Найссер (Neisser, 1976), отошедший от своих ран них когнитивистских представлений, относит к ког нитивизму многие из тех критических положений, которые когда то были обращены в адрес бихевиори стов: «Удовлетворительная теория человеческой по знавательной способности (cognition) вряд ли может возникнуть на основе экспериментов, предоставляю
щих не имеющим соответствующей практики испы туемым лишь кратковременную возможность попы таться выполнить новые и бессмысленные для них задания» (р. 8). Психология, считает он, не должна исходить из предположений о существовании фик сированных механизмов выполнения задач по обра ботке информации, но должна «принять во внимание (высокую степень) совершенства и сложности когни тивных навыков, которыми люди в действительнос ти в состоянии овладеть, а также тот факт, что эти на выки поддаются систематическому развитию» (р. 8). Хотя он находит, что когнитивная психология пре тендует на такие достижения, как обнаружение не скольких типов памяти и описание стратегий, ис пользуемых при решении задач, он считает, что она не отдает должного человеческой природе. Она опе рирует вне контекста, использует схемы эксперимен тов, игнорирующие окружающую среду, и тестирует способности испытуемых на выполнение неесте ственных заданий (Neisser, 1985). Дженкинс (Jenkins,
1981) выдвигает сходные аргументы. Рид (Reed,
1987), как и Найссер, черпая вдохновение у Гибсона, отвергает и когнитивистскую внутреннюю причин ность, рассматривающую в качестве источника ког
ниции, и бихевиористскую внешнюю причинность, рассматривающую в качестве источника стимулы.
Он обращается к тому, что считает «корректным во просом», а именно «как люди приходят к познанию своего значимого окружения» (р. 166).
Факторы развития и социальные факторы
Обращая внимание на растущий интерес психоло гов к детскому познанию, Вальзинер (Valsiner, 1991) упрекает когнитивизм в том, что ему присуща «сис тематическая недооценка аффекта, контекста, куль туры и истории (организма)» (р. 483). Когнитивизм обращается к ментальным репрезентациям, в кото рых процессы развития находят лишь ограниченное место. Репрезентации — это статические концепты, не имеющие отношения к развитию. Хотя исследо вания показывают, что модели вычислительных про цессов не способны адекватно отражать получаемые учеными данные, восхищение технологическими до стижениями не дает им отказаться от машинных ана логий. Предпосылки когнитивизма уводят исследо вателей от изучения процессов развития и сосредо точивают их внимание на том, что уже сформировано. Когнитивная психология развития интересуется тем, какие специфические когнитивные функции детей могут быть активизированы в определенном возрас те и в различных ситуациях, а не тем, какие события позволяют ребенку достичь соответствующего уров ня функционирования. Обзор публикаций по когни тивной психологии развития свидетельствует о том, что авторы этих работ редко задаются вопросом, что именно развивается и каким образом. Их исследова ния, как правило, ограничиваются констатацией при
сутствия или отсутствия тех или иных функций в определенном возрастном периоде. Вальзинер утвер ждает, что развитие — это социальный процесс, на ходящийся в отношении взаимозависимости с совер шенствованием когнитивных навыков. Когнитивная психология не сделала теоретического прогресса «в своем предположении о стабильности самих объяс нительных механизмов» и фактически является «не “революцией”, а не более чем реставрацией ментали стской аргументации 1890 х гг., подновленной ком пьютерными моделями» (р. 490).
В Китае также предъявлялись претензии к когни тивной психологии, вызванные ее неспособностью признать роль социальных влияний. Жу (Zhu, 1985, цит. по: Yue, 1994) утверждает, что когнитивисты не рассматривают психологическую активность как со циальную практику и как тип объектно субъектных взаимодействий, а также игнорируют механизмы объединения когниций и эмоций в процессе взаимо действия и взаимообмена. В результате они не в со стоянии обнаружить креативность, инициативу и социальность. Герген (Gergen, 1994) также обвиняет когнитивизм в том, что тот не придает значения про блемам реального мира, в котором функционируют люди. Почему когнитивисты не обращаются к изуче нию таких проблем, как конфликт, агрессия, сотруд ничество, отчуждение, власть, эксплуатация или по литические и религиозные убеждения? Сарбин и Китсьюз (Sarbin & Kitsuse, 1994) согласны с когни тивистами в том, что человек обрабатывает инфор мацию, однако они настаивают, что эта обработка заключается в социальной практике.
Компьютерный мозг
С критической оценкой аналогии «компьютерного мозга» выступил Кантор (Kantor, 1978), который при шел к выводу, что оперирование такими аналогиями есть не что иное, как процесс «измышления или пере носа терминов без анализа соответствующих объектов и событий» (р. 581). Кантор утверждает, что работа мозга — это одна из взаимодействующих между собой биологических функций организма, и превращение его в психологический орган, способный к мышлению и восприятию, «вырывает важнейший орган из соответ ствующего ему места в биологической системе». Он находит, что «в научной психологии нет места каким либо воображаемым операциям мозга или вымышлен ным психическим процессам» (Kantor, 1979, р. 19). Скиннер (Skinner, 1989) обнаружил пробел в нашем знании о том, что происходит между стимулом и ре акцией организма, а также между последствиями (его реакций) и изменениями в поведении, являющимися результатами этих последствий. Он считает, что толь ко наука о мозге может заполнить этот пробел, одна ко рассматривает этот процесс лишь как заполнение информационного пробела, а не как нахождение ино го объяснения для тех же феноменов. Мозг не может объяснить поведение, поскольку он сам составляет
часть того, что подлежит объяснению (Skinner, 1990). Один из ранних критиков когнитивизма, Зварц (Swartz, 1958), не ограничивается критикой аналогий между компьютерами и мозгом и задает вопрос, поче му психология с такой легкостью отказывается от сво их законных владений и уступает принадлежащие ей по праву области событий, приписывая их биологии, химии или физике. Почему она сама не распростра няет сферу своих научных познаний на изучение вза имодействий между организмами и объектами, вмес то того чтобы передавать их в ведение другой науки? Аналогично Марр (Marr, 1988) спрашивает, почему необходимо обращаться к компьютеру для объясне ния поведения организма, который его спроектировал, построил и запрограммировал?
Согласно Обсерверу (Observer, 1978), психологи
«бросили взгляд в далекое прошлое психологии и
вытащили на свет теорию познания из двухчастно
го (bipartite) деления души, разума или сознания» (р. 158). В отличие от вторичной переработки про
мышленных отходов, которые можно использовать для изготовления новых ценных продуктов, вторич ная переработка спиритуалистских конструктов яв
ляется препятствием для научного прогресса. Одна ко, утверждает Обсервер, сконструированные психи ческие структуры и функции когнитивизма следует
отличать от наблюдаемых когнитивных событий, та
ких как вспоминание и мышление.
Аналогичным образом Блюитт (Blewitt, 1983) подвергает сомнению уместность заимствования аналогий из области непсихологических событий, таких как вычислительные машины, и настаивает на том, что любые психологические описания должны основываться на фактических событиях, включаю щих психологические факторы. Он отмечает, что когда компьютеры трактуются так, «как будто» они функционируют как люди (см., в частности: Simon,
1990), в результате мы рассматриваем психологи ческие события как то, чем они не являются. Когда мы начинаем рассматривать компьютеры так же, как и людей (см., в частности: Jonhson Laird, 1993),
мы упускаем из виду очень важные различия. Ког нитивные события, утверждает он, появляются как отношения между индивидом и познаваемой ве щью, а не возникают в существующем автономно, самоуправляемом компьютерном мозге. Окружаю щая среда вовсе не оказывается внутри организма для того, чтобы он обрабатывал ее; она остается на своем месте. То, что происходит в самом организме, это физиологические процессы, включающие хими ческие, электрические и физические, а не психоло
гические события. Психологические события — это взаимодействия организма и среды.
«Организм не поглощает среду, чтобы обрабо тать ее, а затем извергнуть в виде реакции; факти чески не происходит никакого «входа» или «выхо да» («inрut» or «outрut»). Организм и среда вступа ют в контакт друг с другом, и именно различные
формы этого контакта и составляют предмет пси хологических событий. В терминах психологичес ких событий ничего не происходит между «входом» и «выходом», потому что ничего не входит и не вы ходит. Предметом психологии является вовсе не
«набивка» («stuffing»), заполняющая пространство между стимулом и реакцией. Скорее, взаимодей ствие между стимулом и реакцией составляет пси хологическое событие» (Blewitt, 1983, р. 397).
В приведенном ниже отрывке из книги, посвящен ной мышлению, авторы — представители когнитив ной психологии — утверждают, что гипотетические механизмы мозга на самом деле представляют собой формы поведения:
«Хотя не подлежит сомнению, что индивиды на капливают и хранят воспоминания о своем пове дении и в норме ведут себя в соответствии с акту альными на данный момент обстоятельствами, мы не располагаем явными свидетельствами — ни логическими, ни эмпирическими — того, что эти формы поведения действительно представляют собой внутренние психические единицы, которые сохраняются, обрабатываются, отыскиваются, от бираются и извлекаются с помощью некоего на бора внутренних устройств хранения и обработки. Такая точка зрения приводит нас только к регрес сивным (бесконечным) вопросам о механизмах, лежащих в основе механизмов. Не случайно, что описание символических процессов (функций яко бы существующего символического устройства) дается в поведенческих терминах, таких как хране ние, сортировка и отбор. Сам по себе этот факт подводит нас к мысли о том, что данные процессы являются функцией не какого либо устройства, а человека, являясь неотъемлемой частью или, точ нее, характеристиками его поведения» (Bourne, Eckstrand & Dominowski, 1971, р. 13).
Марр (Marr, 1983) также замечает, что физиоло гические объяснения основываются скорее на пове дении, чем на физиологии, и предлагаются обычно психологами, а не физиологами. Он утверждает, что если мы хотим понять работу мозга, мы должны изу чать сам мозг. Исследования паттернов реакций моз га при зрительном восприятии показывают нам сложные физиологические процессы, но они не гово рят нам о том, как мы видим человеческое лицо. Предположения о гипотетическом извлечении ка жутся ему (в высшей степени) «странными»:
«Механизмы, предлагаемые в качестве объясне ния этого якобы имеющего место процесса, пред ставляются настолько странными, что даже трудно
понять, как можно воспринимать их всерьез. Давай те еще раз рассмотрим процесс узнавания. В од ном случае мне говорят, что я узнаю ваше лицо, со поставляя его с репрезентацией, хранимой в моей памяти. Но откуда я знаю, какую репрезентацию я должен извлечь, чтобы сравнить ее с вашим лицом? Сам по себе процесс ее выбора уже должен пред ставлять собой форму узнавания — таким образом, такое объяснение не решает проблему, а просто от кладывает ее решение. Мы вынуждены распростра нить это рассуждение на узнавание образа вашего лица. Предполагается, что я должен иметь в своем распоряжении репрезентацию образа вашего лица, которую я должен сопоставить с самим обра зом, и т. д., и т. п.» (р. 18).
Пронко (Рronko, 1988) отмечает, что у нас отсут ствуют какие либо свидетельства того, что мозг об рабатывает, контролирует, хранит, помнит или вы полняет функции. Даже если мы предположим, что он действительно делает все это, мы должны объяс нить, каким образом это возможно, прежде чем смо жем применить данное объяснение к человеческой деятельности. Он заключает, что все эти компьютер ные атрибуты мозга — не более чем чистая мифоло гия: что нам фактически известно — так это то, что мозг участвует в таких событиях, как мышление и вспоминание, но в них также участвует и множество других условий, как биологических, так и небиоло гических, и именно их совместное действие охваты вает когнитивные и другие виды взаимодействий.
Найссер (Neisser, 1976), отошедший от своих ранних когнитивистских представлений, относит к ког-нитивизму многие из тех критических положений, которые когда-то были обращены в адрес бихевиори-стов: «Удовлетворительная теория человеческой познавательной способности (cognition) вряд ли может возникнуть на основе экспериментов, предоставляю-
щих не имеющим соответствующей практики испытуемым лишь кратковременную возможность попытаться выполнить новые и бессмысленные для них задания» (р. 8). Психология, считает он, не должна исходить из предположений о существовании фиксированных механизмов выполнения задач по обработке информации, но должна «принять во внимание (высокую степень) совершенства и сложности когнитивных навыков, которыми люди в действительности в состоянии овладеть, а также тот факт, что эти навыки поддаются систематическому развитию» (р. 8). Хотя он находит, что когнитивная психология претендует на такие достижения, как обнаружение нескольких типов памяти и описание стратегий, используемых при решении задач, он считает, что она не отдает должного человеческой природе. Она оперирует вне контекста, использует схемы экспериментов, игнорирующие окружающую среду, и тестирует способности испытуемых на выполнение неестественных заданий (Neisser, 1985). Дженкинс (Jenkins, 1981) выдвигает сходные аргументы. Рид (Reed, 1987), как и Найссер, черпая вдохновение у Гибсона, отвергает и когнитивистскую внутреннюю причинность, рассматривающую в качестве источника ког-ниции, и бихевиористскую внешнюю причинность, рассматривающую в качестве источника стимулы. Он обращается к тому, что считает «корректным вопросом», а именно «как люди приходят к познанию своего значимого окружения» (р. 166).
Факторы развития и социальные
Факторы
Обращая внимание на растущий интерес психологов к детскому познанию, Вальзинер (Valsiner, 1991) упрекает когнитивизм в том, что ему присуща «систематическая недооценка аффекта, контекста, культуры и истории (организма)» (р. 483). Когнитивизм обращается к ментальным репрезентациям, в которых процессы развития находят лишь ограниченное место. Репрезентации — это статические концепты, не имеющие отношения к развитию. Хотя исследования показывают, что модели вычислительных процессов не способны адекватно отражать получаемые учеными данные, восхищение технологическими достижениями не дает им отказаться от машинных аналогий. Предпосылки когнитивизма уводят исследователей от изучения процессов развития и сосредоточивают их внимание на том, что уже сформировано. Когнитивная психология развития интересуется тем, какие специфические когнитивные функции детей могут быть активизированы в определенном возрасте и в различных ситуациях, а не тем, какие события позволяют ребенку достичь соответствующего уровня функционирования. Обзор публикаций по когнитивной психологии развития свидетельствует о том, что авторы этих работ редко задаются вопросом, что именно развивается и каким образом. Их исследования, как правило, ограничиваются констатацией при-
сутствия или отсутствия тех или иных функций в определенном возрастном периоде. Вальзинер утверждает, что развитие — это социальный процесс, находящийся в отношении взаимозависимости с совершенствованием когнитивных навыков. Когнитивная психология не сделала теоретического прогресса «в своем предположении о стабильности самих объяснительных механизмов» и фактически является «не "революцией", а не более чем реставрацией ментали-стской аргументации 1890-х гг., подновленной компьютерными моделями» (р. 490).
В Китае также предъявлялись претензии к когнитивной психологии, вызванные ее неспособностью признать роль социальных влияний. Жу (Zhu, 1985, цит. по: Yue, 1994) утверждает, что когнитивисты не рассматривают психологическую активность как социальную практику и как тип объектно-субъектных взаимодействий, а также игнорируют механизмы объединения когниций и эмоций в процессе взаимодействия и взаимообмена. В результате они не в состоянии обнаружить креативность, инициативу и социальность. Герген (Gergen, 1994) также обвиняеткогнитивизм в том, что тот не придает значения проблемам реального мира, в котором функционируют люди. Почему когнитивисты не обращаются к изучению таких проблем, как конфликт, агрессия, сотрудничество, отчуждение, власть, эксплуатация или политические и религиозные убеждения? Сарбин и Китсьюз (Sarbin & Kitsuse, 1994) согласны скогни-тивистами в том, что человек обрабатывает информацию, однако они настаивают, что эта обработка заключается в социальной практике.
Компьютерный мозг
С критической оценкой аналогии «компьютерного мозга» выступил Кантор (Kantor, 1978), который пришел к выводу, что оперирование такими аналогиями есть не что иное, как процесс «измышления или переноса терминов без анализа соответствующих объектов и событий» (р. 581). Кантор утверждает, что работа мозга — это одна из взаимодействующих между собой биологических функций организма, и превращение его в психологический орган, способный к мышлению и восприятию, «вырывает важнейший орган из соответствующего ему места в биологической системе». Он находит, что «в научной психологии нет места каким-либо воображаемым операциям мозга или вымышленным психическим процессам» (Kantor, 1979, р. 19). Скиннер (Skinner, 1989) обнаружил пробел в нашем знании о том, что происходит между стимулом и реакцией организма, а также между последствиями (его реакций) и изменениями в поведении, являющимися результатами этих последствий. Он считает, что только наука о мозге может заполнить этот пробел, однако рассматривает этот процесс лишь как заполнение информационного пробела, а не как нахождение иного объяснения для тех же феноменов. Мозг не может объяснить поведение, поскольку он сам составляет
часть того, что подлежит объяснению (Skinner, 1990). Один из ранних критиков когнитивизма, Зварц (Swartz, 1958), не ограничивается критикой аналогий между компьютерами и мозгом и задает вопрос, почему психология с такой легкостью отказывается от своих законных владений и уступает принадлежащие ей по праву области событий, приписывая их биологии, химии или физике. Почему она сама не распространяет сферу своих научных познаний на изучение взаимодействий между организмами и объектами, вместо того чтобы передавать их в ведение другой науки? Аналогично Марр (Магг, 1988) спрашивает, почему необходимо обращаться к компьютеру для объяснения поведения организма, которыйего спроектировал, построил и запрограммировал?
Согласно Обсерверу(Observer, 1978), психологи «бросили взгляд в далекое прошлое психологии и вытащили на свет теорию познания из двухчастного (bipartite) деления души, разума или сознания» (р. 158). В отличие от вторичной переработки промышленных отходов, которые можно использовать для изготовления новых ценных продуктов, вторичная переработка спиритуалистских конструктов является препятствием для научного прогресса. Однако, утверждает Обсервер, сконструированные психические структуры и функции когнитивизма следует отличать от наблюдаемых когнитивных событий, таких как вспоминание и мышление.
Аналогичным образом Блюитт (Blewitt, 1983) подвергает сомнению уместность заимствования аналогий из области непсихологических событий, таких как вычислительные машины, и настаивает на том, что любые психологические описания должны основываться на фактических событиях, включающих психологические факторы. Он отмечает, что когда компьютеры трактуются так, «как будто» они функционируют как люди (см., в частности: Simon, 1990), в результате мы рассматриваем психологические события как то, чем они не являются. Когда мы начинаем рассматривать компьютеры так же, как и людей (см., в частности: Jonhson-Laird, 1993), мы упускаем из виду очень важные различия. Когнитивные события, утверждает он, появляются как отношения между индивидом и познаваемой вещью, а не возникают в существующем автономно, самоуправляемом компьютерном мозге. Окружающая среда вовсе не оказывается внутри организма для того, чтобы он обрабатывал ее; она остается на своем месте. То, что происходит в самом организме, это физиологические процессы, включающие химические, электрические и физические, а не психологические события. Психологические события — это взаимодействия организма и среды.
«Организм не поглощает среду, чтобы обработать ее, а затем извергнуть в виде реакции; фактически не происходит никакого «входа» или «выхода» («input» or «output»). Организм и среда вступают в контакт друг с другом, и именно различные
формы этого контакта и составляют предмет психологических событий. В терминах психологических событий ничего не происходит между «входом» и «выходом», потому что ничего не входит и не выходит. Предметом психологии является вовсе не «набивка» («stuffing»), заполняющая пространство между стимулом и реакцией. Скорее, взаимодействие между стимулом и реакцией составляет психологическое событие» (Blewitt, 1983, р. 397).
В приведенном ниже отрывке из книги, посвященной мышлению, авторы — представители когнитивной психологии — утверждают, что гипотетические механизмы мозга на самом деле представляют собой формы поведения:
«Хотя не подлежит сомнению, что индивиды накапливают и хранят воспоминания о своем поведении и в норме ведут себя в соответствии с актуальными на данный момент обстоятельствами, мы не располагаем явными свидетельствами —- ни логическими, ни эмпирическими — того, что эти формы поведения действительно представляют собой внутренние психические единицы, которые сохраняются, обрабатываются, отыскиваются, отбираются и извлекаются с помощью некоего набора внутренних устройств хранения и обработки. Такая точка зрения приводит нас только к регрессивным (бесконечным) вопросам о механизмах, лежащих в основе механизмов. Не случайно, что описание символических процессов (функций якобы существующего символического устройства) дается в поведенческих терминах, таких как хранение, сортировка и отбор. Сам по себе этот факт подводит нас к мысли о том, что данные процессы являются функцией не какого-либо устройства, а человека, являясь неотъемлемой частью или, точнее, характеристиками его поведения» (Bourne, Eckstrand&Dominowski, 1971, p. 13).
Марр (Marr, 1983) также замечает, что физиологические объяснения основываются скорее на поведении, чем на физиологии, и предлагаются обычно психологами, а не физиологами. Он утверждает, что если мы хотим понять работу мозга, мы должны изучать сам мозг. Исследования паттернов реакций мозга при зрительном восприятии показывают нам сложные физиологические процессы, но они не говорят нам о том, как мы видим человеческое лицо. Предположения о гипотетическом извлечении кажутся ему (в высшей степени) «странными»:
«Механизмы, предлагаемые в качестве объяснения этого якобы имеющего место процесса, представляются настолько странными, что даже трудно
понять, как можно воспринимать их всерьез. Давайте еще раз рассмотрим процесс узнавания. В одном случае мне говорят, что я узнаю ваше лицо, сопоставляя его с репрезентацией, хранимой в моей памяти. Но откуда я знаю, какую репрезентацию я должен извлечь, чтобы сравнить ее с вашим лицом? Сам по себе процесс ее выбора уже должен представлять собой форму узнавания—таким образом, такое объяснение не решает проблему, а просто откладывает ее решение. Мы вынуждены распространить это рассуждение на узнавание образа вашего лица. Предполагается, что я должен иметь в своем распоряжении репрезентацию образа вашего лица, которую я должен сопоставить с самим образом, и т. д., и т. п.» (р. 18).
Пронко (Pronko, 1988) отмечает, что у нас отсутствуют какие-либо свидетельства того, что мозг обрабатывает, контролирует, хранит, помнит или выполняет функции. Даже если мы предположим, что он действительно делает все это, мы должны объяснить, каким образом это возможно, прежде чем сможем применить данное объяснение к человеческой деятельности. Он заключает, что все эти компьютерные атрибуты мозга — не более чем чистая мифология: что нам фактически известно — так это то, что мозг участвует в таких событиях, как мышление и вспоминание, но в них также участвует и множество других условий, как биологических, так и небиологических, и именно их совместное действие охватывает когнитивные и другие виды взаимодействий.