Наука по самой своей сути явление социальное. Она создается сообществом ученых на протяжении уже более двух тысячелетий и представляет собой, конечно, не только отношение ученого к познаваемой им действительности, но и определенную систему взаимосвязей между членами научного сообщества. В науке существуют свой специфический образ жизни, регулируемый системой, как правило, неписаных, но передаваемых по традиции норм, своя система ценностей.
Естественно, что способы социальной организации и взаимоотношений ученых на протяжении истории науки менялись в соответствии и с особенностями ее развития, с изменением ее статуса в жизни общества и с развитием самого общества в целом.
Наука как социальный институт за время своего существования претерпела огромные изменения. От деятельности десятков древнегреческих ученых, собиравшихся в философских школах, занимающихся исследованиями по своему собственному желанию, вплоть до современного пятимиллионного международного научного сообщества, объединенного профессионально, организовывающего свою деятельность как на национальном, так и на международном уровне, в исследовательских группах, лабораториях, институтах. Сегодня наука по существу представляет собой мощную отрасль но производству знаний с огромной материальной базой, с развитой системой коммуникаций.
Научное сообщество (современное понятие в философии и социологии) – совокупность профессиональных ученых, т.е. людей со специальной подготовкой, социальными функциями которых является получение учений и знаний. Сам термин появился в середине 19 в. Его автор Т. Кун (в одних источниках), в др.- Полани.
Научное сообщество (Кун) – сообщество не просто людей занимающихся познанием мира, а таких исследователей, которые разделяют некую общую парадигму. «Ликей» Аристотеля, Школа Эпикура «Сад», Стоики собирались под Стоеей и т.д.
Исторически, первые университеты возникают в Париже и Кембридже на рубеже 11-12в.
Парижский университет 1160г (Сорбонна)
Болонский и Оксфордский ун-т 1167г.
Александрийская школа - в ней были сосредоточены все науки. Она завершила свое существование в 639г. (завоевание Александрии арабами).
Средневековье. Монастыри, монастырские школы.
Кембриджский ун-т
Изучал в основном гуманитарные науки, причем без специализации.
1603 г. «Академия Рыси» - первые опыты, разрешенные государем и церковью.
1660г. Лондонское Королевское сообщество
1666 г. Парижская Академия наук
1700 . Берлинская Академия наук
В дальнейшем академии начали возникать в России. 9 февраля – день, когда Петр I подписал указ о создании Академии Наук.
Российская Академия Наук 1724г. Лейбниц делал для нее программу, должен был быть директором, но умер.
1755г. – создается МГУ, основатель Ломоносов, организатор - Шувалов.
Конец 18в. – потребность в квалифицированных экспериментаторах.
Конец 18 нач 19в. – объединение исследователей. Лаборатории. Кавендинская лаборатория (Кембридж). Лаборатории появляются в университетах. Конкуренция между университетскими лабораториями и отдельными лабораториями.
В конце 20 в. – появились смешанные лаборатории. Прикладные лаборатории, научно-исследовательские институты.
Середина 20 в – новое научное образование.
1967г. – издается произведение Куна «Структура научных революций». Формы организации науки – инструмент и механизм с помощью которого наука делается частью общественной жизни (социализация).
Исторические типы научных сообществ: 1) философия школы; 2) богословские школы; 3) «Республика ученых» (с 17 в.); 4) Научные сообщества эпохи дисциплинарно-организованной науки (18-19 в.) – по научной проблематике; 5) Междисциплинарные сообщества науки (20 в.); 6) Науч. школы (сообщество единомышленников в плане одинаковости решения проблем); 7) Научные направления; 8) научные коллективы (временные объединения, связанные одной научной программой).
Наука сегодня — это специальная профессиональная деятельность, дело, которому человек посвящает всю свою жизнь.
Научная деятельность сегодня – это совместная работа творческих коллективов, это специализация не только по отдельным областям науки или даже отдельным ее проблемам, но и распределение различных функций в научной деятельности.
Научное сообщество, совокупность ученых-профессионалов, организация которой отражает специфику научной профессии. Представление о научном сообществе было введено Р.Мертоном для выделения предмета социологии науки и ее отличия от срциологии знания, а затем дополнено в работах Т.Куна, Т.Парсонса и Н.Сторера применительно к характеристике научной профессии.
Научное сообщество ответственно за целостность науки как профессии и ее эффективное функционирование, несмотря на то что профессионалы рассредоточены в пространстве и работают в различном общественном, культурном и организационном окружении. Деятельность институтов и механизмов научного сообщества по реализации этой цели обеспечивает следующие главные характеристики профессии:
1) обладание совокупностью специальных знаний, за хранение, трансляцию и постоянное расширение которых ответственно научное сообщество;
2) относительная автономность профессии в привлечении новых членов, их подготовке и контроле их профессионального поведения;
3) заинтересованность социального окружения профессии в продукте деятельности ее членов (новом знании и владеющим им специалистах), гарантирующая как существование профессии, так и действенность профессиональных институтов;
4) наличие внутри профессии форм вознаграждения, выступающих достаточным стимулом для специалистов и обеспечивающих их высокую мотивацию относительно профессиональной карьеры в различных соцально-культурных окружениях;
5) поддержание инфраструктуры, гарантирующей координацию и оперативное взаимодействие профессионалов и их объединений в режиме, обеспечивающем высокий темп развития системы научного знания.
Важнейшими организационными характеристиками социальной системы типа «сообщества» является опора на представление об общности цели, устойчивые традиции, авторитет и самоорганизацию, в то время как в ее арсенале отсутствуют характерные для систем типа «общество» (society, Gesellschaft) механизмы власти, прямого принуждения и фиксированного членства. Эффективность механизмов, регулирующих отношения в научном сообществе, обеспечивается набором простых и доступных ориентиров, позволяющих каждому члену научного сообщества представлять себе современную формулировку целей и норм успешного профессионального поведения. Эти весьма подвижные общие для всех ориентиры заменяют громоздкие кодексы поведения и развернутые «правила игры».
Общей целью научного сообщества и каждого входящего в него профессионала считается увеличение массива удостоверенного научного сообщества научного знания. Действие механизмов научного сообщества жестко направлено на максимальную интенсификацию этого процесса. В то же попытки из самых благих побуждений средствами научного сообщества затормозить получение знания в отдельных областях (различного рода запреты и моратории), как правило, оказывались малоэффективными и требовали для своей реализации внешнего вмешательства.
Такая формулировка общей цели может выполнять ориентирующую функцию, благодаря постоянно ведущейся работе по организации научного знания и по представлению знания в формах, позволяющих участнику научного сообщества в любой момент представлять актуальное состояние системы, а соответственно, искать и выбирать шаги по ее развитию. Ключевую роль при этом играет представление о дискретности массива знания, который может быть увеличен за счет отдельного «вклада» - кванта нового знания. В основе представления о вкладе лежит представление о «решенной проблеме» принципиальная инновация, укоренившаяся в европейском естествознании со времен британской эмпирической школы. Результат, удостоверенный редколлегией и опубликованный в дисциплинарном журнале, признается событием, «закрывающим» исследуемую проблему на данный момент. Этот результат входит в дисциплинарное знание. Его можно обсуждать и опровергать, но им нельзя пренебрегать – это свидетельство некомпетентности. Таким образом, вкладом в дисциплинарное знание (основным мерилом заслуг ученого перед сообществом) является либо перевод в разряд решенных какой-либо новой проблемы, либо опровержение или корректировка решения проблемы, которая уже была известна.
Формулировка цели научной профессии находит свое отражение и действии механизмов научного признания - главного средства обеспечения мотивации и социального управления в научном сообществе. Эти механизмы действуют параллельно по двум линиям. Первая из них выражается в том, что заслуги члена научного сообщества находят признания в накоплении его профессионального статуса, что выражается в присуждении различного рода почетных наград и званий, избрании на общественные посты в профессиональных обществах и т.д. Вторая линия признания отражает активность ученого в процессах, определяющих деятельность научного сообщества в данный момент, актуальную «заметность» (visibility) профессионала. Институты дисциплинарной коммуникации обеспечивают возможность оперативно доводить этот показатель до научного сообщества. Результатом признания этой деятельности является расширение возможности получить исследовательскую субсидию или грант, приток аспирантов, приглашение к участию в престижных проектах и т.п. Тем самым поощряется работа научного сообщества. Разделение этих двух форм научного признания – одна из наиболее результативных организационных инноваций в науке ХХ века, эффективно демонстрирующих жизненную важность автономии научного сообщества в любой общественной системе, необходимость которой осознана в большинстве развитых стран.
Признание во второй половине XX в многообразия форм социальности в науке означает повышенное внимание исследователей к субъекту научной деятельности, будь то отдельный ученый, научное сообщество или исследовательская лаборатория.
Совершенно другое положение вещей мы видим в начале прошлого века, в период становления прогрессистской, кумулятивистской историографии науки. Отдельный человек для О.Конта, например, — это ничто в социальном плане, человечество — это все. Человеческое существо — это прежде всего биологическое существо, подчиняющееся в своем развитии вечным и неизменным природным законам. Изменчивость, историзм возможны только в области социального, поэтому именно социология дает исторический метод
Отсюда соответствующий взгляд и на ученого индивидуальная деятельность ученого исключается из сферы социального, признаки социального распространяются только на общество в целом и на историю науки в частности.
Деятельность ученого по производству научного знания в лучшем случае психологический процесс.
В значительной степени в связи с таким асоциальным пониманием деятельности ученого вопрос о внутренней социальности науки не ставился. Деятельность ученого по производству нового научного знания и складывающиеся на этой основе отношения между учеными воспринимались как нечто отличное от социальных отношений в сфере политики или производства, и никакой социальной специфики в них не усматривалось
Для этого были вполне реальные основания в формах существования науки в обществе:
— наука еще не сформировалась как социальный институт,
— вся социальность науки сконцентрировалась на ее границах, в ее отношении с другими общественными институтами.
Во второй половине XX в специальным предметом изучения становится внутренняя социальность науки, оформившаяся прежде всего в научном сообществе
Особенно полно и глубоко понятие научного сообщества проанализировано Томасом Куном в его книге «Структура научных революций»
Включение именно этого понятия в куновскую концепцию истории науки навлекло на ее автора особенно ожесточенный огонь критики. Куна обвиняли в иррационализме на том основании, что он вместо логического объяснения того, почему научное сообщество отвергает старую теорию и принимает новую, выдвигает социальные и психологические аргументы.
Действительно, в его книге имеются утверждения, что переход к новой теории может быть основан лишь на вере в ее будущую плодотворность или на смутном эстетическом чувстве, что главной составляющей убеждений, которых придерживается научное сообщество в данное время, всегда являются личные и исторические факторы — элемент, по-видимому, случайный и произвольный
Критика в адрес Куна по этому вопросу не случайна, здесь на самом деле кроется серьезная опасность оказаться за пределами логики и рациональности. Основная трудность, которая встает на пути исследователей научного сообщества, состоит в том, что вновь и вновь возникает и не поддается преодолению демаркационная линия между социальными отношениями внутри научного сообщества и содержательной стороной научных идей
В научном сообществе присутствуют очень разные формы социальных отношений.
Речь может идти об отношениях начальника и подчиненных, ученых и неученых, финансистов и менеджеров и т д. Тщательному анализу подвергаются этические нормы поведения ученых, мотивация их деятельности, цели, которыми они руководствуются в выборе профессии и своей работе.
Важно отметить, что эта группа социальных отношений, хотя и является специфической именно для научного сообщества как некоторой социальной структуры, тем не менее с содержательной стороной научных идей связана лишь очень опосредованно.
Наряду с отношениями этого типа следует выделить способ общения между учеными в ходе решения и обсуждения сугубо научных проблем. В этом отношении каждый ученый выступает уже не как занимающий определенное служебное положение, не как руководствующийся какими-то вненаучными целями, а как представляющий определенную логическую позицию в научном споре, как сторонник той или иной научной парадигмы-теории.
Другими словами, отношения между учеными в данном случае выражают собой отношения между теориями, между разными научными позициями. Ученый ведет себя определенным образом по отношению к своему коллеге именно в силу своей убежденности в истинности тех или иных научных положений.
Если анализируется достаточно фундаментальная для развития научных идей ситуация (ситуация научной революции, например), то ученые в споре друг с другом как бы персонифицируют различные способы логической интерпретации. При этом критерием того, в какой мере тот или иной ученый выражает в научном споре действительно логическую позицию, а не какие-то свои субъективные, случайные для развития науки особенности личности, является возможность замены его вымышленным персонажем, как это имеет место в «Диалогах» Галилея или «Доказательствах и опровержениях» И. Лакатоса.
Все эти различения, однако, не приводят сторонников Т.Куна к решению центральной проблемы: как избежать релятивизма, т.е. изменения научного знания при переходе от одного научного сообщества к другому, от одних социальных условий к другим.
Институтами научного сообщества, осуществляющими его автономное развитие и связь с социальным окружением, являются профессиональные научные общества (локальные, национальные международные). Информационные и организационные ресурсы, которыми располагают эти институты, позволяют немедленно привлечь к экспертизе анализу или развернутому исследованию любой социально значимой проблемы наиболее компетентных в данный момент специалистов, обеспечив их профессиональную мотивацию. От качества взаимодействия между этими институтами, бизнесом и государственной властью зависит «социальное здоровье» науки и та польза, которую она приносит обществу в целом.
Тема 12. Научные школы. Подготовка научных кадров.
Научные школы как социальные образования возникли еще в глубокой древности (Академия Платона, пифагорейская школа и пр.), однако их статус непрерывно менялся. В древности любая научная школа объединяла последователей некоего ученого, которые следовали его идеям, сакрализовали их и позиционировали себя в обществе как их хранители. Но, начиная с XVI — XVII вв., основной функцией научной школы стало уже не просто хранение (что осуществлялось преимущественно с помощью книг), а дальнейшее развитие этих идей.
В XIX в. научные школы приобрели новые функции: они позволяли решать задачи, которые отдельному ученому, сколь бы гениален он ни был, оказывались уже не под силу. И хотя школы все равно имели в качестве оси комплекс идей того или иного выдающегося мыслителя, подчас ученики нимало не уступали учителю. Так что для учителя лидерство в школе оказывалось связанным с поддержанием не столько интеллектуального авторитета, сколько морального, позволяющего уравновесить амбиции своих талантливых учеников и поставить для них служение школе выше самолюбия и собственных личных интересов.
Наконец, XX в. ознаменовался превращением научного поиска в деятельность, по существу, производственную — с присущей ей кооперацией и разделением труда, деперсонификацией результатов, унификацией производимых процедур и пр., и пр. В этих условиях в подавляющем большинстве случаев научная школа превращалась фактически в научно-производственное объединение, в котором, помимо традиционных научных и идейных, значительную роль стали играть и организационно-управленческие функции.
Последнее десятилетие XX в. для России было трагическим периодом распада и государственных структур, и народного хозяйства, и сферы обслуживания. Естественно, этот распад затронул и науку, и образование. Многие научные центры — академические, вузовские, отраслевые, ведомственные, специальные, — лишенные масштабных задач, которые перед ними могло ставить только государство, оставшиеся без должного правительственного финансирования, обескровленные массовой «утечкой умов», исходом из страны авторитетных мэтров и перспективной молодежи, — продолжали свое жалкое существование в весьма примитивных формах. Этот процесс разложения науки ничем не отличался от процессов разложения в сельском хозяйстве (когда масса людей перешла па режим «натурального хозяйства»), в торговле (когда расцвела технология «челноков»), в промышленности (когда крупнейшие предприятия занялись ремесленным выпуском «бытовухи» или вообще остановились) и в остальных сферах деятельности.
Появившееся в середине 1990-х гг. грантовое финансирование ученых — сначала Дж. Соросом, а затем РФФИ, РГНФ и некоторыми другими фондами — поддерживало науку на самом деле только на «средневековом» уровне, помогало выжить небольшим командам из одного-двух ученых и нескольких их учеников. Понимание необходимости серьезного развития науки, поддержки научных школ пришло в голову руководителям страны только в 2001—2002 гг. и привело к объявлению так называемой Президентской программы.
Поэтому и приобрела актуальное значение проблема идентификации научных школ. Среди причин, стимулирующих исследование этой проблемы, отмечаются следующие:
· многолетнее существование научных школ доказало эффективное воздействие их на научно-технический прогресс;
· эффективное управление наукой, по существу, сводится к управлению научными коллективами, среди которых находится и научная школа как особый случай, способствующий высокой интенсификации труда;
· именно научные школы, являясь многоцелевыми объединениями, обеспечивают наряду с получением новых знаний «воспроизводство» научной культуры в следующих поколениях ученых;
· отношение научных школ и научных коллективов в структуре институализацни науки меняется с течением времени, и поэтому жизнь научной школы имеет определенные временные границы.
Вопрос о том, что такое «научная школа», какими признаками она обладает и какими параметрами характеризуется и специфицируется, достаточно полно изучен философами, социологами, науковедами, историками науки. Общее резюме всех определений состоит в том, что научную школу обычно выделяют, идентифицируют по следующему ряду признаков:
а) общность деятельности, общность объекта и предмета исследования, общность целевых установок, общность идейно-методическая, общность критериев оценки деятельности и ее результатов;
б) наличие лидера, являющегося автором оригинальных идей и методов и играющего по крайней мере одну из трех ролей — харизматическую (что характерно для новых школ), морально-организующую, или роль хозяина (что характерно для развитых школ), административно-управленческую (что характерно для вырождающихся школ, существующих только за счет их институционалнзации);
в) проявление эффекта саморазвития, базирующегося на кооперативных принципах деятельности, постоянном обмене результатами, идеями и пр. (как «по горизонтали» — внутри одного поколения, так и «по вертикали» — между учителями и учениками);
г) оптимизация процесса обучения научной молодежи и воспроизводства научной культуры (считается минимально достаточным наличие трех поколений членов школы, хотя ясно, что для новообразованных научных школ это условие не удовлетворяется);
д) снискание широкого публичного признания — международного, государственного, отраслевого, регионального, со стороны других научных направлений.
Совершенно очевидно, что ни какой-то один из этих признаков, ни все они в совокупности не применимы для решения вопросов финансирования н ауки. Дело в том, что эти признаки являются чисто «корпоративными» — они лишь позволяют отличить научную школу от иных научных формирований, образований и объединений, имеют смысл и действуют фактически только строго внутри самого научного сообщества. Комичностью ситуация сродни логике известного определения кита: «Кит есть рыба с горизонтальной лопастью хвоста, пускающая фонтаны».
Увы, нетрудно убедиться, что под все перечисленные признаки вполне подходит как организованная группа научных шарлатанов (вспомним «школу академика Т.Д.Лысенко»), так и просто воровская банда (в ней есть и общая деятельность, и лидер, и саморазвитие в результате накапливания опыта, и «воспитание» молодежи, и даже, нередко, международное признание). Поэтому для человека, скажем так, постороннего, стоящего вне научного творчества, отличить научную школу от команды жуликов, искусно пристраивающихся к очередному источнику финансирования, в принципе невозможно.
Другими словами, — и это принципиально важно специально подчеркнуть — для далеких от реальных научных исследований чиновников государственных учреждений или административных структур осуществить самостоятельно экспертизу и объективно, достоверно заключить, является или нет данный коллектив научной школой и, тем более, заслуживает ли он адресной финансовой поддержки государства или фонда, в принципе невозможно.
Казалось бы, имеется удачная альтернатива — достаточно привлечь для полноценного решения этого вопроса ученых-экспертов, специализирующихся в конкретной области научной деятельности. Однако квалифицированные эксперты почти всегда принадлежат либо к этой же школе, либо к конкурирующей, и поэтому их оценка совсем не обязательно будет адекватной. Конечно, существуют и «внешние» к этим школам компетентные эксперты, по это совсем не исключает влияния на результат экспертизы «по знакомству», лоббирования через авторитеты или по административным каналам и даже мздоимства.
Возможно ли в таких условиях осуществлять с помощью механизмов финансирования реальное управление развитием и деятельностью научных школ? Ответ таков: да, можно. Если не заниматься теоретической идентификацией научных школ по тем или иным формальным параметрам (особенно — восходящим к авторитетам и учитывающим административный ресурс). Если отказаться от практики априорного, «на будущее», финансирования научной школы просто под ее сложившийся имидж, под служебное положение руководителя, под наукообразно формулируемые самой же школой «прожекты», подчас интересные только лишь ее членам.
Если взять за основу принцип выставления четко и конкретно формулируемого задания по решению за определенный срок признанной теоретически или практически актуальной проблемы - и финансовой поддержки того научного коллектива, который берется за выполнение такого задания.
Этот подход, в отличие от неуловимых критериев поиска ответа на вопрос, является ли данный коллектив научной школой, позволяет четко оценить деятельность коллектива «внешним» по отношению к науке образом — по конкретным итоговым результатам его работы.
Сформулированный принцип перекликается с идеями наиболее глубоких исследований о сущности научных школ. Например, научная школа рассматривается как «производственный коллектив в науке» , критерий «продуктивности» научной школы выделяется как один из самых значимых. Таким образом, эффективная схема поддержки научных школ состоит в следующем:
а) предоставить им возможность самим самоидентифицироваться и четко установить, что их финансирование будет означать их готовность решать крупную, актуальную для государства задачу;
б) предложить перечень таких задач, обеспечиваемых финансированием, с указанием сроков исполнения и четких критериев определения их выполнения;
в) провести конкурс заявок на выполнение работ;
г) ежегодно проводить текущую экспертизу выполнения работ в соответствии со сформулированными критериями и прекращать финансирование проектов, работы по которым не удовлетворяют существующим требованиям.
Коллективы, которые по истечении срока, выделенного на выполнение работы, с ней более или менее успешно справились, и можно считать научными школами.
Осуществление данной схемы связано с существенными издержками на первом этапе, поскольку априори наверняка не будет ясно, может ли коллектив, подающий заявку, выполнить данный проект. Дело в том, что имеющаяся сейчас структура научного сообщества есть, в определенной мере, «тень отца Гамлета» — тень той научной структуры, которая сложилась в советское время.
Многие научные коллективы и научные школы того времени выродились, деградировали, распались, хотя на формальном уровне они продолжают функционировать за счет институционализации. Они публикуют какие-то статьи (в основном — в малотиражных малоизвестных сборниках), даже производят диссертации (в основном — защищаемые в «своих» советах), подчас оформлены как отделы, лаборатории, институты, по большинство из них окажутся неспособными выполнить крупный проект на актуальную тему. Их существование часто сводится только к воспроизводству, повторению, в лучшем случае — расширению уже достигнутых традиционных знаний, но они бессильны в принципиально иной ситуации выдвинуть радикально свежие идеи и наметить кардинально новые подходы.
Вместе с тем огульно пренебрегать существующими научными структурами также нельзя: во многих из них имеются молодые кадры, которые потенциально могут реализовать себя, но удастся им это сделать или нет — зависит от конкретной реальной обстановки, системы взаимоотношений и прочих второстепенных и третьестепенных факторов, охватывать которые во всем их многообразии совершенно бессмысленно и бесполезно. Реализована ли возможность — можно узнать только по результату. Кроме того, механизм возникновения новой школы — это либо «дифференциация старой школы», либо «интеграция вокруг нового направления».
Поэтому именно существующая структура является питательной средой для формирования новых и воскрешения дееспособности старых научных школ, для омоложения научных кадров.
Необходимо быть готовым к тому, что из, скажем, десяти коллективов, взявшихся за работу, пять через год сообщат, что они не в состоянии ее продолжать (и тогда надо поблагодарить руководителя за труды и прекратить финансирование проекта), четыре представят отчеты о «бурной деятельности», которая при ближайшем рассмотрении не имеет никакого отношения к поставленной задаче (и тогда следует поступить так же), а разве что один коллектив сообщит, что, к примеру, из 30 привлеченных исполнителей оказались дееспособными 5, но в итоге они выполнили лишь 25% планировавшейся работы. Такому коллективу надо будет увеличить финансирование в несколько раз, влить в него работоспособных сотрудников из остальных девяти, оказавшихся несостоятельными, «научных школ» и поручить ему завершить проект.
Таким образом, эффективность затрат на начальном этапе работы (до двух лет) может оказаться невообразимо низкой, может даже показаться, что все деньги ушли впустую. Но надо осознавать, что речь идет о серьезной творческой исследовательской работе, которую всецело планировать и прогнозировать невозможно. Надо осознать: чтобы определить, какой коллектив действительно является научной школой, а какой — вовсе нет, придется платить, и это — расплата развал отечественной науки в 1990-х гг.