ВЕРОЯТНОСТНО-ЭПИГЕНЕТИЧЕСКАЯ ПСИХОЛОГИЯ

«Эпигенезом» называют развитие новых свойств или функций, не присутствовавших на бо­лее ранней стадии индивидуальной истории. Опре­деление «эпигенетический» прилагается к таким непохожим подходам, как психоанализ и когнитив­ная психология. Обычно эти употребления подра-

зумевают только то, что на последующее развитие влияет более раннее развитие. «Вероятностный эпигенез» (Gottlieb, 1970; Lerner, 1976) идет на­много дальше и говорит о нелинейном (т. е. не со­стоящем из цепочки «А является причиной В, а В — причиной С») взаимном влиянии биологии и сре­ды как внутри организма, так и между организмом и его окружением. Организм вносит вклад в свое окружение и изменяется под влиянием этого окру­жения. Имеет место длительная взаимозависи­мость и непрерывный взаимообмен между организ­мом и средой. Этот процесс также называют «ин­теракцией (взаимодействием) среда—организм»¹. Термин «вероятностный» (Gottlieb, 1970s) отно­сится к тому факту, что в естественных интеракци­ях, в отличие от искусственных, имеющих место в лаборатории, «последовательность или исход ин­дивидуального поведенческого развития являются вероятными (по отношению к нормам), а не опре­деленными» (р. 123). Взаимодействие компонен­тов не всегда происходит строго в одно и то же вре­мя, и в результате, характеристики проявляются не одновременно, а в разные сроки, или даже не в од­ной и той же последовательности у всех индивидов одного и того же вида (Lerner, 1978). Следователь­но, проявление любой заданной характеристики в любой момент или период времени или в любой последовательности может иметь место только с не­которой вероятностью. Не все дети начинают гово­рить или ходить, или приучаются к опрятности в одно и то же время или в одной и той же последова­тельности. Не у всех студентов колледжей форми­руются в одно и то же время или в той же самой пос­ледовательности такие зрелые модели поведения, как умеренное потребление алкоголя, осторожное вождение автомобиля или регулярная и прилежная учеба.

Этот подход к развитию отличается от (а) обу­словливающего подхода, каким является бихевио­ризм, и от (б) детерминистского подхода, каким яв­ляется ортодоксальный психоанализ или теория стадий Пиаже (Lerner, Hess & Nitz, 1991). Некото­рые бихевиористы полагают, что поведение опре­деляется средой и продолжительными, количе­ственными добавлениями элементов S—R (сти­мул—реакция). Детерминисты полагают, что биология обнаруживает себя в неизменной после­довательности, ведущей к некоторому предопреде­ленному конечному состоянию, а среда может ме­нять только скорость прохождения этой последо­вательности. Этот последний подход можно назвать «предопределенным эпигенезом» (Gott­lieb, 1983). Вероятностный эпигенез, с другой сто­роны, утверждает, что паттерны поведения вызы­вает не биология и не среда, а отношения между ними. Смысл или значение конкретного поведения

заключены не в человеке и не в среде, а в этих от­ношениях и в конкретном контексте. Соответ­ственно, чтобы понять патологическое или пре­ступное поведение, мы должны рассмотреть инте­ракции, а чтобы видоизменить его, мы должны заняться интеракциями, ибо поведение состоит из подобных интеракций (близкородственный подход описан в главе 10).

Хотя можно процитировать ряд основоположни­ков вероятностного эпигенеза, Зин-Ян Куо был, воз­можно, самым далеко идущим новатором как в экс­периментальной, так и в теоретической области. Куо (Кио, 1967) определяет «эпигенез» как «непрерыв­ный процесс развития от оплодотворения через рож­дение к смерти» с акцентом на

«...диверсификацию и модификацию паттер­нов поведения... в результате непрерывного ди­намического обмена энергией между организ­мом и его средой... В каждый момент энергети­ческого обмена устанавливаются новые отношения между организмом и средой; орга­низм более не является тем же самым организ­мом, а среда — той же самой средой, какими они были в предыдущий момент» (р. 11).

Лернер (Lerner, 1978) цитирует диалектическую психологию Ригеля (см. главу 9) как развивающую этот взгляд, и сюда можно также добавить интерби-хевиоральную психологию Кантора (см. главу 10).

Куо, родившийся в Китае, занимался последип­ломной научно-исследовательской работой вместе с Толменом в Калифорнийском университете в Берк­ли. Он отверг телеологический бихевиоризм Толме-на, предпочтя ему радикальный бихевиоризм Уотсо-на, но обнаружил, что последний тоже имеет недо­статки. Он провел эксперименты, ставшие теперь классическими (см., например: Кио, 1930), которые бросили вызов доктрине инстинктов и, поскольку он избегал традиционных конструктов, были сочтены слишком радикальными. Еще будучи аспирантом, он провел и опубликовал свое исследование, которое ставило под сомнение доктрину инстинктов (Кио, 1921), и удостоился множества откликов со стороны видных психологов того периода. Его независимость от западной культуры могла сыграть определенную роль, обусловив некоторые идеи, которые он отвер­гал или отстаивал, хотя Готтлиб (Gottlieb, 1976) при­писывает бунтарство Куо его воспитанию². Его инте­рес к пренатальному и неонатальному поведению привел к разработке им первого усовершенствования для аристотелевского метода вскрытия яйца на раз­личных стадиях при изучении развития эмбриона.

¹ Также используются такие термины, как «транзакциональный», «контекстуальный» и «индивидуально-социо-экологический» (Gottlieb, 1991) и «эволюционный контекстуализм» (Lerner, 1989).

² Краткую биографию Куо и перечень его публикаций см. у Готтлиба (Gottlieb, 1976).

Куо делал в яйце отверстие, с тем чтобы можно было постоянно наблюдать поведение эмбриона в процес­се его развития. Вернувшись в Китай, он организо­вал площадки для исследований животных и провел исследования на птицах, кошках и собаках. Полити­ческие потрясения в Китае положили конец большей части его работ, но он сумел подытожить экспери­менты в своей книге (1967).

Согласно Куо, поведение двунаправлено (bi­directional). Каждый паттерн поведения берет на­чало в «динамических отношениях» или «взаимо­связанных реакциях» между организмом и окруже­нием, а не в пассивной стимуляции. Телесные структуры и их функции ограничивают поведение, но не определяют его: собака может укусить свое­го врага, но не бросить в него камень; способность кусаться обеспечивается, но не определяется био­логией. Диапазон поведения («поведенческие по­тенциалы»), которое организм может продемонст­рировать, зависит от истории его существования в этом энвайронментальном контексте, а также от структур и функций. Психологические и поведен­ческие характеристики взаимодействуют в процес­се развития организма. Ограничения, устанавлива­емые анатомическими и физиологическими компо­нентами организма, в свою очередь влияют на дальнейшее биологическое и поведенческое разви­тие. Биологические характеристики обеспечивают условия для проявления определенного поведения, и когда оно проявляется, это же самое поведение влияет на развитие физиологических и анатоми­ческих компонентов организма. По мере развития организма его репертуар реакций становится более ограниченным — уменьшение поведенческого по­тенциала — и более специфическим как следствие истории развития организма. И когда биологичес­кие способности организма возрастают, он расши­ряет свои интеракции более сложным образом. Интеракции организма со стимулами постоянно развиваются и адаптируются по мере изменения и организма, и условий. Каждый новорожденный де­теныш у социальных животных обладает огром­ным поведенческим потенциалом — очень неболь­шая часть которого реализуется в период жизни — и ограничен только своими телесными структу­рами.

Куо уделяет много внимания «градиенту поведе­ния», которому, при любой данной реакции, следу­ет весь организм, но одни компоненты делают это интенсивнее (выше по градиенту), чем другие, при­чем с поправкой на интеракции и обратные связи. Этот процесс включает в себя химические события, а также грубую анатомию. Эти вариации и их обрат­ные связи образуют сложные, взаимозависимые, упорядоченные паттерны поведенческих градиен­тов, которые постоянно меняются и варьируются по интенсивности и экстенсивности. Задача психоло­гии — выявить эти меняющиеся паттерны и их за-

коны. Такие паттерны — это не просто физиологи­ческие эквиваленты (counterparts) поведения, а внутренние компоненты общего (total) паттерна. Вариация различных частей паттернов градиентов зависит от (а) стимулирующего объекта, (б) обще­го энвайронментального контекста, (в) статуса ана­томических структур и их функциональных воз­можностей, (г) физиологических (биохимических и биофизических) условий организма и (д) истории развития организма.

Короче говоря, согласно этой системе, мы не смо­жем понять поведение, пока не изучим развитие в его контексте. Как и не сможем мы понять его без града­ций интенсивности и экстенсивности интеракций в их коррелируемых многоуровневых и многовариан­тных формах. Нельзя отделять физиологию от пове­дения или врожденное от приобретенного. Мы мо­жем только изучать градиенты поведения в их взаи­мозависимой сложности, пока продолжается развитие. Соответственно, Куо (Кио, 1967) отверга­ет физиологическую психологию, физиологическую основу поведения, разум и тело, врожденное и при­обретенное и другие дихотомии. Разграничение им «эксплицитных и имплицитных градиентов» — это только вопрос степени их видимости (наблюдаемос­ти). «То, что обычно известно как поведение (очевид­ное или грубое движение, видимое невооруженным глазом, — молярный уровень), — это только неотъем­лемая часть полной (total) реакции животного на среду, включающей каждую часть целого организма». Даже если и так, внутри «этой полной реакции — поведения — организма имеют место дифференциа­ции интенсивности и экстенсивности среди различ­ных частей тела», градиенты поведения (Кио, 1970, р. 189). Другими словами, «поведение» охватывает широкий спектр скоординированных событий. Куо посчитал бы, что различие между поведением и по­знанием или поведением и опытом лишено основа­ния.

Куо отвергает приписывание таких видов поведе­ния, как научение, память и эмоция, функциям го­ловного мозга. Мозг, настаивает он, является толь­ко координирующим центром тела для системы гра­диентов поведения. Куо «приветствует всю лабораторную информацию, касающуюся функции нервной системы... [но] не желает превращать цен­тральную нервную систему в стратегическое убежи­ще своего научного незнания» (1967, р. 193). То есть приписывание поведения мозгу — это вопрос незна­ния того, каков в действительности механизм пове­дения.

Куо подчеркивает вариабельность и сложность любого поведения. Он провел в естественных усло­виях серию экспериментов с собаками, кошками и птицами, чтобы продемонстрировать следующее: то, что считалось биологически фиксированным поведе­нием, вполне поддается изменению в зависимости от интеракции этих компонентов в различных энвай-

ронментальных сеттингах. Результаты подтвержда­ют отрицание им и врожденных, и приобретенных характеристик, а также генетики поведения. На его взгляд, эти конструкты просто не описывают адек­ватным образом комплекс факторов, как и не содер­жат они полезных дихотомий. Он также настаивает, что работа Павлова, Уотсона и Скиннера является слишком упрощенной; и он отвергает работу евро­пейских этологов, поскольку они постулирую ин­стинкты и не способны признать роль истории инте­ракций животного'. Неудивительно, что в свое вре­мя многие считали его радикалом.

Хотя Куо занимался преимущественно исследова­ниями животных, он полагал, что его работа указы­вает путь к модификации поведения не только жи­вотных, но и человека без изменения генетики вида. Этого можно достичь за счет контролирования эн-вайронментального контекста на ранней стадии раз­вития. В обзоре исследований ощущений и научения у новорожденных Липситт (Lipsitt, 1977) также за­ключил, что существует возможность расширения диапазона человеческих способностей, подобно тому как рост знаний позволяет постоянно повышать ре­зультаты, показываемые спортсменами. Он также полагает, что это имеет значение для клинической работы: поведенческие и энвайронментальные психо­логи могут внимательно изучить влияние средовых условий на нормативное поведение и на индивиду­альные различия и перенести свои наблюдения на контроль за отклоняющимся или патологическим поведением.

Однако потенциал или пластичность поведения не бесконечны. Например, несмотря на самые совер­шенные приемы обучения быстрому чтению, суще­ствует некоторый предел скорости для любого ин­дивида. Тем не менее, если мы предлагаем долговре­менное обучение, начинающееся в детстве (например, такое, которое дается некоторым музыкантам), то не знаем, какими могут быть пределы. А пластичность может иметь как позитивные, так и негативные по­следствия. Изменения на одном уровне могут по­влиять на другой. К примеру, изменение методом генной инженерии какого-то биологического при­знака может уменьшить или увеличить потенциал поведения. Без предварительного знания этих ре­зультатов «допустимы только научно обоснован­ные, консервативные шаги» (Lerner & Hood, 1986, p. 146).

При вероятностном эпигенезе сам организм вно­сит активный вклад в свое развитие (Lerner, 1989), что подтверждают многочисленные эксперименты, проводившиеся с различными видами. Например, серия исследований младенцев показывает, как пол­зание, обычно в возрасте между шестью и девятью месяцами, способствует дальнейшему развитию

(Bertenthal, Campos & Kermoian, 1994). Страх вы­соты возникает столь внезапно в третьей четверти первого года жизни, что обычно считается, что он связан с биологическим созреванием, эволюцио­нировав как признак, важный для выживания ин­дивида, а значит и вида. Может быть, и верно, что биологическое созревание делает подобный страх возможным, но эксперименты демонстрируют вза­имосвязь других условий. В известном тесте с ви­зуальным обрывом младенцев медленно опускают на «обрыв». У тех, кто имеет опыт ползания, отме­чается учащенное сердцебиение; у тех младенцев, которые еще не ползают, частота сердцебиения ос­тается постоянной. В качестве дополнительного те­ста еще не ползающих младенцев водят в ходунке, а затем тестируют. У них отмечается повышенное сердцебиение, в отличие от контрольных испытуе­мых того же возраста. В третьем тесте готовность младенцев пересечь визуальный обрыв проверяет­ся на 11-й или 41-й день опыта ползания. С готов­ностью пересечь обрыв связана продолжительность опыта ползания, а не возраст. Экспериментаторы заключают, что «опыт ползания вносит заметный вклад в развитие страха высоты» (р. 142). Дополни­тельные эксперименты показали, что ползание так­же вносит вклад в способность находить спрятан­ный предмет, возможно, из-за более разнообразно­го опыта, который появляется во время локомоции и как ее часть. Этот опыт включает улучшенную ориентацию. Согласно экспериментаторам, вопреки традиционной точке зрения, что подобные достиже­ния являются только конечными продуктами разви­тия, собственные действия младенцев формируют часть их наиболее важного раннего опыта. И вопре­ки линейным моделям развития (прямолинейная последовательность), развитие «реагирует на мно­жественные факторы, которые находятся во взаимо­связи и включают в себя совместные действия орга­низма и среды. С этой точки зрения, поведенческое развитие является мультидетерминированным, от­носительным и эмерджентным» (р. 145).

На традиционную психологию развития оказа­ла большое влияние популяционная генетика, ко­торая фокусирует внимание на источниках измен­чивости (Gottlieb, 1995). Предполагается, что гены обусловливают верхний и нижний пределы пове­денческого развития; соответственно, знание ре­зультатов одного условия воспитания позволяет предсказать верхний и нижний пределы другого условия воспитания. Связь линейна. Однако эмпи­рические исследования решительно противоречат этому. Напротив, вероятностный эпигенез делает акцент на развитии как проявлении иного уровня организации, который нелинеен и непредсказуем. Это было четко продемонстрировано, отмечает Готтлиб (Gottlieb, 1995). Взаимодействия могут

³ Очевидно, Куо не был знаком с работой Хайнда (Hinde, 1966), который отверг доктрину инстинктов, объединив сравнительную психологию и этологию, тем самым добавляя развитие к этологии и делая ее эпигенетической, антиин­стинктивной и холистической.

происходить на горизонтальных уровнях — напри­мер, между генами, клетками, организмами и кон­текстами — или на вертикальных — между геном и клеткой или организмом и культурой. Гены явля­ются не независимыми причинами, доказывает он, а частью процесса развития и испытывают влияние со стороны других уровней системы. Причины про­истекают не из какого-то одного уровня, а из отно­шений между уровнями; и анализ изменчивости, который в своих усредняющих процедурах игнори­рует индивида, — «это не то же самое, что анализ причин» (р. 139).

Тем не менее учебники по психологии развития, которые исследовал Готтлиб, как правило, придер­живаются традиционного взгляда на генетику пове­дения и анализ изменчивости. В этих учебниках за­крепляется неправильное использование биологи­ческого понятия, в то время как даже в биологии оно не принимается в форме линейной причин­ности.

Поработав с методом «отверстия в яйце» Куо и другими процедурами сбора данных, Готтлиб (Gottlieb, 1997) заключил, что «инстинктивное» поведение, такое как крики птиц, регулируется пренатальными взаимодействиями — взаимными влияниями, — которые включают в себя уровни ге­нов, нейронов, поведения и среды. Причинность — это совместное действие этих структурно-функци­ональных отношений, а не какое-то линейное собы­тие, состоящее в том, что гены являются причиной поведения, или что поведение является причиной формирования структур. Термин «врожденный» относится не к генетической детерминации, а к де­ятельности, специфичной для вида, не зависящей от непосредственного научения, но зависящей от опыта в широком смысле. Фактически поведение может способствовать эволюционным изменениям. Популяция животных (включая людей), которая начинает жить в новом месте, должна адаптиро­ваться и изменить свое поведение. Внутри популя­ции подобное изменение ведет к использованию ресурсов, благоприятствующих большей силе или

ловкости, или остроте зрения, а это меняет анато­мию и физиологию. Это изменение, в свою оче­редь, может в конечном счете привести к измене­ниям в генетическом составе популяции. Происхо­дят изменения во всей системе развития. Некоторые латентные гены становятся активными. Посколь­ку в полном наборе генов (геноме) экспрессию по­лучает только крохотный процент генов, потенци­ал для активизации остальных огромен. Одним из примеров подобной активизации является рост зуба у птицы, когда на ее эпителиальные клетки воздействуют измененные условия развития. Даже когда происходит мутация генов, они не могут сами по себе изменять признаки, ибо являются только частью системы развития. Готтлиб называ­ет свой поход к психобиологии «нисходящим» (от поведения к генам), в отличие от «восходящего» (от генов к поведению) подхода, который ищет объяснения поведения и его изменений в генах. Он заявляет, что должны быть приняты во внимание интеракции, взаимные влияния, проходящие через все уровни — гены, нейроны, поведение и среду.

Ояма (Оуата, 1985), который также ратует за отказ от дихотомии между генами и средой, пола­гает, что традиционную дихотомию можно сохра­нить, поскольку она, по-видимому, «вносит боль­ше ясности, больше согласованности, больше по­следовательности» (р. 9). Возможно, некоторое сопротивление этому подходу вызвано сравнитель­ной легкостью приписывания результатов генам или среде, или инстинкту, вместо того чтобы рас­сматривать сложные взаимодействия между собы­тиями. Келлер (Keller, 1983, 1985) и Спэниер (Spanier, 1995) сходятся в том, что проблема за­ключена в мужском доминировании в науке и в патриархальной перспективе мужчин, которая от­крывает вид на некий иерархический командный центр и не позволяет заметить взаимодействие. Каким бы ни было основание для дихотомий и до­пущений линейных причин и следствий, вероятно­стно-эпигенетическая психология считает, что вза­имодействия имеют место.