ИССЛЕДОВАНИЕ СНОВИДЕНИЙ

В самом центре теории аналитической психологии стоит концепция коллективного бессознательного. В соответствии с этой концепцией, в глубине индивидуальной психе каждо­го человека скрывается определенный поведенческий обра­зец, паттерн. Объяснить этот паттерн с позиции личного опыта нельзя, поскольку он является психическим отложе­нием, накапливавшимся человеческой душой в течение своей многовековой истории. Эта концепция коллективного бессознательного, вместе с проявляющими его архетипами, несомненно, является величайшим вкладом Юнга в совре­менную психологию. Мир коллективного бессознательного и архетипов настолько богат и настолько изменчив, что, за ис­ключением тех, кто лично испытал анализ, люди затрудняют­ся в его понимании и испытывают сложности в своих подхо­дах к нему. На эту трудность указывают вопросы, обращен­ные к аналитическим психологам, как о практическом ис­пользовании, так и терапевтической ценности концепции коллективного бессознательного и архетипов. Этот раздел и будет попыткой ответить на эти вопросы. Исследование сно­видений иллюстрирует различные подходы и особые воз­можности, предлагаемые аналитической психологией. Пока­зательная ценность сновидения значительно возрастает, ког­да оно возникает под влиянием активного воображения. Об­суждение этого процесса вводит еще глубже в проблемы, связанные с вновь открытыми в аналитической психологии методами.
Возьмем, к примеру, сновидение тридцатилетнего мужчи­ны, адвоката, однобоко развитого интеллектуала с интуицией как вспомогательной функцией. Он обратился ко мне за помощью по поводу резко выраженной отрицательной фикса­ции к матери. Эта фиксация проявила себя необычным об­разом. Когда пациенту было восемнадцать лет, в танцклассе он увидел девушку, к которой, несмотря на полное отсутст­вие взаимности, его повлекло самым непреодолимым обра­зом. Вскоре она наотрез отказалась с ним встречаться. Но пациент не отказался от своего страстного увлечения, а со­здал удивительный мир фантазии, надежно защищавшей его от любых контактов с противоположным полом. Главной чер­той этих фантазий была вера, что он и эта девушка были предназначены друг другу "судьбой" (это принималось им без всяких оговорок), что она просто пытается избежать при­знания этого факта, но по прошествии определенного срока они соединятся, даже если для этого потребуются годы. На это убеждение не повлиял известный пациенту факт, что она на протяжении нескольких лет была с другим мужчиной. Сно­ва и снова мысли его возвращались к ней. Напряжение до­стигло такой силы, что у пациента начались галлюцинации, ему казалось, что он постоянно видит ее то на улице, то в те­атре, то еще где-нибудь. Он писал ей оскорбительные пись­ма и страдал от приступов безудержного гнева. Эти галлю­цинации и эмоциональные взрывы довели его до такого со­стояния, что он обратился к помощи аналитика.
Из приведенных выше симптомов видно, что пациент об­ладал во многих отношениях шизоидной личностью с опас­ными взрывными тенденциями. Этот факт нужно запомнить, так как позже я вернусь к нему.
Во время анализа открылось, что, за исключением их пер­вой встречи двенадцать лет тому назад, его так называемые амурные дела не имели под собой никакой почвы. Они не ос­новывались даже на привязанности к какой-то конкретной личности, ведь эта девушка во всех отношениях была сущес­твом из фантазий и функционировала просто как образ, на который проецировались его эмоции. Так что его рассказ не был выражением подлинных чувств, а был лишь симптомом его отрицательной фиксации к матери. Именно эта фиксация и привела к такому жесточайшему противостоянию ко всему, что как-то связано с противоположным полом. Он создал во­ображаемую любовную историю только для того, чтобы под­твердить и интенсифицировать этот антагонизм, и, тем самым, избежать необходимости взглянуть в лицо проблемам любовной и эмоциональной сторон жизни. Пациент находил­ся в очень остром периоде и потому первые три месяца мы провели в обсуждении и распутывании основного клубка его тщательно построенной системы инфантильных реакций. Спустя три месяца пациент принес мне свой, записанный на бумаге, сон, который я привожу в этом разделе:
"Я присутствую на довольно скучной вечеринке. В углу смежной комнаты, куда я вошел от нечего делать, я обнаружил двух игрушеч­ных животных. Одним из животных был обыкновенный игрушечный плюшевый мишка, а другим - волчонок. Волчонок был в четверть размера мишки, но лапы его имели очень острые когти, которые показались мне настолько живыми, и настолько опасными, что я ис­пугался - ведь он мог просто схватить ими меня за шиворот. Поэ­тому я постарался поступить так, чтобы он не мог обойти меня сбо­ку и ухватить когтями за шею. А затем я позволил волчонку рвать конями шерсть медведя, которого уговаривал не бояться. так как постоянно наблюдал за тем, чтобы ему не причинил никакого вре­да этот злой волчонок. Но вот, внезапно, волчонок вырвался из мо­их рук и тут же бросился прочь из комнаты и из дома, и вдруг я по­нял, что на воле он очень быстро превратится в большого и очень опасного зверя. Кто-то сказал, что то что я испытал - это перво­бытный червь, гигантская змея, окружающая мир, или иначе говоря, дракон, враг человека"
Этот сон произвел глубокое впечатление на пациента, но при этом никаких явных ассоциаций провести не удалось. Для того, чтобы вызвать бессознательное к ответу, я предло­жил ему попытаться создать картину "гигантской змеи, окру­жающей мир". Пациент с энтузиазмом воспринял мое пред­ложение. Через два дня он принес мне не одну, а целых пять картин. Интересно, что заканчивая первый рисунок, пациент рассказал, что вдруг почувствовал непреодолимый импульс продолжать рисование, из-за чего он не выпускал перо всю ночь. Более того, он сказал, что картины получались как бы сами собой, совершенно спонтанно, без какого-либо контро­ля со стороны его сознания, или желания. Заметим, что это типичное состояние для процесса активного воображения. Прекратить работу пациенту позволило чувство глубокого облегчения и исполненного долга, наступившее после окон­чания пятого рисунка. Что же касается смысла рисунков, то для пациента они оказались, пожалуй, еще большей загад­кой чем само сновидение.
Описать ассоциации, связанные со снами и с рисунками, пациент не смог. Из этого мы можем заключить, что симво­лизм его сна, а также рисунков, возник из психического уровня, лежащего за пределами досягаемости сознания па­циента, то есть он (символизм) наполнен не личным содер­жимым, а скорее, архетипами - проявлениями коллективно­го бессознательного. Вопреки нашей обычной практике ис­пользования ассоциаций пациента, мы, столкнувшись с та­кой ситуацией, можем совершенно оправданно вмешаться в нее и использовать наши знания о коллективном символиз­ме, и если мы действительно хотим разгадать смысл этого содержимого, то такое вмешательство становится основой нашей тактики. В дальнейшем я буду использовать интер­претацию нашего метода амплификации, то есть буду ис­пользовать соответствующие рисунки в области мифологии и фольклора.
Сон пациента можно разделить условно на три эпизода:
1) вечеринка, где наш гость отчаянно скучает;
2) смежная комната, в которой он находит животных - ос­новные события происходят именно здесь;
3) "внешний мир", где волчонок превращается в первобыт­ного червя-змею-дракона.
Сновидения мы всегда рассматриваем как спонтанное са­мооткровение в символической форме фактического состоя­ния бессознательного видящего сон. Для нас всегда сущес­твует главная проблема: какую однобокую, а значит и не­удовлетворительную позицию сознательной жизни, старает­ся компенсировать сновидение поскольку мы считаем, что связь бессознательного с сознательной психе носит компен­сационный характер. Вот почему очень важно знание реаль­ной, фактической ситуации пациента. В ходе обсуждения сновидения стал более ясным образ скучной вечеринки – за ним в бессознательном скрывался компенсаторный фактор его безразличной социальной позиции. "Вечеринка" может символизировать либо хорошую приспособленность к соци­альной и общественной жизни, либо, с другой стороны, пол­ную беспомощность.
Но, кроме того, "вечеринка" может персонифицировать и повседневную жизнь, вернее, ту ее часть, которая полностью покрыта комплексами нашего эго, и, следовательно, симво­лизирует эго. В психологическом отношении любому успеху сопутствует определенный этап в развитии эго-сознания, но добиваться успеха надо не за счет инстинктивных и естес­твенных сил индивида. Ведь область эго - это только самый верхний пласт обширной сферы нереализованного бессо­знательного, ассимилировать содержимое которого необхо­димо с максимальной возможностью. Односторонняя иден­тификация эго-комплекса, который отражает только часть личности, с целостной психе, должна была привести к про­извольному ограничению цельной личности и подавлению самим эго всех воспринимаемых как возможный источник опасности тенденций, более того, отрезанных от подлинного эмоционального опыта. Нельзя же назвать полноценной жизнь, которая лишь идентифицируется с ограниченной сфе­рой общественной жизни, или которую кто-то может назвать коллективным сознанием; и поэтому, сделанный бессозна­тельным комментарий относительно односторонней позиции пациента находит очень точное и живое выражение в форме состояния скуки. Если ситуация не приносит нам ничего но­вого, конструктивного и стимулирующего, то мы считаем ее скучной. Именно таковой и была повседневная жизнь наше­го пациента, обязанностью которого было внесение измене­ний в свою обыденность. Сон же не объясняется простым критическим разбором, он указывает путь к новому и живо­му опыту.
Здесь нам пригодится богатый опыт толкования сновиде­ний, а именно: сюжет снов можно разделить на три части, в соответствии с тройным временным паттерном, состоящим из прошлого, настоящего и будущего. И это разделение показано в нашем сне очень четко: вечеринка, смежная комната и внешний мир. Вечеринка - изначальные проблемы пациента, т.е. корни его невроза исходят из прошлого, следующий этап - вход в смежную комнату - отражает его те­перешнюю критическую ситуацию; т.е. вопиющее фактичес­кое состояние его проблем, требующее их разрешения. Мы вправе предположить, что третья часть происходит во внеш­нем мире, и предвещает пациенту достижение в будущем нового видения, более зрелого отношения к жизни, посколь­ку уже преодолены его теперешние трудности. Ведь решить­ся сделать следующий шаг пациента заставило убеждение, что именно откровенно односторонняя жизненная позиция стала причиной его нервных расстройств. Что же несет в се­бе следующий шаг? Из области социальной скуки, из своей интеллектуальной односторонности он выходит в смежную комнату, пустую, если не считать двух игрушечных животных, начавших с ним играться. Во время этой игры, вернее, если придать должную динамическую потенцию этому сну, в ре­зультате этой игры, две игрушки оживают. Процесс оживле­ния происходит как бы случайно и почти нечаянно: посколь­ку благодаря "игре" эти объекты (игрушки) обеспечиваются психической энергией, они оживают. Активность фантазии стимулируется самой игрой, создавая таким образом новые потенциалии.
«Игра» передает важнейшую идею, что нечто можно сделать просто и без напряжения, как бы попутно, играя. Но играть с чем-то означает пе­редачу во власть объекту игры самого играющего, он, так сказать, вли­вает свое собственное либидо в предмет, с которым играет. Результа­том такой игры становится вызванная в воображении при помощи ма­гических действий жизнь. Ведь давно уже известно, что игры детей и примитивных племен представляют собой магические действия - они обладают, как им кажется, абсолютной реальностью, хотя и пребываю­щей на другом уровне, отличном от так называемого уровня "конкрет­ной" реальности. Играть - значит устанавливать связь между фантазией и реальностью, пусть даже при помощи магического воздействия свое­го собственного либидо. Таким образом игра становится rite d'entree. помогая найти путь для адаптации к реальным объектам. Вот почему так серьезно относятся к играм примитивные люди, Все примитивные племена, затевающие между собой военные игры, очень легко переходят к поединкам, во время которых люди ранят и даже убивают друг друга. См. например, Werner: Einfuhrung in die Entlwick-lungspsychologie, Barth, Leipzig, 1926, c.136ff.: На Цейлоне существует одно из наиболее примитивных из известных нам племен ведды. Их иг­ры - сцены сражения - часто приводят к настоящим поединкам так же просто, как сразу же после исполнения сцен охоты начинается насто­ящая охота на диких животных (но в последнем случае эта сцена действует уже в противоположном смысле, уже как rite de sortie, восстанав­ливающей адаптацию к реальности повседневной жизни). Даже у цивилизованных до определенной степени племен довольно часто случа­ется, что зрители вмешиваются в ход разворачивающейся перед ними драмы и тут же, на сцене, избивают изображающего злодея актера так, как будто события происходили на самом деле..." А вот игры детей называются актом "непреднамеренного саморазви­тия" (Groos, цитируется по С.W.Valentine, The Psychology of Early Childhood. Methuen, London, 1942, p. 150). Это как бы бессознательное и инстинктивное приготовление к будущей взрослой жизни, "серьез­ной" деятельности. В играх отражаются не только взаимосвязь ребен­ка со своими внутренними процессами, но также его связь с людьми и событиями, происходящими во внешнем мире" (M.Fordham, The Life of Childhood, Kegan Paul, London,1944, c.110f).
Животные в сновидениях, это легко понять, отражают уровень инстинктов. Животное является "предчеловеком", в нем олицетворяется животная сторона нашей природы, -животные выражают инстинктивное либидо и бессознатель­ное вообще. (Jung, Modern Man in Search of a Soul, CW v.16, p.159)
Но все таки почему именно медведь, волк и змея? И вот тут, чтобы при отсутствии любых ассоциаций со стороны пациента ответить на этот вопрос, необходимо привлечь наши знания коллективного психического мате­риала. Начнем с медведя. С древнейших времен в качестве символа материнства использовался образ медведя. Он иг­рает огромную роль в античной Греции, но я хочу привести несколько характерных, отобранных из огромного количест­ва, примеров. Например, медведь играет важную роль в культе Артемиды, богини, образ которой наиболее тесно ас­социируется с основными функциями женского пола: боги­ня деторождения и воспитания детей. Для всех молодых де­вушек было традицией приносить ей в жертву драгоценнос­ти или игрушки. (Pobert, Griechiche Methologie, 4th edition, Weidmann. Berlin, 1894. vol.I, p.319) Артемиду и ее жриц очень часто пред­ставляли в виде медведицы. Во время ежегодного обряда инициации в Афинах девочки в возрасте 5-10 лет выполня­ли символический ритуал, связанный с именем Артемиды: они одевали медвежьи шкуры и назывались arktoi, или мед­веди. Этот культ медведицы обнаруживался в древности во всех культурах, где, отражая этическую сторону материнст­ва, существовал культ Великой Матери.
Совсем в другой части света также существовало покло­нение богине-медведице: богиня Артио из кельтской культу­ры, чья слава увековечена на гербовых щитах швейцарской крепости Берн. При желании таких примеров можно привес­ти достаточно много. Основывается этот символизм на хо­рошо известном факте, что медвежата в первое время осо­бенно беспомощны, а медведица ведет себя исключительно нежно и самоотверженно по отношению к своим детям. На это особенно обращали внимание Плиний и Плутарх. Нет сомнения в том, что символом материнства в подавляю­щем большинстве случаев была медведица, этот факт под­тверждается огромным психологическим материалом. Сим­волизм волка не столь четкий и прямой. Также как и мед­ведь, волк отражает символ матери, но только в этом слу­чае акцент делается, главным образом, на материнских ин­стинктах, проявляющихся в любви к странникам, изгнанни­кам, т.е. к тем, кому грозит опасность. В Римской мифоло­гии существует один такой, всем хорошо известный пример, когда волчица вскормила двух основателей Вечного Города. Однако в мифах других народов волк играет опасную и да­же жуткую роль. Даже в римской мифологии волк не всегда несет положительные качества. Лупа, или волчица, была распространенным термином для проституток, что является уже прямой антитезой материнского аспекта женщины. Оче­видно, что это имя стало использоваться для прозвища про­ституток благодаря хищной природе волков. Для Данте волк - символ скупости и жажды владения материальными ценностями. В греческой мифологии волк, этот свирепый обитатель мрачных и непроходимых лесов, олицетворяет со­бой уничтожающую силу чумы или "чумы бубонной, во мра­ке идущей", противопоставляется доброму свету, Апполону, другое имя его - Lykios (от Lykos, волк), то есть бог, отгоняющий крадущихся волков от стада или отар). Интересно, что для краснокожих индейцев Северной Америки волк -олицетворение тусклой, болезненной луны, противопоставление силе света. (См. Krickebery, Indianermarchen aus Nordamerika, Diedenchs Jena. 1924. p 373) В сканди­навской мифологии волку отводится особенно характерная роль. Он - дьявольский обитатель пустыни, Демон. А раз так, го он наделен силой "дурного глаза". Зловещая роль волка как "оборотня", или человека-волка, всем хорошо известна, поскольку это самый излюбленный образ, принимаемый колдунами и ведьмами. Отголоски этого слышатся до сих пор в различных сказках и историях.
Но самое сильное выражение зловещей и деструктивной природы волка можно найти только в Эдде, в саге о Волке Фенрире. Великанша Ангрбода, пророчица зла, порождает вместе с Локи трех хтонических чудовищ, которые принесут беды и разрушения богам и людям: Хель, богиню подзе­мелья, змея Мидгарда и наиболее ужасного из всех, беспо­щадного волка Фенрира. Когда наступит конец света и бо­ги вступят в смертный бой с великанами, то именно Фенрир проглотит самого могучего бога Одина. Все вместе они представляют огромную опасность для мира, символизируя собой конец света. (Волк играет сходную роль в Персидской Авесте, где сказано, что после победы Ахурамазды - доброго начала - Время Волка пройдет, настанет время Ягненка (См. Chantepie ае la Saussaye. Lehrvbuch tier Religionsgesch'chte, Mohr, Tubingen, 1925. vol.2, p.253))
Интересную параллель, прямо относя­щуюся к нашему сновидению, легко заметить именно в скандинавской мифологии, где говорится, что сразу же после рождения все чудовища очень быстро выросли и пре­вратились в опасных зверей. А вот еще одна точка сопри­косновения с нашим сном: волк очень тесно связан со змеей и с ее эквивалентом - первобытным червем - дра­коном, а в скандинавской мифологии волк Фенрир и змей Мидгард - братья. В сновидении смысл волка, его значе­ние, очень четко связаны со свирепой и хищной натурой этого зверя, олицетворяющего мрачную, страшную природу подземного мира.
Для того, чтобы полностью охватить символизм медве­дя и, особенно, волка, нам постоянно нужно не выпускать из внимания трансформацию в змею. Змея ~ наиболее плодородный символ бессознательного, причем настолько, что порой заменяет собой само бессознательное. Змеи очень часто встречаются в подземных пещерах и на боло­тах и это дало основание считать их вышедшими из ада земными животными, божествами преисподней, а извест­ный факт, что они сбрасывают свою кожу породил веру в их бессмертие. Всегда тайное и наводящее ужас появле­ние превратило их в символ зловещего могущества ин­стинктов, на самом деле - целостного бессознательного, действующего во мраке, но поражающего с молниеносной быстротой. Представлением о них как о выразителях и но­сителях демонической силы они обязаны своей ядовитой природе в той же мере, как и апотропейная сила исцеляю­щей змеи Асклепия (Эскулапа). Например, в греческой ми­фологии символом земли выступает бог подземного цар­ства змей-гигант Пифон, олицетворяющий собой преис­поднюю, которого убил Апполон, бог света, и для увекове­чения памяти победы над драконом основал храм Пифона в Дельфах. где пророчествовала Пифия. С культом змеи связано также и почитание богинь подземного царст­ва - Эриний. Относительно Пифии у Hans Leisegang, Die Gnosis. Kroner, Leipzig, 1924, p.111 сказано: "Дракон из недр земли посылает дух pneuma к Пифии, вводящий ее в транс, сама же Пифия сидела на тре­ножнике со змеей на коленях". Много подобных примеров можно встретить у Erwin Rohde's Psyche. Мрачный, недо­брый характер змеи, обитательницы подземного мира, объясняет использование ее образа как символа Врага, который возникает во многих легендах и сагах: например, история о грехопадении человека, Вавилонском Тиамат, змее Мидгард, символизирующем еще и Потоп и так да­лее. Дракон или змея, очень часто выступает в роли стра­жа лежащих в тайниках сокровищ, овладеть которыми мож­но, лишь убив дракона. С другой стороны, победа над дра­коном или змеей, дарует удивительную мудрость и могу­щество, что видно по самому имени, данному греческой жрице Пифии. В саге о Зигфриде речь идет о том, что только победив дракона и выпив его кровь, он смог свобо­дно понимать язык птиц. См также легенду о Мелампе, чьи уши прочистили во время его сна две змеи, что сделало его способным понимать язык древесных чер­вей и птиц (Bachofen, Urreligion und antike Symbole (ed.by C.A,Bernoulli), Reclain Leipzig, 1926, Vol.2, pp.57. 439) - это особенно удачный образ бессознательного как носителя мудрости. В японской мифологии ге­рой Сусаноо убивает дракона, во чреве которою спрятан чудесный меч и женится на девушке - пленнице дракона (Chantepie de la Saussaye. Vol.1, p.281f)
Эго - символ опыта, который человек может добыть, лишь "преодолев", то есть соединив силы "подземного мира" (то есть бессознательного, мощь инстинктов). Еще один пример того, какую роль играет змея, можно встретить в Элевсинских мистериях Деметры. Во время обряда посвящаемый должен поцеловать искусственную змею, что символизировало его ассимиляцию сил подземного мира. Змея как холоднокровное жи­вотное выражает в своем образе холодную нечеловеческую, неизъяснимую сторону инстинктов, то есть чисто рефлектор­ные биологические поступки. Их внезапная атака и опас­ность, таящаяся в них, сделали змей символом страха. Це­ремония целования змеи во время проведения ритуала мис­терий олицетворяет победу над этим страшным зверем, по­корение и ассимиляцию (=поцелуй) самых темных челове­ческих инстинктов, приводящих тем самым к их соединению и достижению психологического освобождения и психичес­кой завершенности.
В раннем христианском гностицизме мы найдем прямое продолжение нашего символизма. Особенно хорошо это видно в проведении празднования обряда Причастия гнос­тической сектой Офитов. Они помещали на столе свален­ные в кучу хлеба и заставляли змей взбираться на верхний хлеб, после чего они целовали рот змеи и падали перед ней ниц. Именуемая Л/aas или Ophis эта змея была для них сим­волом nous, знанием и мудростью, сотворившим мир и да­ровавшим избавление. Для них змея символизирует образ самого Спасителя. С верой в сокровенную мудрость змеи связано использование ее как символа темных, инстинктив­ных уровней. Вот почему, например, змея была выбрана Асклепием в качестве символа, и также потому, что она не­сет яд.
В храме Асклепия в Эпидавросе содержалось мно­жество змей. С психологической точки зрения интересно вспомнить известный факт, что Асклепий пользовался уникальным методом исцеления пациентов во сне и использо­вал их сны в качестве исцеляющего внушения, которым он затем воздействовал на пациентов.
Все это является ясным и убедительным примером того, что змея использовалась как воплощение бессознательного, несущего в себе зачатки новой и до сих пор неведомой ис­целяющей силы. Благодаря этому змея стала известной еще и как символ возрождения. Эта идея поддерживается верой в ее бессмертие, основанной на знании факта ежегодной смены кожи у змей. Именно из-за этой идеи о бессмертии змеи, образ змеи стал рассматриваться как символ души в целом. Вот почему в Африке умершие возвращаются в виде змей, а в Греции в змеях видят вышедшие из могил души ге­роев. Греки считали, что змеи и птицы наделены душой, но если у змей она по сути земная, то у птиц - духовная, и змеи и птицы почитались в древних Афинах
Для римлян змея была инкарнацией Гения и Юноны. Именно порожденная землей душа наделяет человека маги­ческой силой, В Дионисиево-Сабазиевых мистериях Малой Азии золотая змея пропускалась через одежды пос­вящаемого, поскольку змея здесь отождествлялась с божес­твом, даровавшем избавление и бессмертие душе.
И приводить подобные примеры можно бесконечно, особенно для египтян', но индийская мифология просто изобилует ими. Змея у индусов играет особую роль. И здесь обязательно нужно упомянуть о змее Кундалини, вы­ражающей собой главную силу души (См. Avalon, The Serpent Power, Ganesh, Madras, 1924.) в Кудалини Йоге, и в то же время она - символ Мирового Змея Шеша или Ананта, символического животного Вишну/Кришны. (Zimmer, Maja, Stuttgart, 1936, pp.44; Glasenapp, Der Hinduismus, Wolff, Munich, 1922, pp,73,229)
О символическом значении змеи теперь уже достаточно сказано и ясно, что она представляет собой олицетворение хтонического земного бессознательного, инстинктивного слоя во всей его тайной магии, мантической и целевой силе, равно как и со всей присущей ему опасностью, кото­рую нужно преодолеть. Именно это противоречие объясняет чувство благоговения и страха, внушаемое змеями. И пока оно находится в господствующем положении, до тех пор си­ла его не сможет интегрироваться в глубинах человеческой психе, оно напоминает Потоп, сокрушающий человеческое самосознание, становится разрушающим ядом. Но если че­ловек сможет преодолеть его силу и присоединить ее к сво­ему сознанию, то она превратится в созидательную энергию, наградит его тайным знанием и одарит духовным перерож­дением.
Разобрав таким образом символическое значение трех виденных во сне животных, мы можем непосредственно при­ступить к настоящей интерпретации самого сновидения.
Как мы уже упоминали, повседневной жизни пациента со­ответствует первая часть сна (скучная вечеринка). Она отра­жает сознательный уровень, где в центре всего сознания (Jung, Psychological Types, p.540) стоит "Я", эго. Он выходит из психической сферы своей со­циальной и, в данном случае, очень скучной жизни именно в момент перехода в соседнюю комнату. Войдя в нее, он тут же сталкивается лицом к лицу со "своими" животными. Дру­гими словами, он во сне переходит со своего эго-уровня в мир инстинктов. Символизм медвежонка и волчонка оказал­ся связан с особенностями его психического состояния. Медведь - символ матери, отражающий все те инстинкты, которые пациент сфокусировал или спроецировал на свою мать. Другими словами, медведь - олицетворение инфан­тильной фиксации на матери-образе. И пока медвежонок пребывает его инстинктивным животным, до тех пор инстин­кты пациента будут неразвитыми и примитивными и пол­ностью управляемыми инфантильным желанием по-детски покапризничать, побаловаться. Но в этой же "комнате ин­стинктов" пациент одновременно сталкивается с противопо­ложностью медведя - волком. Интересно, что и волк тоже содержит в своем образе слабый намек на материнскую сущность животного (вспомним историю Ромула и Рема, но даже здесь, хотя волчица и выступает как кормилица, как нянька брошенных в пустыне детей, все равно существует упоминание дикого нрава волка). Но все же главной чертой его животной природы, как показывают остальные примеры, является дикость, свирепость, хищность и жадность этого зверя. Иначе говоря, в этой ситуации пациент непосред­ственно столкнулся с противоречивым характером инстинктов жажда материнской заботы и защиты встречается с на­стоящей противоположностью - дикой, неуправляемой ярос­тью и всепоглощающей жадностью своих инстинктов. Весь­ма симптоматично, что в этой ситуации пациент начинает ус­покаивать медвежонка, просит его не бояться, обещает за­щищать его от когтей злого волчонка. В этом суть его состо­яния. Нежная, снисходительная мать, соответствующая обра­зу его инфантильной материнской фиксации, должна быть любой ценой защищена от каких бы то ни было нападок со стороны большого и злого волка, который, заметьте, всего лишь с четверть своего размера. Но неумолимое требование жизни, внутренний закон психологического развития, не поз­волит осуществиться его обещаниям, в конце концов этот за­кон побеждает. В самом начале волк представляется каким-то крошечным, даже "невинным", но в последующем он обе­щает стать обладателем сверхъестественного могущества, он способен быстро вырасти до чудовищных размеров, а уже в самом конце своего развития он трансформируется в су­щество, способное охватить собою весь мир.
Чтобы понять происходящее, нам надо внимательнее рас­смотреть момент превращения игрушек в живых существ. Начать следует с того, что под маской игрушечных животных скрывались инстинкты пациента. Для всех людей, относящихся к интуитивным интеллектуалам, характерно желание жить на более высоком уровне, чем уровень обычных быто­вых потребностей. Это же относится и к основным требова­ниям инстинктов и страстей. Пациент превозмог страх перед своими инстинктами и преодолел силу своих страстей, за­ставлявшую его более десяти лет судорожно хвататься за воздушный призрак, что давало ему возможность эффектив­но избегать, хотя и со страшной ценой для себя, осущес­твления своих инстинктов и эмоциональных потребностей. Это означает, что с одной стороны его инстинкты оставались в детском, зачаточном состоянии, слишком легко удовлетво­ряющимися игрушечным миром выдумок и фантазий (откуда и возникли игрушечные звери), а с другой стороны, подавле­ние истинной сути инстинктов заставило их отомстить паци­енту своим повторным появлением в наиболее грубой и при­митивной форме при помощи образа волка. Постепенно, шаг за шагом, сопровождаемая сверхъестественной логикой, трансформация животных из игрушек в живые существа вы­свобождает всю их потенциальную энергию. Уже сам факт его прикосновения к ним вывел на поверхность, привел в движение их скрытую жизнь. Другими словами, чтобы ее об­наружить, пациенту пришлось перейти на инстинктивный уровень и вместо того, чтобы заниматься безобидными, без­ответными фантазиями, ему пришлось перенести настоящий взрыв неразрешенных проблем, угрожавших самому его су­ществованию. Он как бы "случайно", нечаянно попал в состя­зание не на жизнь, а на смерть со своими огромными фун­даментальными проблемами.
Переход от состояния игрушки к живому существу является характе­ристикой непрямого подхода, который так часто использует "природа". Она приманивает нас шутя, играя, но за этой игрой прячется вся серь­езность существования, бытия. Это похоже на "дорожку-змейку", когда кажется, что нет четкого направления движения, но в конце пути всег­да приходишь к цели. Прямой путь зачастую бывает слишком пугающим для пациента, но непрямой путь, со всеми его уловками и приманками, поданный в виде игры, представления, тем не менее обязательно при­водит его к намеченной цели. Так поступает бессознательное. Этот процесс хорошо виден в самом начале анализа у многих пациентов. Ни­кто из них не приходит ко мне из-за того, что испытывает необходи­мость отыскать пути к миру и согласию со своим бессознательным, на­йти решение проблемы всего их существования. Все они обращаются по поводу более-менее поверхностных симптомов. Они считают, что именно в этом симптоме и заключена вся их проблема. Но если бы они знали с самого начала какой трудный и мучительный путь установления адекватного контакта со своим бессознательным придется преодолеть, то мало кто их них отважился бы на это. Но при помощи "непрямого подхода" сразу можно подойти к сути их проблем. Шаг за шагом, сно­ва как бы нечаянно они погружаются в глубины своих проблем, что ока­залось бы неосуществимым при другом подходе, осталось бы неприем­лемым из-за возникшего страха. Существует странная египетская ле­генда о рождении бога Анубиса. Эта легенда, в мифологических выра­жениях, отражает психологическое состояние нашего пациента. (Я за­имствовал этот пример из семинара, проведенного профессором Юнгом в Е.Т.Н. в Цюрихе в 1936-37 гг. См. также Adolf Erman, Die Religion der Aegypter, de Gruyter, Berlin, 1934, pp.72, 86). В соответствии с этим мифом, шакалоголовый бог подземного царства Анубис был нечаянно порожден Осирисом и Нефтидой, женой Сета. Эти четверо - братья и сестры являются детьми бога земли Геба и богини неба Нут. Светлое мужское начало отражает бог света Осирис, а его соперник Сет пред­ставляет собой темное мужское начало. Подобно этому, Исида и Нефтида являются соответственно светлым и темным женским началом. Одно из предназначении Анубиса быть «Тем, Кто Отворяет Путь», то есть проводником в подземном мире. И замечательно здесь то: что проводник в подземном царстве (Царстве Мертвых) произошел от со­единения светлого мужского начала с темным женским и что произош­ло это "нечаянно" В психологическом смысле это означает, что доступ к бессознательному, со всеми его опасностями и тайнами, возможен только в случае оплодотворения темной женской стороны мужчины (и наоборот, если речь идет о женщине), то есть принятием анимы содер­жащей в себе всю опасность жизни. Представленная Осирисом созна­тельная сторона, "дифференцированная функция", всегда стремящая­ся оставаться на уровне сознания, отправляясь в путь, стремится как бы обойти все опасности, обойти судьбу (поскольку судьба всегда мрачна и страшна). Но вместе с тем это означает исключение возмож­ностей бессознательного. И только "нечаянно", при помощи лежащей вне пределов сознательных намерений судьбы, сознательное мышле­ние, разум вводится в соприкосновение с глубинами бессознательно­го, и если все произойдет благополучно, то это приведет к рождению Того, Кто Отворяет Путь". "Судьба" реального человека не подвласт­на его собственной воле и дифференцированной стороне, она всегда происходит из недифференцированной стороны, располагающейся ближе к природе. Именно по этой причине судьба приносит совершен­но новые и неожиданные возможности. Известно, что сознательное мышление стремится к определенности и ограничению, а 'Тот, Кто От­воряет Путь" ненавязчиво проводит человека по новой дорожке, минуя все эти ограничения и препятствия
Если бы эти животные не появились бы в виде игрушек, пациент никогда не преодолел бы свой страх перед ними и уж совершенно точно не осмелился прикоснуться к ним. Но последствия этого поступка повергли его в состояния неприятного удивления, шока и в тоже время явились предпосылкой процесса роста и развития, единственного процесса, который даст возможность пациенту достичь полной зрелости. Интересно то, что важнейший момент оживания игрушек сконцентрирован целиком в волке, а медвежонок играет лишь вспомогательную роль. Во всяком случае, больше мы ничего о нем не слышим. Единственной информацией, которой мы располагаем о медвежонке, да и то большей частью дедуктивного свойства, является то, что он тоже превращается из игрушки в живое животное ("Я позволил волчонку рвать когтями шерсть медведя, ко­торого уговаривал не бояться"). Но вся динамическая .сила происходящего полностью сфокусирована на превращении волка.
К этому моменту итогом психологического разбора сил может стать следующая картина: повседневная жизнь паци­ента заходит в глухой тупик из-за фиксации к матери и по­рожденных этой фиксацией страхов. Он становится пол­ностью отрезанным от собственных живительных инстинк­тов, этот уровень ему недоступен. Бессознательное уводит его в соседнюю комнату, где он сталкивается со своими ин­стинктами. Предположив, что первая комната отражает уро­вень самосознания, получим, что "комната инстинктов" представляет собой уровень личного бессознательного, то есть уровень персональных комплексов. На этом уровне ему предстоит пережить конфликт, существующий между инфантильными инстинктами, сосредоточенными в мате­ринском образе, и необузданными, полностью естествен­ными, мощными страстями взрослого мужчины. Содержа­щееся тайное предположение в паре противоположностей мать/проститутка не стоит ломаного гроша, поскольку они часто отражают парную констелляцию, при которой прими­тивные чувства мужчины испытывают конфликт между его инфантильной фиксацией к матери и ответственным при­ятием настоящих личных любовных отношений. И его страх столкнуться с этой проблемой вызывал неминуемую гибель любых любовных отношений со всеми женщинами, кроме матери. И действительно, пока его инстинкты оставались бесконтрольными и неинтегрированными, то есть пока они действовуют как "автономные комплексы", до тех пор они находятся в большой опасности. Это и есть тот фундамен­тальный страх перед жизнью, который обусловил постепенное пробуждение жизни в игрушечных животных, тот самый процесс, приведший пациента почти неуловимо, шаг за ша­гом, к исследованию важнейшей проблемы всей его жизни. Последняя часть сна указывает на следующую стадию -разрешение проблемы. В этой части змея играет централь­ную роль.
Из всего сказанного выше следует, что выражающий всю двусмысленность природы образ змеи удивительно точно символизирует естественную противоречивость характера психических факторов. С одной стороны, змея - это "вели­кий дракон, древний змий, называемый Диаволом и Сата­ною, обольщающий всю вселенную, но с другой - это со­зданное во имя спасения существо, божественный символ, приняв и подчинившись которому, можно освободить душу и дать ей спасение.
Таким образом, змея выражает противоречивость зем­ного существования, т.к. она постоянно возвращает к во­просу о том, насколько сильно принятие земной жизни в "теперешнем" виде сможет опорочить "небесное сияние" "чистой и бессмертной души". Тем не менее, в психологи­ческом смысле это означает, что все мы также земные, по­рождение земли и только постигнув нашу привязанность к земле можно развиться и стать взрослым, полноценным, интегрированным человеком. Не реализовав эту непростую истину, инфантильный человек никогда не достигнет насто­ящего удовлетворения и зрелых любовных взаимоотноше­ний, ведь его мать - это чистая и "незапятнанная" женщи­на, любая другая женщина выглядит уже "искусительни­цей", из зловещих лап которой он должен вырваться, найдя убежище под сенью небесно-голубой мантии Богородицы. Вот почему "целование змеи" или "съедание змей" образу­ют центральную точку, фокус культовых обрядов Эти действия в ходе церемонии выражают победу над страхом, (См. Jung, Psychology of the Unconscious, p.207. См. также Silberer, Problems of Mysticism ana Its Symbolism, New York, 1917, p.276 'Забо­тящийся змей - это "страж сокровищ" у оккультистов, охраняющий драгоценности дракон из мифов. В мистических трудах этот змей обя­зательно побеждается и нам надо примириться с заключенным в зме­иной душе противоречием, конфликтом", CW5 р.342.) по­беду, которая одна только и может дать человеку господст­во над этим миром и, вследствие этого, надежду на духов­ный мир вне этого.
И только те, для кого змея - отрицательный символ, ос­таются покоренными ею. Только когда реализован ее пол­ожительный смысл, она может быть ассимилирована, тогда "теперешний" мир, мир страстей и инстинктов может быть полностью интегрирован. При достижении этого на посвяща­емого сойдет "мудрость змея" и он уже окончательной вы­йдет из утробы образа своей матери и приобретет черты зрелой, уверенной в себе, независимой личности. И как только завершится трудное испытание, именуемое поиском души, то останется позади уровень простых, личных пережи­ваний, а сознание его проникнет в царство управляющих жизнью вечных надличностных законов,
В этой связи интересно заметить, что рост до гигантских размеров волчонка, его последующая трансформация в змею, происходит "вовне", "снаружи", указывая на то, что рамки сознания отдельной личности трансцендированы. Комната, в которой пациент обнаружил животных - часть его собственной психологии. Она представляет собой инстин­ктивный уровень личного бессознательного, все еще принад­лежащего к его собственному "местожительству". За его пределами его, то есть "вовне", - означает, что границы от­дельной личности уже превзойдены. Ощущение змеи, как "врача", уже принадлежит к уровню коллективного бессозна­тельного, "внешнему", то есть уровню психе, существующе­му за рамками чисто личностного восприятия. Из сновидения четко видно, что сновидящий еще не достиг высшей степени понимания и асссимилирования этого самого искания и об­ширного опыта, а совсем наоборот - его инфантильные страхи еще достаточно сильны для того, чтобы придать тако­му опыту негативное качество, надежно защищающее его от этого же опыта.
Именно на этой стадии и появились эти рисунки (см. рис. 9) Прежде чем обсуждать их, мне бы хотелось повторить не­сколько технических замечаний*. В своей терапевтической работе метод аналитической психологии редко использует рисунки пациентов. Но при работе с применением приема "активного воображения" они играют значительную роль. Под активным воображением мы понимаем намеренную, умышленную концентрацию на происходящих в глубинах психического бессознательного процессах. Другими слова­ми, этот прием состоит из своего рода "активной пассивнос­ти",, давая тем самым возможность пациенту бросить взгляд на свои бессознательные процессы без вмешательства его сознательной воли. Склад ума, необходимый для этого про­цесса, не всегда может быть легко достигнут, но нередко бы­вают ситуации, когда желание применить подобное средст­во выражения возникает спонтанно, оно обусловлено осо­бенностями самого этапа анализа. В данном случае именно это и произошло. Целая серия этих рисунков возникла со­вершенно самопроизвольно. Она выросла из первого рисун­ка, нарисованного по моей просьбе, в котором я хотел заста­вить его выразить лейтмотив этого сна. Процесс создания этих рисунков привел к очень важному развитию самого сна. причем их можно назвать как бы его продолжением. Во сне пациент соприкоснулся с проблемой особой важности, уже давно требовавшей символического выражения. За негатив­ным характером сна четко прослеживается боязнь пациента столкнуться с проблемой эмоциональной и инстинктивной жизни. Но он все же не желает больше избегать столкнове­ния со своим страхом, а готов в схватке победить его, изме­нить всю ситуацию целиком. Пациент весьма преуспел в ре­ализации смысла своего сна. Перед ним открылись новые горизонты, он перешел на более высокий уровень сознания, где становятся более действенные позитивные и прогрес­сивные аспекты символов сновидения. Только при помощи активного воображения пациент сумел подойти к их положи­тельному содержанию. Оно нашло свое отражение в симво­лизме рисунков, в противоположность сновидению. Вся ценность таких рисунков заключена именно в том, что эти бес­сознательные рисунки обладают особой символической си­лой, поскольку воздействуют на нас всей силой зрительных образов, еще не разбавленных рационалистическими про­цессами. Живописное символическое выражение, как и лю­бой другой символ, обладает "магической" силой. Этим объ­ясняется важная роль, отводящаяся многими религиями свя­щенным рисункам и статуям.


9. Змея Мироздания
Я вовсе не намерен в этом обсуждении подавать исчер­пывающий обзор их обширного символизма, а хочу ограни­чить себя лишь их прямым и практическим отношением к психологической проблеме пациента.
В первом рисунке (рис. 9.1) представлено простое отра­жение уже возникшего во сне мотива: гигантская змея окру­жает мир. Если бы это была единственная картина было бы возможно выудить дополнительную информацию, кроме уже известной из содержания сна. Но один важный момент здесь все-таки присутствует: выход за рамки сна. Змея теперь не­сет в себе положительные качества в противоположность первоначальному, чисто негативному содержанию. Это под­тверждается появлением образа сияющей короны, причем этот атрибут сохраняется во всех остальных рисунках. Воз­никновение этого элемента важно тем, что ясно указывает на проникновение процесса активного воображения в глубины бессознательного, уже не испытывающего больше воздейст­вия комплекса страха пациента. Змея во сне пациента окра­шена его страхом перед своими же инстинктами и потому возникла в образе Врага. Но благодаря сознательной реши­мости победить страх, этот символ открывает свое положи­тельное значение, он не испытывает больше воздействия личных комплексов пациента. Именно это и придает процес­су активного воображения его потенциальную ценность. Этот процесс дает возможность проникнуть за "фасад" личных страхов и комплексов, открывает содержащиеся в ощущени­ях конструктивные и перспективные потенциалии. В повсед­невной практике анализа сновидений этот момент очень ва­жен, так как он помогает пациенту обнаружить, что именно комплексы не дали ему овладеть и полностью использовать его скрытые силы, направить их в созидательное русло.
Следующий рисунок (9.2) показывает уже начавшийся процесс дифференциации. На первом рисунке этот процесс протекал латентно, она отражает просто змею, окружившую мир. Это изображение напоминает древнюю космогонию, где две первобытные силы создали жизнь и самих себя. Змея demiurgos* - создатель мира, оплодотворившего ма­терию, материнское начало. Следующая стадия представле­на на втором рисунке. Окруженная змеей-демиургом мате­рия дифференцируется путем сжатия и расщепления. Этот процесс оплодотворения и развития приводит к появлению третьего элемента, характеризующегося синим как вода цветом.
Этот процесс дифференциации приводит к следующему этапу развития, показанному на рис. 9.3 - образование мно­жества новых миров, причем каждый содержит свою малень­кую змею-спасительницу. Эти малые миры - точная копия первоначального мира, в каждом происходит глубокая дифференцировка и развитие земных элементов. Этот рисунок демонстрирует апогей процесса. А на четвертом рисунке (9.4) показан его перигей, изображающий полную дезинтег­рацию земных элементов. Исчезли все миры и окружавшие их змеи, оставив после себя только рудиментарные фраг­менты, лишь отдаленно напоминающие их первоначальную форму. Породившая их змея редуцировалась до состояния круга. Изначально зеленая, змея приобрела синеватый отте­нок, земля растворяется, некогда голубая вода, впервые воз­никшая во втором рисунке, теперь полностью доминирует. Процесс завершается к последнему, пятому рисунку (9.5). Змея-мать, порожденные ею малые змеи, сама земля уже совсем исчезли. Все, что осталось - это синий элемент, ко­торый породил свое хрупкое подобие.
Каково же психологическое значение этого развития? Во сне пациент испытал сначала воздействие женского начала матери (медвежонок). Этому чисто инфантильному началу сопутствовало совершенно противоположное начало - про­ститутки, олицетворяющей инстинкты и сексуальные жела­ния. Противоречивый характер змеи представляет собой следующую стадию. Акцент поначалу делается на ее отрицательную сторону, но в последующий рисунках отра­жающих дальнейшее развитие, происходит развитие ее проспективного и творческого аспектов, она приобретает символический образ "змеи-спасителя". Происходит имею­щее решающее значение расширение сознания, наступает реализация новых творческих сил. Это стало возможным после принятия и интеграции слоя бессознательного. Симво­лизировавшая сначала страх змея превратилась таким обра­зом в nous, мудрость и созидательную силу.
Благодаря только что победившему знанию пока недиф­ференцированная материя становится дифференцированной и плодородной. На рисунке это представлено в виде диффе­ренциации земли. Материя подразумевает что-то женское, материнское. Только что воспринятые на инстинктивном уровне знание и мудрость трансформируют глубоко бессо­знательный облегчающий материнский элемент в индивидуа­лизированную продуктивную матрицу нового развития. Это развитие в будущем приведет к рождению нового элемента воды.
Если рассматривать рисунки как одно целое, то можно за­метить, что они показывают два взаимосвязанных и одновре­менных процесса: один - разрушение змеи, второй - проис­ходящее на земле образование воды. Третий рисунок, пред­ставляющий отдельные земные сферы, окруженные неболь­шими змейками, обозначает поворотную точку, образуя как бы перелом в ходе всего развития. Этот перелом, изобра­женный на рисунке, точно отражает кризис в психическом развитии. Столкновение с мощным и автономным содержи­мым бессознательного таит в себе опасность гибели от по­тока информации, захлестывающего пациента как потоп. Об этой опасности нужно всегда помнить. В этом случае про­цесс перехода к сознательному восприятию содержимого коллективного бессознательного напоминает искусственно вызываемый психоз. На этой стадии от аналитика требуется бережное обращение с больным, он должен сохранить не­поврежденной связь пациента с действительностью. В этих рисунках представлена как бы диаграмма психологии бессо­знательного у пациента. Все малые миры с окружающими их змейками заключены в одно кольцо породившей их змеи. Действие этого кольца напоминает магический круг, защищающий от гибели находящихся внутри. Этот защитный круг temenos,окружающий божественное и святое место, свя­щенную рощу, где происходят numinous события. Так как интенсивность и значение этого numinous процесса имеет место внутри, границы temenos должны соответствовать ма­гическому кругу. И не только numinosum находящийся внут­ри круга, защищается от внешних влияний, но и внешний мир также должен оберегаться от внезапного выхода numi­nosum из этого круга, поскольку такой прорыв будет равно­силен психозу.
Если наш пациент проявляет черты шизоидного характе­ра, то этот момент становится крайне важным и значитель­ным. Такой личности присущи изначально разрушительные тенденции, что требует особого внимания и заботы в ходе анализа. В данном сновидении эти разрушительные тенден­ции выражались в образе волка, превратившегося потом в гигантскую змею. Если бы такие тенденции взяли верх, то очень вероятно, что пациент переступил бы опасную черту. Тогда расщепление его личности можно было бы охаракте­ризовать, как расщепление, вызванное напряжением между сферой дифференцированного интеллекта и сферой прими­тивных ощущений, между "Логос" и "Эрос".
Тогда задачей анализа является интеграция, соединение в рамках сознания пациента разрушительных тенденций, произошедших от примитивного и еще бессознательного уровня ощущений. Достигнуть такое соединение возможно только тогда, когда пациент будет способен сознательно воплотить прогрессивную сторону содержимого этих ощущений. Ведь до сих пор он воспринимал их только как угрозу. Вот что содержали рисунки нашего пациента.
В этой связи особенно важным представляется то, что процесс развития происходит внутри кольца змеи, или ма­гического круга. В третьем рисунке ясно показана таящаяся в личности пациента опасность ее распада. Здесь раскрыты и продемонстрированы первоначальные разрушительные тенденции выраженные в образе змеи (волка) в сновидении и ставшие теперь размножаться, что видно по увеличению числа малых змеек. Но все они находятся внутри магическо­го круга, образованного змеей-спасительницей, который ок­ружает и удерживает их всех вместе. Таким образом первый рисунок выражает инстинктивное усилие удержать и спло­тить эти разрушительные тенденции без прежнего примене­ния к ним излишнего напряжения интеллекта (с соответству­ющим подавлением чувств), а контроль над ними достигает­ся посредством "змееподобной мудрости" инстинкта и Эро­са. Змея-кольцо в третьем рисунке является, так сказать, символическим представлением реторты алхимиков, "крате­ра", в котором происходит процесс синтеза. Этот "алхими­ческий" процесс приводит к образованию нового синего элемента, отражающего рождение индивидуальности, или индивидуальность личности, взяв под контроль опасность шизофренического разрушения и подготовив путь для асси­миляции ощущений. Новый синий элемент - вот истинная цель описанного нами процесса развития, посредством ко­торого микрокосм отдифференцировался от макрокосма. В то время, как макрокосм символизирует коллективное бес­сознательное как матрицу, микрокосм - это символ индиви­дуальности.
Здесь интересно заметить, что аналогичные виды симво­лизма встречаются в алхимии, которая, наряду с химическим аспектом, содержит в себе философские концепции по во­просу рождения и внутреннего духовного роста личности. Юнг прекрасно разработал символический аспект алхимии, например в книге "Психология и Религия", (Jung. Psychology and Religion. New Haven. 1938, p. 109, CW 11. p. 100) из которой, со­бственно, и взято большинство следующих параллелей. Од­ной из фундаментальных идей алхимии является редистилляция из ее хаотической сопутствующей части спрятанного в материи божественного духа. Для выполнения этого процес­са совершенно незаменим химический элемент Ртуть (Мер­курий - прим. перев.), именуемый алхимиками Mercurius ani-matus, "змей" или "дракон" Меркурий алхимиками воспринимался как Hermes Psychopompos, указывающий путь в рай. (Jung, Psychology and Religion, p. 128, CW 11, p. 98.) Вот мы и встречаемся снова со змеей, при помощи ко­торой из недифференцированной материи должен быть редистилированн божественный дух. Эта вытяжка, известная настройка тоже представляет собой некую синюю чудесную жидкость, которую один из известнейших алхимиков назвал человеческое небо. Эта чудесная синяя жидкость символически выражалась в виде круга. Круг для алхимика - символ мак­рокосма и божественного совершенства. Интересно, что точка, микрокосм, рассматривается как "созидающая точка в материи" и как "искра души". Выражаясь психологичес­ким языком, рождение синего микрокосма из макрокосма указывает в наших рисунках на рождение индивидуальности пациента из матрицы коллективного бессознательного, до­стигнутого уже описанным ранее способом.
Резюмируя сказанное, главной темой рисунков является создание нового мира. Его инфантильный мир разрушается после стычки с волком, превратившегося затем в змею. Четкое уяснение того, что он должен оставить свой детский рай, победив, таким образом, свой страх, открывает ему роль змеи как демиурга и создает его новый мир. Вместо матери, столь долго бывшей для него единственным источ­ником мироздания, змея-демиург открыла в нем самом внут­ренние созидательные силы, избавила от нужды "скучать". Каждый человек является как бы маленьким демиургом сво­его собственного маленького психического мира. В этом от­ношении наш пациент сравнялся с другими людьми. Змея -это nous, мудрость и творческое воплощение, но только глубже и адекватно уяснив свою собственную природу, в частности, и человеческую натуру вообще, то есть природу внутренних психических законов, он смог создать свой со­бственный мир и на основе его - свою индивидуальность. Насколько микрокосм его индивидуальности оставался не­дифференцированным (см. рис. 9.5), настолько он погружен в проблемы жизни, до сих пор им избегаемых. Но вот сейчас он испытал желание и готовность вступить с ними в борьбу. Первоначально земные тона рисунков изменились в конце концов на совершенно синие, символизирующие .«.лечение в его личность нового, живительного духа природы =змеи и земли.
Выражаясь языком практической жизни, это означает, что пациент больше не проецирует свои эмоциональные проблемы на посторонних людей, то есть он перестал привязывать их к личности своей воображаемой возлюбленной даже на, даже напротив, он смотрин та них как на содержание своего собственного психологического устройства, с которым ему следует разобраться. Получившийся в результате ответ может показаться банальным по сравнению с таким обширным символизмом сна и рисунков, но для пациента он имеет коренное. решающее значение. Наше решение показывает пациенту путь к достижению цельности личности и ее интеграции, заполнению расщелины между ''Логос" и "Эрос", до сих хранившем в себе всю эмоциональную строну его жиз­ни; подавленном, а значит и в рудиментарном состоянии. Замечательно и то. что спустя несколько недель после этого они пациент познакомился с молодой девушкой. Вскоре у ни/, настал очень счастливый период тесных дружеских отношений Совершенно очевидно, что до сих пор прочно сцеп­ленные с проецируемым образом воображаемой любви его чувства и эмоции теперь освободились и обрели способности, достигнуть реальную цель в реальной жизни. Иначе го­воря разрушилась его инфантильная защитная система, ис­сякла сила материнского образа. Такой значительный шаг вперед обязательно сопровождается ростом духовной зре­лости, а закончится этот процесс рождением независимой, уверенной в себе индивидуальности. Последний рисунок по­дает этот процесс в символическом виде: синий макрокосм и микрокосм представляют собой конечный результат данно­го развития.
С технической точки зрения я хочу особо выделить тот факт, что на данной стадии анализа я уже не обсуждал с пациентом символизм его рисунков во всех деталях, я лишь дал ему основную идею, смысл*. Я указал ему, в частности, на положительное значение змеи и рождения нового начала. Уяснение этих двух фактов, на самом деле тесно связанных с его любовной проблемой, было самым главным, в чем он нуждался и этого оказалось совершенно достаточно для за­пуска процесса психологического развития.
Нет никаких сомнений в том, что рисунки соответствова­ли глубинным и четко определенным потребностям пациен­та. Благодаря им пациент испытал рождение своего нового мира, оставил устаревший мир инфантильности. Они помог­ли сформировать потенциал его собственной психической энергии, его либидо, они показали основные направления, создали план, по которому пойдет его дальнейшая жизнь. Новая содержащаяся в них идея - принятия инстинктов и эмоций, означает возникновение его собственной индивиду­альности, дает пациенту смелость сделать рискованный шаг и оказаться на другом, неизвестном берегу. Правильность ответа подтверждается его реальной жизнью, в которой он успешно установил настоящие любовные отношения с жен­щиной. В общем, эти символы помогают перекинуть мост от существующего состояния сознания к будущим целям. Они диаграмма энтелехии индивидуальной личности.
Однако эти символы являются не просто принципами на­правления движения, а в то же время служат фактическим источником энергии. Для свои рисунков пациент использо­вал символы не из своего личного опыта, они вышли из хра­нилища коллективного бессознательного, располагающего совершенно иным опытом и вложившим в них иное значение, чем то, которое открывается с позиций простого личного знания. Вот главная причина ценности приема активного во­ображения в нашей работе, поскольку он дает пациенту до­ступ к символам коллективного бессознательного. Личность осознает только свои первоочередные потребности и опас­ность, в которую ее затянули проблемы и из которых она не видит путей к спасению, поскольку обладает лишь ограни­ченным личным опытом. Коллективное бессознательное об­ладает бесконечно большим опытом в подобных критических ситуациях. Это дает ему возможность использовать свой символизм для передачи проблем пациента в истинном виде как типичный кризис в ходе роста и становления челове­ческого сознания, плоды которого поспеют в установленный срок. Принятие и распознавание истинного значения ситуа­ции освобождает психическую энергию, бывшую до сих пор вне досягаемости и, значит, до сих пор не используемую. Они помогли пациенту избавиться от чувства одиночества, чувства потерянности в безбрежном океане, заставили ос­мыслить себя как индивидуальный пример типичной истории человеческих кризисов и их разрешений.
Приложение
Ниже приведены цвета оригинальных рисунков пациента.
На первом рисунке - змея - темно-зеленая с желтой лу­чистой короной и красным языком. Земля - коричнево-жел­тая.
На втором рисунке змея и земля - прежнего цвета, про­странство между змеей и тремя шарами синее.
На третьем рисунке цвета соответствуют двум предыду­щим: зеленая змея с желтой короной и красным языком, ко­ричнево-желтые шары и синий цвет между ними.
На четвертом рисунке зеленая змея стала сине-зеленым кольцом, фрагменты имеют желтовато-зеленый цвет, тогда как оригинальный синий цвет - прежний.
Последний рисунок выполнен ровным синим цветом.