Политическая культура принадлежит наряду с политической психологией
и этикой к важнейшим сторонам гуманитарного измерения политики. Её
можно определить как внеинституциональную систему, охватывающую
политические традиции, политические ценности и установки
практического политического поведения. Понятие политической
культуры активно используется в тех случаях, когда нужно объяснить,
почему одни и те же политические институты по-иному работают в
разных странах, почему те или иные политические новации и
заимствования в одном месте прививаются легче, в другом - труднее.
Человек не является автоматически действующим механизмом, он всегда
- активный интерпретатор осваиваемых или навязываемых ему ролей.
Источником таких интерпретаций и является культура. Политическая
культура, как и культура в целом, выполняет следующие функции:
- когнитивную (политические знания);
- эмоциональную (политические чувства);
- оценочную (политические ценности и идеалы как основа
политических
оценок).
Характер политической культуры влияет на протекание
политического
процесса в той или иной стране, повышая или, напротив, снижая
вероятность согласования различных групповых интересов,
политической предсказуемости, стабильности.
С точки зрения политолога, вопрос о культурном контексте связан с
выяснением значимости внеинституциональных аспектов политики: за
деятельностью тех или иных политических субъектов, за фасадом
институтов просматривается присутствие устойчивых традиционных
архетипов или "канонов", отнюдь не всегда осознаваемых, но
неизменно действующих. В опыте модернизации обнаружено, что даже
новые технологии невозможно
произвольно пересаживать на любую культурную почву; так, будучи
импортированными, с Запада на Восток, в развивающиеся страны, они
дают заметно меньший эффект, хуже "приживаются". Это тем более
справедливо в отношении новых общественных институтов:
импортированный извне парламентаризм, "импортированная демократия"
оставляют впечатление глубокой профанации. Поэтому изучение
культурного контекста становится решающим условием успешности тех
или иных социально - политических нововведений и модернизаций.
Политология становится культурно - центричной: не ограничиваясь
исследованием политической системы как механизма, требующего
взаимодействия и пригнанности своих "деталей", она анализирует
условия интеграции этого механизма в "метасистему" социума, где
традиции и нормы, ценности и образы поведения играют не меньшую
роль, чем прагматически понимаемые интересы и инструменты их
достижения. Словом, в политике, как и повсюду, человек выступает в
двух ипостасях: как существо, преследующее практические цели, и как
существо, взыскующее "высших смыслов" бытия. Таким образом, вопрос
о политической культуре, с одной стороны, выступает как вопрос о
наследии, о традиции, в прямых или превращённых формах, оказывающих
влияние на политику, а с другой стороны, как вопрос об общих
жизнеориентирующих "смыслах" и ценностях.
В политическом процессе всегда существуют и сталкиваются
политические идеи двух основных типов: представительские,
выражающие интересы и позиции различных групп общества
(социопрофессиональных, региональных, этических и т.п.), и
глобальные, конкурирующие на рынке политических проектов "лучшего
будущего". Эти типы не являются взаимозаменяемыми; они связаны
отношением дополнительности. Если политика превращается в конкурс
одних только глобальных мироустроительных идей, а представительские
функции оказываются подавленными, то это грозит идеократическим
(теократическим) вырождением политической культуры, теряющей
способность соизмерять "высшие смыслы" с запросами человеческой
повседневности. Если же ареал политических идей всецело заполнен
формами представительства групповых интересов, это чревато потерей
ценностных ориентации; складывается целиком прагматическая
политическая культура, не способная представить сущее на суд
должного, - культура, в которой гаснет творческое политическое
воображение, обращённое к будущему.
Наряду с указанной дихотомией надо иметь в виду и другую: в
политике мы имеем дело не только с "пространственными" формами
детерминации, взаимодействием и взаимоограничением сосуществующих
социальных групп и групп давления, но и с временной формой
детерминации, с давлением прошлого опыта и традиций.
Таким образом, культуролог в политике выступает как герменевтик,
решающий проблему контекста. Сегодня, когда в Росси вновь встал
вопрос о культурной и цивилизационной идентичности, о месте между
Западом и Востоком, Севером и Югом, индустриальным и
постиндустриальным обществом, понимание специфики и перспектив её
политической культуры
приобретает особое значение.
Наиболее известной из современных классификаций политической
культуры является та, что предложена американским политологом Г.
Алмондом. Он различает четыре типа политической культуры:
англо-американскую, континентально-европейскую, доиндустриальную
(авторитарно-патриархальную) и тоталитарную. Англо-американскую
культуру отличают следующие черты.
Во-первых, она является светской и прагматической: политика здесь
выступает не в манихейском обличии непримиримой борьбы сил Добра и
Зла (Прогресса и Реакции), а всего лишь как столкновение групповых
интересов, каждый из которых имеет право на существование. И
поскольку здесь отвергается фаталистический принцип
предопределённой коллективной судьбы, оно давало о себе знать в
привычной для нас теории "непреложных исторических
закономерностей", то политический процесс выступает как процедура
открытия реальных возможностей и влияния различных общественных
групп, а также как ограничитель их стихийной экспансии.
Во-вторых, эта культура отличается гомогенностью: общенациональным
консенсусом по поводу некоторых основополагающих ценностей и не
нарушаемых правил игры. Практическим тестом, подтверждающим наличие
этого признака, является то обстоятельство, что здесь не только
победившая партия признаёт законность и справедливость правил игры,
в которой она победила, но и побеждённая партия - тоже, хотя именно
ей это признание даётся труднее. Что даёт побеждённой стороне силы
вынести своё поражение и не броситься на баррикады, не прибегнуть к
тактике террора или тотального саботажа? В первую очередь,
светскопрагматическое видение реальности: убеждение в том, что в
ходе выборов сталкивались не силы Добра и Зла, а всего лишь
"грешные" земные интересы, каждый из которых законен. Далее,
представление о том, что общественная жизнь не представляет игру с
нулевой суммой, при которой благополучие одной стороны покупается
ценой обезболивания другой. Наконец, уверенность в том, что
политические победы и поражения не являются окончательными: следует
просто потерпеть до следующих выборов. Ясно, что такой культуре
чужд "эсхатологический романтизм": предчувствие конца мира, кануна
"величайших переворотов" и "окончательных развязок" истории. Этот
тип ментальное тяготеет к срединному времени, равноудаленному от
варварских стихии начала истории" и от кульминационного напряжения
её "позднего часа".
В пространственном отношении эта культура центристская: её
олицетворяет партия середины , которую в других политических
культурах склонны считать "презренной". Электорат обеих крупнейших
партий тяготеет к центру. Например, республиканцы, представляющие в
США правый спектр, тяготеют к нему справа, а демократы,
представляющие аналог европейского умеренного социал-демократизма,
- слева. Поэтому и партийная политика балансирует вокруг центра:
всякое смещение позиций в духе правого или левого радикализма
угрожает политическим вакуумом; по краям политического спектра
массовый избиратель "не водится". В отдельные моменты истории
традиция центризма может прерваться, в американской политической
лексике это обозначается как "смена рубежей". Но если взять
долговременный масштаб, то доминанта политического центризма не
вызывает сомнений. С этим связана высокая преемственность различных
периодов американской истории: приход новой администрации, столь же
близкой к центру, как и предыдущая, не нарушает размеренной
ритмики, не порождает ожиданий "нового мира" и "нового
человека'
Характеризуя континентально-европейскую политическую культуру,
Амонд указывает на её смешанный или переходный - между традиционным
и современным обществом - характер. Наряду со светским восприятием
политики как борьбы групповых интересов здесь сохраняет влияние её
понимание как борьбы идеалов, столкновения Добра и Зла. Эта
традиция накладывает свой отпечаток на массовое восприятие
политического процесса как "борьбы титанов", как космогонии,
рождающей новые миры. Электорат здесь резко поляризирует на левых и
правых при явной малочисленности центра. Поэтому и политическим
лидерам не выгодно демонстрировать центризм, ибо это угрожает
утратой массовой социальной базы и рождает презрительное неприятие
с обеих сторон. Здесь имеют шанс на победу только партии и коалиции
с ярко выраженной правой или левой доминантой. Поэтому и
политическое время в континентальной культуре отличается выраженной
цикличностью, прерывностью. Каждая победившая партия пытается
начать национальную историю "сначала", "переиграть" и переиначить
её.
Таким образом, сопоставление анлго-американской и
континентально-европейской культур является достаточно
содержательным, чтобы быть принятым во внимание у нас,
вырабатывающих стратегию политической модернизации и сопоставляющих
различные её модели.