных
героев — «отрицателей». В «Идиоте» главным героем, по собственному
определению, «положительно прекрасного», идеального человека,
стремящегося внести гармонию и примирение в нескладицу общественной
жизни, и провел его через поиски и испытания, также приводящие к
трагическому концу.
В системе женских персонажей романа «Идиот» исследователи выделяют
образы Настасьи Филипповны Барашковой и Аглаи Ивановны Епанчиной. В
достоевсковедении более востребован образ Настасьи Филипповны. Эта
тенденция в равной мере проявляется как в русском, так и в
англоязычном литературоведении. Образ героини трактуется
многозначно. Вобрав в себя все ранее созданные женские образы
«униженных и оскорбленных», образ Настасьи Филипповны в восприятии
литературоведов последних десятилетий представляет один из самых
сложных и противоречивых характеров. Героиня — «гордая бедная
мечтательница», «хлыстовская богородица», «инфернальница». В конце
ХХ в. в литературоведении актуализируется проблема связей образа
Настасьи Филипповны с женскими образами мировой литературы (Г.М.
Фридлендер, Д.Д. Благой, Р.Ф. Яшенькина, Д.Франк, Н.М. Лэри, М.
Праз). Кроме того, перспективными направлениями в изучении этой
героини в настоящее время являются мифологическое (В.А. Михнюкевич,
В.А. Смирнов, Н.Ю. Тяпугина) и психологическое (О.Н. Осмоловский,
А.М. Мириманян).
Цель работы – охарактеризовать нравственный облик Настасьи
Филипповны.
Для выполнения поставленной цели нами были решены следующие задачи:
определены особенности нравственно-поэтической характеристики
романа Ф.М. Достоевского «Идиот», исследован образ Настасьи
Филипповны в романе Ф.М. Достоевского.
Дипломная работа состоит и введения, двух глав и заключения.
Глава 1. Нравственно-поэтическая характеристика романа Ф.М.
Достоевского «Идиот»1.1. История написания романа
Роман «Идиот» занимает в творчестве Достоевского особое место. В
центре других его произведений стоят трагические образы мятежных
героев — «отрицателей». В «Идиоте» же писатель избрал своим главным
героем, по собственному определению, «положительно-прекрасного»,
идеального человека, стремящегося внести гармонию и примирение в
нескладицу общественной жизни, и провел его через поиски и
испытания, также приводящие к трагическому концу.
Подобная задача остро выдвигалась русской общественной жизнью 60-х
годов. Различными путями ее решали Тургенев, Чернышевский, Толстой,
Лесков. И в этих условиях Достоевский должен был испытывать
страстное желание нарисовать образ современного русского человека,
наделенного высоким нравственным совершенством[1].
Мотивы, предварявшие замысел «Идиота», уже встречались в
предшествующем творчестве Достоевского. Так, взаимоотношения
красавицы Катерины, одержимого неистовой страстью к ней купца
Мурина и влюбленного в нее мечтателя Ордынова в ранней повести
«Хозяйка» (1847) не без основания можно рассматривать как зародыш
сюжетной ситуации: Настасья Филипповна — Рогожин — Мышкин. В
видениях больного Ордынова Катерина предстает как светлая, чистая
«голубица». Нравственная чистота и самоотверженность Мечтателя из
«Белых ночей» (1848) и Ивана Петровича, героя «Униженных и
оскорбленных» (1861), перейдут к Мышкину, человеку обостренной
духовности. С другой стороны, в тех же «Униженных и оскорбленных»
Алеша Валковский, как позднее Мышкин, покоряет обеих героинь своей
безыскусственностью, простодушием и детской добротой. Некоторыми
чертами напоминает Мышкина полковник Ростанев из повести «Село
Степанчиково и его обитатели» (1859), особенно в прямой авторской
характеристике. Ростанев — человек «утонченной деликатности»,
«высочайшего благородства», для исполнения долга он «не побоялся бы
никаких преград», был душою «чист, как ребенок», целомудрен сердцем
до того, что стыдился «предположить в другом человеке дурное». В
этой аттестации как бы разработана психологическая канва образа
Мышкина. В «Записках из Мертвого дома» (1860—1862) повествователь
как об одной из лучших встреч своей жизни вспоминал о совместном
пребывании в остроге с юношей, дагестанским татарином Алеем.
Чистота и доброта Алея представлены здесь как фактор эстетического
и этического воздействия на окружающих.
В «Зимних заметках о летних впечатлениях» (1863), полемизируя с
эвдемонистической моралью просветители, Достоевский выразил свой
этический идеал. Как на проявление «высочайшего развития личности»,
«высочайшей свободы собственной воли» он указал на «совершенно
сознательное и никем не принужденное самопожертвование всего себя в
пользу всех», так «чтоб и другие все были точно такими же
самоправными и счастливыми личностями»[2]. Эта формула нашла свое
художественное воплощение в 1860-х годах в Мышкине.
Заглавие романа многозначно. Основными для понятия «идиот» (от
греческого ίδιώτηζ — буквально: отдельный, частный человек)
являются такие значения, как «несмысленный от рождения»,
«малоумный», «юродивый»[3]. В «Карманном словаре иностранных слов,
входящих в состав русского языка, издаваемом Н. Кирилловым»,
специально поясняется, что современное толкование слова
подразумевает человека «кроткого, не подверженного припадкам
бешенства, которого у нас называют дурачком, или дурнем»[4].
Указанные значения слова своеобразно оттеняются в романе,
подчеркивая всю необычность образа Мышкина.
Обдумывая образ «Князя Христа», Достоевский исходил не только из
Евангелия, он учитывал сочувственно или полемически многочисленные
позднейшие трактовки этого образа в литературе и искусстве, а также
в современной ему философской и исторической науке[5]. В частности,
известную роль при создании образа Мышкина сыграли размышления
Достоевского над «Жизнью Иисуса» (1863) французского писателя,
философа и историка Э. Ренана (1823 — 1892), имя которого
Достоевский трижды упоминает в подготовительных материалах к
роману[6].
Но Достоевский в своем романе показал, по словам современного
исследователя, и ту «эпоху, полную противоречий, борьбы и
поражений, которая выдвинула народников разных толков и направлений
В романе идет спор о молодом поколении, о тех политических и
нравственных проблемах, которые волновали молодежь 60—70-х годов
Герой Достоевского и революционный народник — два психологических
типа русского интеллигента, два решения одной социально-этической
проблемы»[7], внутренне соприкасающиеся друг с другом, но в то же
время противоположные.
«Мышкин как бы носит в своей груди и весь тот „хаос", всё то
„безобразие", которыми „больны" окружающие его люди, и предощущение
грядущей гармонии. Именно в момент самой ужасной дисгармонии, в
момент, предшествующий наступлению эпилептического припадка, когда
духовные силы князя готовы покинуть его, в нем с удвоенной мощью
оживает мысль о „гармонии", о всеобщем примирении и братстве людей.
В этом глубокий философско-символический смысл описания состояния
князя Мышкина перед припадком Описание это в символической форме
выражает мысль Достоевского о том, что самый страшный хаос и
дисгармония в жизни общества и в судьбе отдельного человека лишь
обостряют извечную потребность человека в счастье, стремление к
радостной полноте, к гармонии бытия»[8].
В бытовых и психологических контрастах романа резко и выпукло
отражены те процессы социальной и моральной деградации, роста
богатства одних и обнищания других, разрушения «благообразия»
дворянской семьи, которые вновь и вновь притягивали к себе внимание
Достоевского после реформы. Читатель попадает вместе с героем и в
богатый особняк генерала Епанчина, и в дом купца Рогожина, и на
вечеринку у «содержанки» Настасьи Филипповны, и в скромный
деревянный домик чиновника Лебедева. Рогожин и Мышкин, Настасья
Филипповна и Аглая, Ипполит и группа «современных нигилистов»
воплощают разные ипостаси России, русского человека в его порывах и
исканиях, добре и зле.
Роман был задуман и написан за границей, куда писатель выехал с
женой в апреле 1867 г. Перед отъездом он получил за будущее
произведение аванс от редакции журнала «Русский вестник». Побывав в
Берлине, Дрездене, Гамбурге, Баден-Бадене, Достоевский 16(28)
августа 1867 г. сообщал из Швейцарии А. Н. Майкову: «Теперь я
приехал в Женеву с идеями в голове. Роман есть, и, если бог
поможет, выйдет вещь большая и, может быть, недурная. Люблю я ее
ужасно и писать буду с наслаждением и тревогой»[9]. Сравнивая
русскую и западноевропейскую жизнь, Достоевский размышлял о судьбах
родины и замечал: «Россия отсюда выпуклее кажется нашему
брату»[10]. Уехал Достоевский с ощущением глубоких внутренних
сдвигов, происходивших в России во второй половине 60-х годов.
Считая время это «по перелому и реформам чуть ли не важнее
петровского», Достоевский сознавал противоречия русской
пореформенной действительности, в которой пережитки старины
причудливо сочетались с новыми формами развития. Указывая на
«необыкновенный факт самостоятельности и неожиданной зрелости
русского народа при встрече всех наших реформ», писатель ожидал
«великого обновления»[11].
Первая запись к роману «Идиот» была сделана в Женеве 14 сентября
ст. ст. 1867 г.; продолжая работать над романом в Женеве, Веве,
Милане, Достоевский завершил его во Флоренции. В истории создания
«Идиота» большое место заняла подготовительная стадия — составление
планов и обдумывание первой редакции романа, значительно
отличавшейся от печатной. В письме А. Н. Майкову от 31 декабря 1867
г. (12 января1868 г.) Достоевский так рассказывал о ходе работы над
«Идиотом»: «… все лето и всю осень я компоновал разные мысли
(бывали иные презатейливые), но некоторая опытность давала мне
всегда почувствовать или фальшь, или трудность, или маловыжитость
иной идеи. Наконец я остановился на одной и начал работать, написал
много, но 4-го декабря иностранного стиля бросил всё к черту Затем
(так как вся моя
будущность тут сидела) я стал мучиться выдумыванием нового романа.
Старый не хотел продолжать ни за что. Не мог. Я думал от 4-го до
18-го декабря нового стиля включительно. Средним числом, я думаю,
выходило планов по шести (не менее) ежедневно. Голова моя
обратилась в мельницу Наконец 18-го декабря я сел писать новый
роман...»[12]. Сохранились три записные книжки, в которых
разрабатывался замысел начальной и уточнялись внутренняя концепция,
образы и развитие действия окончательной редакции «Идиота»[13].
Герой начальных планов ранней редакции — младший нелюбимый сын в
разорившемся генеральском семействе. Разрушение уклада его,
возникновение в нем сложных драматических отношений Достоевский
использовал для того, чтобы изнутри показать социальные процессы
времени. Идиот кормит семью, унижен, болен падучей. Идиотом он
прослыл из-за нервности, необычности слов и поступков. По своему
характеру он близок к Расколькикову. Идиот наделен «гордостью
непомерной» и «потребностью любви жгучей»: это «формирующийся
человек», который при жажде самоутверждения и отсутствии «веры» во
что-либо[14], от избытка внутренних сил способен к крайним
проявлениям и добра, и зла.
Воспроизведению атмосферы семейного «безобразия», а также судьбы
предшественницы Настасьи Филипповны, названной сначала именем
гетевской Миньоны (персонажа романа «Годы ученья Вильгельма
Мейстера»), а затем Ольги Умецкой, послужил судебный процесс
Умецких. За процессом этим Достоевский в ту пору внимательно следил
по русским газетам 2. Миньона-Умецкая, приемыш, падчерица сестры
Матери, терпящая в семье унижения и подвергающаяся «покушениям»,
характеризуется как «мстительница и ангел»[15], вызывая в
воображении писателя облик пятнадцатилетней Ольги (доведенной
варварским обращением родителей, особенно избивавшего ее отца
Владимира Умецкого, до того, что она четыре раза поджигала дом
родителей). Другая предшественница Настасьи Филипповны — героиня,
условно обозначенная именем шекспировской Геро («Много шуму из
ничего»). В ней одновременно проступают и некоторые черты Аглаи
Епанчиной.
В подготовительных набросках к первой редакции «Идиота» можно
условно выделить девять хронологически разных сюжетных пластов. В
каждом из них претерпевают изменения планы романа, его герои,
идеологические акценты в их освещении. И хотя замысел романа еще
далек от окончательного, некоторые зерна, из которых произрастает
будущая художественная ткань его, начинают обозначаться. Так,
например, в выделяемом условно третьем плане, составленном в
середине октября 1867 г., вводится второе, более знатное
генеральское семейство. Зарождается мысль о параллели между
Епанчиными и Иволгиными. Одновременно намечается неизбежная гибель
героини в финале.
В следующем (четвертом) плане Идиот перемещен в семейство Дяди и
сделан его побочным сыном (причем варьирующаяся ситуация героя —
законного или незаконного сына ведет к более позднему роману
Достоевского «Подросток»), в одной из заметок от 22 октября н. ст.
1867 г. фигурирует замысел завязки романа, место и время действия
которой определяет начало известного нам текста: «22 октября.
формулирует свое отношение к главному герою: «Егgо. Вся задача в
том, что на такую огромную и тоскующую (склонную к любви и мщению)
натуру — нужна жизнь, страсть, задача и цель соответственная: и вот
почему, в финале, кончив водевиль, т. е. увезя Геро с ненавистью,
вдруг видит, что Геро бросается к нему, ласкается и обещает любовь.
Он вдруг воспаляется, прогоняет всех, и деньги. Но Геро пугается
его страсти, развязка. В тоске передает ее, но разочарование.
Надо было с детства более красоты, более прекрасных ощущений, более
окружающей любви, более воспитания. А теперь: жажда красоты и
идеала и в то же время 40 % неверие в него, или вера, но нет любви
к нему. „И беси веруют и трепещут"»[16].
В тогдашних набросках намечалась и эволюция Идиота, его
преображение, как бы предвосхищающее рождение образа Мышкина:
«Финал великой души. Любовь — 3 фазиса: мщение и самолюбие,
страсть, высшая любовь — очищается человек»[17].
Пройдя различные стадии развития, в том числе и подобную
опустошенному предсамоубийственному состоянию Ставрогина,
воссозданному затем в «Бесах», главный герой в последних,
ноябрьских планах первой редакции психологически предваряет
Мышкина: это — своеобразный юродивый, он тих, благороден,
противостоит вихрю страстей, кипящих вокруг новых героинь Настасьи
и Устиньи,— вихрю, который захватывает генеральскую семью, приводит
к смерти Генеральши, бунту детей, объединяет Генерала с
развратником Умецким (что напоминает будущий «союз» в романе
Епанчина и Тоцкого). Распадение сложившихся связей, бури,
сотрясающие частную жизнь людей, составят в окончательном тексте
фон для контрастно выступающей по отношению к нему гармонической
личности главного героя.
Основываясь на этих планах, Достоевский начал писать, но чувство
неудовлетворенности не покидало его. Ощущение перелома в замысле,
необходимости придать центральным действующим лицам более
значительный характер нарастало. Оно обозначилось уже в
заключительных подготовительных записях первой редакции. «Генерал,
она, дети. Лицо Идиота и прочее множество лиц»,— подводил итог
Достоевский. И тут же снова подчеркивал: «Идиотово лицо. Ее лицо
величавее. (Сильно оскорблена.)»[18].
В конце концов, отбросив написанное[19] и перебрав (как следует из
приведенного выше эпистолярного свидетельства) с 4 по 18 декабря
множество планов, Достоевский обрел ту «сверхзадачу», которая
подчинила себе предшествующие его искания,— «идею» изобразить
«вполне прекрасного человека». В письме к своему старому другу
поэту А. Н. Майкову от 31 декабря 1867 г. Достоевский признавался:
«Труднее этого, по-моему, быть ничего не может, в наше время
особенно Идея эта и прежде мелькала в некотором художественном
образе, но ведь только в некотором, а надобен полный. Только
отчаянное положение мое принудило меня взять эту невыношенную
мысль. Рискнул, как на рулетке: „Может быть под пером
разовьется!"»[20].
Стремясь успеть к январскому номеру «Русского вестника», с
редакцией которого писатель в связи с просьбой (осенью 1867 г.) о
ежемесячных денежных выплатах в счет будущего романа был связан
отныне дополнительными обязательствами, Достоевский работал очень
интенсивно. 24 декабря 1867 г. (5 января 1868 г.) он выслал в
Петербург пять глав первой части, пообещав в сопроводительном
письме «на днях» отправить шестую и седьмую главы и «не позже 1-го
февраля» н. ст. доставить «вторую часть» (под второй частью
подразумевались главы с восьмой по шестнадцатую первой части
журнального текста романа). Шестую и седьмую главы Достоевский
выслал 30 декабря 1867 г. (11 января 1868 г.). Всего, по подсчетам
А. Г. Достоевской, в двадцать три дня он написал «около шести
печатных листов (93 страницы)» для январской книжки «Русского
вестника»[21]. Приступив к работе над второй половиной первой части
13 января н. ст., Достоевский, по его словам, «завяз с головой и со
всеми способностями приготавливая ее к сроку», и отослал ее в
середине февраля н. ст., опоздал «сильно»[22], но все-таки попал в
февральский выпуск журнала. В дальнейшем писателю приходилось
работать также в ускоренном темпе, волнуясь и постоянно думая о
сроках. Принимаясь 7 марта н. ст. 1868 г. (этой датой открываются
сохранившиеся наброски окончательной редакции романа) за
проектирование последующих частей «Идиота», Достоевский обычно к
концу месяца диктовал А. Г. Достоевской очередные главы, затем
обрабатывал расшифрованные ею стенографические записи, оформлял их
окончательно и препровождал в «Русский вестник» с таким расчетом,
чтобы они успели попасть в текущий номер журнала, выходившего
большей частью во второй половине месяца. Перерыв в публикации
романа был сделан только в марте, когда писатель попросил отсрочки
в связи с рождением дочери, а главное, ввиду необходимости столь же
интенсивного предварительного планирования дальнейшего движения
фабулы.
Рассказывая о ходе работы уже после отсылки начальных семи глав,
Достоевский писал Майкову: «В общем план создался. Мелькают детали,
которые очень соблазняют меня и во мне жар поддерживают. Но целое?
Но герой? Потому что целое у меня выходит в виде героя. Так
поставилось. Я обязан поставить образ». И вслед затем он сообщал,
имея в виду Настасью Филипповну, Аглаю и Рогожина, что «кроме
героя» еще есть не менее важный образ «героини, а стало быть, ДВА
ГЕРОЯ!!» и «еще два характера — совершенно главных, то есть почти
героев»; «побочных характеров» же,— по его словам,— «бесчисленное
множество». «Из четырех героев,— заключал писатель,— два обозначены
в душе у меня крепко, один (видимо, Аглая.) еще совершенно не
обозначился, а четвертый, то есть главный, то есть первый герой,—
чрезвычайно слаб. Может быть, в сердце у меня и не слабо сидит, но
— ужасно труден»[23].
Таким образом, успех всего романа, «целого», для Достоевского
зависел от того, насколько ему удастся представить образ человека,
идеальное совершенство которого пленило бы как современников, так и
потомков. 1 (13) января 1868 г. он писал об этом С. А. Ивановой:
«Идея романа — моя старинная и любимая, но до того трудная, что я
долго не смел браться за нее Главная мысль романа — изобразить
положительно прекрасного человека. Труднее этого нет ничего на
свете, а особенно теперь. Все писатели, не только наши, но даже все
европейские, кто только ни брался за изображение положительно
прекрасного,— всегда пасовал. Потому что это задача безмерная.
Прекрасное есть идеал, а идеал — ни наш, ни цивилизованной Европы —
еще далеко не выработался». И далее говоря о том, что единственное
«положительно прекрасное лицо» для него Христос, Достоевский
перечислял лучшие образцы мировой литературы, на которые он
ориентировался: это, в первую очередь, «из прекрасных лиц» стоящий
«всего законченнее» Дон-Кихот Сервантеса, затем «слабейшая мысль,
чем Дон-Кихот, но всё-таки огромная», Пиквик Диккенса, и, наконец,
Жан Вальжан из романа «Отверженные» В. Гюго, писателя, названного
Достоевским в 1862 г. в предисловии к публикации русского перевода
«Собора Парижской богоматери» «провозвестником» идеи
«восстановления погибшего человека» в литературе XIX в.[24]. В
первых двух случаях, по словам Достоевского, герой «прекрасен
единственно потому, что в то же время и смешон Является сострадание
к осмеянному и не знающему себе цену прекрасному — а, стало быть,
является симпатия и в читателе», «Жан Вальжан, тоже сильная
попытка,— но он возбуждает симпатию по ужасному своему несчастью и
несправедливости к нему общества»[25]. Учитывая опыт своих
прешественников, Достоевский находит иное решение проблемы
«прекрасного» героя, которого устами Аглаи Епанчиной охарактеризует
как «серьезного» Дон-Кихота, соотнеся его с героем пушкинской
баллады о «рыцаре бедном», самоотверженно посвятившим свою жизнь
служению высокому идеалу.
В черных планах 21 марта н. ст. Достоевский писал: Чем сделать лицо
героя симпатичным читателю?
Если Дон-Кихот и Пиквик как добродетельные лица симпатичны читателю
и удались, так это тем, что они смешны.
Герой романа Князь если не смешон, то имеет другую симпатичную
черту: он! невинен!»[26].
Формула эта, как и рассказ о пребывании Мышкина в Швейцарии, на
родине Руссо, среди патриархального пастушеского народа, в общении
с детьми и природой как бы соотносят его образ с руссоистской
нормой «естественного человека», которая, однако, в романе
осложнена и углублена: перенесенные Мышкиным страдания, болезнь
обостряют его чуткость, его способность при всей доброте и
невинности «насквозь» проникать в человека.
Называя в набросках к роману героя «Князем Христом», Достоевский
исходит из мысли, что нет более высокого назначения человека, чем
бескорыстно всего себя отдать людям, и в то же время сознает, каким
препятствием к осуществлению взаимной общечеловеческой любви и
братства стали психология современного, во многом эгоистического
человека, состояние общества с господством тенденций к обособлению
и самоутверждению каждого из его членов. Это чувство особенно
обострилось у Достоевского, как свидетельствуют «Зимние заметки о
летних впечатлениях», после первого заграничного путешествия, когда
писатель наблюдал жизнь Западной Европы тех лет. С тревогой думал
Достоевский о подобных же силах разъединения, вызванных к жизни
новой буржуазной эпохой в России.
Уже в планах первой редакции главный герой претерпевал определенную
трансформацию, поднимаясь и совершенствуясь на путях «любви». В
набросках ко второй редакции 12 марта 1868 г. Достоевский
сформулировал в записных книжках: «В РОМАНЕ ТРИ ЛЮБВИ: 1)
Страстно-непосредственная любовь — Рогожин. 2) Любовь из тщеславия
— Ганя. 3) Любовь христианская — Князь»[27]. Миссия Мышкина по
отношению к Настасье Филипповне определялась в набросках как
стремление «восстановить и воскресить человека!»[28]. Трагическая
же судьба Настасьи Филипповны, как отмечалось выше, была
предопределена на ранних ступенях замысла. С ее образом в романе
связана тема оскорбленной и поруганной «красоты». Став жертвой
чувственности опекуна, «букетника» Тоцкого, а затем предметом
циничного денежного торга, Настасья Филипповна «из такого ада
чистая» вышла. Пораженный ее «удивительным лицом» князь размышляет
над ее портретом: «Лицо веселое, а она ведь ужасно страдала, а? Об
этом глаза говорят, вот эти две косточки, две точки под глазами в
начале щек. Это гордое лицо, ужасно гордое, и вот не знаю, добра ли
она? Ах, кабы добра! Все было бы спасено!»,— а художница Аделаида
Епанчина, глядя на тот же портрет, находит, что такая красота
«сила», с которой «можно мир перевернут