Самое первое упоминание о совершении Евхаристии мы находим в 1 Кор.
Напомню, что это послание было написано ап. Павлом в 55 г.
следовательно, задолго даже до евангельских описаний Тайной вечери.
Сегодня мы проанализируем два отрывка из этого послания.
В I отрывке (1 Кор. 10:16-17) апостол ссылается на то знание о
Евхаристии, которое уже было у коринфян (очевидно со времени
основания их церкви в 51/52 гг.). В следующей 9 главе, ст. 20-34 он
более подробно критикует и комментирует Вечерю, которую совершали у
себя коринфяне.
I отрывок звучит так: "Чаша благословения, которую благословляем,
не есть ли приобщение Крови Христовой? Хлеб, который преломляем, не
есть ли приобщение Тела Христова? Один хлеб и мы многие одно тело;
ибо все причащаемся от одного хлеба".
Почему Павел начинает здесь с "чаши"?
Потому что он, как иудей, вспоминает прежде всего о праздничной
пасхальной чаше, которую и называет израильским выражением "чаша
благословения". Над такой чашей произносил благословение во время
праздничной вечери либо отец семейства, либо раввин (учитель) в
кругу учеников. Христос был как раз таким Учителем.
Невозможно найти лучшего доказательства того, что Тайная вечеря
была совершением законной иудейской хабуры, т.е. праздничной
трапезы, имеющей религиозный и, вместе с тем, домашний
характер.
Последовательность такой хабуры подробно реконструирует архим.
Киприан (Керн) (Евхаристия, стр. 38-39). Ритуал сводится к вкушению
3-х чаш вина, смешанного с водой.
После благословения над первой чашей ("Благословен Ты, Господи Боже
наш, создавший плод виноградной лозы..." Мишна) читалось
благословение над опресноками ("Благословен Ты, Господи Боже наш,
выводящий хлеб из земли...") и благословение праздника
("Благословен... избравший нас из всех народов и возвысивший нас
над всеми языками...").
После этого приподнималось блюдо с разломанными опресноками и
говорилось: "Это хлеб страданий, который вкушали наши отцы в земле
египетской".
Затем наполнялась вторая чаша и младший из семьи задавал
традиционный вопрос: "Чем эта ночь отличается от других ночей?".
Глава семьи рассказывал историю рабства и исхода из Египта. После
чего поднимал вторую чашу со словами: "Мы должны благодарить,
хвалить, славословить..."
После этих слов все пели т.н. Галлел (Псалом № 112) и поочереди
отпивали из чаши. А глава семьи подавал всем части опресноков
(хлеб).
Евангелист Лука, рассказывая о Тайной вечери (Лк. 22:14-20)
явственно упоминает обе чаши:
17. "И, взявчашу и благословив, сказал: приимите ее и разделите
между собою...
19. И взяв хлеб и благодарив, преломил и подал им, говоря: сие есть
Тело Мое, еже за вы даемое сие творите в Мое воспоминание.
20. Также ичашупосле вечери, говоря: сия чаша есть новый завет в
Моей Крови, яже за вы проливается".
Первая чаша здесь — чаша Ветхозаветная, а вторая — чаша
Евхаристическая. Следовательно, Христос преподал Евхаристическую
чашу после Вечери, что подтверждает ап. Павел в 1 Кор. 11:25 "Также
и чашу после вечери и сказал: Сия чаша есть новый завет в Моей
Крови; сие творите... в Мое воспоминание".
Но это, конечно, не просто воспоминание (как считают баптисты).
Вернемся к нашему первому фрагменту ап. Павла:
"Чаша благословения, которую благословляем, не есть ли приобщение
Крови Христовой? ..." и т.д.
Чаша с вином не только напоминает о пролитой крови Христа, но и
приобщает к Нему. Так же и хлеб дает нам "приобщение Тела Христова"
(там же). И это "тело" — то самое, которое было предано за нас на
кресте.
Но Павел тут же добавляет, что "Тело Христово" одновременно
является всеми присутствующими, т.е. той самой "Церковью", "которая
есть Тело Его" (Эфес. 1:23). Поэтому он и говорит: "Один хлеб и мы
многие одно тело; ибо все причащаемся от одного хлеба" (1 Кор.
10:17). В таинстве причащения для Павла особенно важно, что оно
объединяет нас, многих, в одно Тело Христово и таким образом
создает церковную общину. Поэтому Павел следил за тем, чтобы для
причащения брался один хлеб и разламывался на куски по числу
присутствующих.
Т.е. это не символ, а реальное приобщение многих к единому и т.о. —
друг к другу.
Эту реальность Павел подчеркивает в последних стихах, говоря о
реальности языческих культов. Ибо хотя сам "идол — ничто", но есть
"так называемые боги" (т.е. демоны) и "язычники, принося жертвы,
приносят бесам, а не Богу" (Там же, 20). Это многих может
покоробить, потому что мы привыкли находить в греческих мифах
красоту и глубину. И мы в прошлом году говорили о них как о
предощущении христианства. Однако, мы говорили также о том, что все
это античное язычество было пронизано колдовством и магией,
теургией и оккультизмом. Но "не можете пить чашу Господню и чашу
бесовскую" (Там же, 21).
Итак, установленная на Тайной вечери Церковь актуализировалась в
день Пятидесятницы. В этот день хабура Христа стала Церковью, а
трапеза Его учеников — Евхаристическим собранием. Евхаристическое
собрание есть экклезиологическое продолжение Тайной вечери.
Как Тайная вечеря едина и единственна, так и Евхаристическое
собрание едино и единственно. В пространстве и во времени не
существует разных Евхаристических собраний, но одно-единое, как
едино Тело Христа.
Ибо хлеб, который преломляют ученики, есть тот, который преломил
Христос на Тайной вечери. И чаша, которую они благословляют, есть
та самая чаша.
"Ибо всякий раз когда вы едите хлеб сей и пьете чашу сию, смерть
Господню возвещаете, доколе он приидет" (1 Кор. 11:26). Т.е.
Евхаристия, совершаемая до Второго пришествия, есть продолжающаяся
последняя вечеря Христа. Как Он пребывал с учениками на Тайной
вечери, так Он пребывает с учениками на Евхаристическом собрании в
евхаристических дарах: "Сие есть тело мое..." и т.д.
Теперь логично перейти ко второму отрывку того же послания к
Коринфянам, где Павел критикует (а следовательно и описывает!)
первохристианскую агапу в коринфской Церкви (1 Кор. 11:20-34).
Агапа (αγαπαις) или "вечеря любви" была совместной трапезой,
которая, собственно, и являлась первохристианским подобием вечери и
венчалась собственно Евхаристией. Т.о. к Евхаристии приступали не
натощак, а уже "по вечери", т.е. после насыщения.
Только Карфагенский Собор 391 г. окончательно отделит агапы от
Евхаристии, постановив, "чтобы к Евхаристии приступали
натощак".
Первоначальные агапы были ярким выражением соборности и праздником
любви. Деградация этого установления впервые началась в связи с
коринфскими разделениями на церковные партии. На что и обращает
внимание апостол. Возникли "разделения" (буквально "схизма",
раскол) и "разномыслия" (буквально хайрезис, т.е. партийные ереси),
которые разрушили соборное единство. И хотя члены общины
по-прежнему собираются на общую трапезу (агапу), Павел пишет,
что
"Это не значит вкушать вечерю Господню" (1 Кор. 11:20). Потому что
разделение проявляется как партийность, зависть, ревность и эгоизм,
не совместимые с христианской любовью:
"Ибо всякий поспешает прежде других есть свою пищу..." т.е.
приносимые яства не распределяются между всеми, чтобы вкушать их
сообща. Каждый ест то, что сам принес. И т.о. социальные различия
обнаруживаются самым вопиющим образом:
"иной бывает голоден, а иной упивается" (1 Кор. 11:21). Но это уже
не есть агапа, "трапеза Господа" на которой "один хлеб и мы многие
одно тело" (1 Кор. 10:17).
"Разве у вас нет домов на то, чтобы есть и пить?" — обращается
Павел к зажиточным членам церкви. Т.е. если все дело в еде и питии
(а не в общей трапезе), то могли бы оставаться и дома.
"Ибо пренебрегаете Церковью Божьей и унижаете неимущих" (1 Кор.
11:22).
И далее — самое интересное: Павел осуждает коринфских раскольников
("что сказать вам?.. Не похвалю".
), но осуждает он их не со своей
личной точки зрения, а опираясь на уже существующее Предание
Церкви: "Ибо я от Самого Господа принял то, что и вам передал"
(11:23). Что же он принял от Самого Господа? Рассказ об
установлении трапезы? Нет, конечно (см. Деян. 9:5), но откровение о
том, что Иисус воистину Сын Божий и Спаситель. Что Он — тот
первоначальный источник, от которого исходят все "передачи" (т.е.
Предание) Церкви. И он принял это через других от Христа и передает
дальше, коринфянам.
И далее Павел излагает это Предание: "Господь Иисус в ту ночь, в
которую предан был, взял хлеб и, возблагодарив, преломил и сказал:
"приимите, ядите, сие есть Тело Мое, сие творите в Мое
воспоминание".
Также и чашу после вечери и сказал: "сия чаша есть новый завет в
Моей Крови; сие творите, когда только будете пить, в Мое
воспоминание".
Христос не совершает здесь символического поступка, ибо
"воспоминание", о котором Он говорит, действительно осуществляет
вспоминаемое. И преломляя хлеб Евхаристии мы действительно
принимаем в себя Тело Господа. Павел был убежден в этом: мы видели
это в 1 Кор. 10:16.
Теперь мы видим, что Причастие было включено во всю трапезу (Агапу)
в целом, а не представляло (как у нас сейчас) отдельного
литургического действа. Преломление и раздача хлеба старейшиной
(пресвитером) служило началом трапезы. Затем она продолжалась до
конца и только "после вечери" (т.е. спустя значительное время после
хлебопреломления) благословлялась и передавалась чаша. Но что это
за чаша?
Современные православные христиане склонны воспринимать ее как
некую "небесную материю", "священную (почти магическую!)
субстанцию", которая, естественно, только в Православной Церкви и
существует, ибо за стенами ее священная магия теряет свою
способность материализовать небесное.
Трудно сказать, чего тут больше: замшелого схоластического
католицизма с его "транссубстантионом" (т.е. почти алхимическим
"превращением субстанций") или монофизитски окрашенного
византинизма, для которого все в Церкви только Божеское (не
человеческое).
Но мы должны со всей ответственностью сказать, что апостольское
Предание времен Павла по другому расставляло акценты. При всей
несомненной реальности Евхаристии, в чаше не какая-то
сверхъестественная субстанция. нет — "сия чаша есть новый завет в
Моей Крови". Т.е. в чаше, прежде всего "Новый завет", который,
конечно же только с Кровью Иисусовой и через Его Кровь
осуществляется. Ибо само установление Нового завета могло
совершиться только через Кровь непорочного Агнца Божьего (Ин.
1:29). Тем не менее, отпивая из чаши, мы принимаем в себя не
"небесную кровь", а участие в Новом завете (со всей вытекающей от
сюда ответственностью, данной через "воспоминание").
Никто из наших богословов-экклезиологов не выразил этот
апостольский смысл Евхаристии лучше, чем А. С. Хомяков:
"О таинстве Евхаристии учит Св. Церковь, что в нем совершается
воистину преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову. Не
отвергает она и слова пресуществление, но не приписывает ему
вещественного смысла...
Преложение хлеба и вина в Тело и Кровь Христову совершается в
Церкви и для Церкви. Принимаешь ли ты освященные дары или
поклоняешься им, или думаешь о них с верою — ты действительно
принимаешь Тело и Кровь Христову и поклоняешься им, и думаешь о
них. Принимаешь ли недостойно — ты действительно отвергаешь Тело и
Кровь Христову..." (стр. 62).
"Многие спасались (например некоторые мученики), не приобщившись ни
одному из таинств Церкви (даже и крещению), но никто не спасется,
не приобщившись внутренней святости Церкви, ее вере, надежде и
любви: ибо не дела спасают, а вера". (стр. 65).
И, наконец, мы должны рассмотреть, что значит в контексте данного
послания ап. Павла его знаменитые слова: "Посему, кто будет есть
хлеб сей и пить чашу Господню недостойно, виновен будет против Тела
и Крови Господней". (1 Кор. 11:27).
Сколько людей мучили себя из-за этого вопроса, не те ли они
"недостойные" и не согрешают ли они, принимая участие в Евхаристии.
Этот нелепый страх перед Вечерей Господней с веками настолько
усилился, что наконец старались причащаться как можно реже. И, не
смотря на то, что Православная Церковь специально соединила с
таинством Евхаристии таинство Покаяния (чего в Древней Церкви,
разумеется, не было), в конце концов стали причащаться один раз в
году (после благочестивого говения). Т.е. уже действительно, каждый
раз добровольно отпадали от Церкви и как действительно отпавшие,
каждый раз заново присоединялись к Ней через специальное таинство
Покаяния!
Между тем, в Греческом тексте ап. Павла сказано не о "недостойных",
а о тех, "кто недостойно", т.е. недостойным образом (подобно только
что раскритикованным коринфянам) ест и пьет. И только при таком
понимании это высказывание находится в связи со всем разделом.
Совершенно ясно, что все мы недостойны Причастия и оно совершается
не по достоинству, а по благодати. Но Павел критикует коринфян не
за то, что они недостойными приходят на Вечерю Господню, а за то,
что они ведут себя там недостойным образом. Ибо, если за
евхаристической трапезой одни упиваются, а другие голодают, и в
тоже время возвещается смерть и второе пришествие Господа, то
происходит "недостойное".
Вот о чем нам следовало бы подумать, но об этом мы как раз не
думаем. Ибо уже почти традицией стало в Православии
противопоставление церковного благочестия (любви к Богу) и диаконии
(т.е. любви к людям!). И гуманизм (от латинского humanus —
человечный) почему-то стал в нашей Церкви ругательным словом.
А между тем, ап. Павел именно здесь предостерегает нас: "Да
испытывает же себя человек" (11, стих 28). Нигде в Новом завете не
сказано о предшествующей причащению исповеди, но каждый должен
испытывать себя, действительно ли есть в нем любовь или хотя бы
братские чувства к ближним? Действительно ли ищет он в Вечере
Господней не "свое пищу", а соборное братство общины?
И утверждая именно такое понимание слова "недостойно", Павел
резюмирует: "Ибо кто ест и пьет недостойно, тот ест и пьет
осуждение себе, не рассуждая о Теле Господнем". (11:29).
Т.е. не рассуждают об отданном за братьев своих Теле Христовом,
удобно и изобильно насыщаются. И равнодушно смотрят на голодающих.
И могут унижать неимущих.
Это христиане?
Да, к несчастью, — это христиане. И такая их еда и питие не
останутся без последствий. Ведь они едят и пьют при Вечере
Господней. Что же они пьют — чашу Нового Завета? Нет, конечно. Они
пьют "осуждение себе". Это не пустое слово, не угроза апостола,
этот приговор невидимо совершается над нами: "Оттого многие из вас
немощны и больны, и не мало умирает" (11:30). Ужасно? Нет,
естественно. Ведь речь идет о еде, о Теле Господнем, о Новом
Завете. И недостойность поведения тоже сказывается телесным
образом. Вместо того, чтобы стяжать "благодать в теле" (прп. старец
Силуан), получают слабости и болезни, которые ведут к смертным
случаям.
Вывод Павла мы помним: надо судить самих себя, чтобы не быть
судимыми от Господа.
Но есть второй вывод из всего сказанного: "Посему, братия мои,
собираясь на вечерю, друг друга ждите. А если кто голоден, пусть
ест дома, чтобы собираться вам не на осуждение. Прочее устрою,
когда приду" (1 Кор. 11: — 34).
Ведь все сказанное относилось к Вечери Господней!
Как же серьезно относился к ней Павел!
Для него, как и для всей Церкви в то время немыслимо было бы себе
представить, что можно справлять Вечерю без общей трапезы. Взять и
преломить хлеб — это было только начало. Затем должно было воочию
наступать соборное единение всех братий. И только в конце "после
вечери" шла в круговую чаша евхаристического вина. Нарушить этот
порядок, значит нарушит сам смысл таинства. Поэтому зажиточный
человек со своей едой должен "ждать" пока последний бедняк не
придет после своей тяжелой дневной работы. А если ему трудно ждать,
если он голоден — пусть ест дома! Но не разрушает единство Церкви.
Ибо Вечеря — воплощение Церкви!
Сделаем теперь выводы из всего сказанного.
Упоминания об Евхаристии в апостольских посланиях
60
0
9 минут
Темы:
Понравилась работу? Лайкни ее и оставь свой комментарий!
Для автора это очень важно, это стимулирует его на новое творчество!