ШЕСТАЯ ЛЕКЦИЯ

ПРЕДПОЛОЖЕНИџ И ТЕХНИКА ТОЛКОВАНИџ Уважаемые дамы и господа! Итак, нам нужен новый подход, определенныйметод, чтобы сдвинуться с места в изучении сновидения. Сделаю одно простоепредложение: давайте будем придерживаться в дальнейшем предположения, чтосновидение является не соматическим, а психическим феноменом. Что этоозначает, вы знаете, но что дает нам право на это предположение? Ничего, ноничто не мешает нам его сделать. Вопрос ставится так: если сновидениеявляется соматическим феноменом, то нам нет до него дела; оно интересует настолько при условии, что является психическим феноменом. Таким образом, мыбудем работать при условии, что это действительно так, чтобы посмотреть, чтоиз этого следует. Результаты нашей работы покажут, останемся ли мы при этомпредположении и сможем ли считать его, в свою очередь, определеннымрезультатом. Чего мы, собственно, хотим достичь, для чего работаем? Мы хотимтого, к чему вообще стремятся в науке, т. е. понимания феноменов,установления связей между ними и, в конечном счете, там, где это возможно,усиления нашей власти над ними. Итак, мы продолжаем работу, предполагая, что сновидение естьпсихический феномен. В этом случае оно является продуктом и проявлением видевшего сон, который, однако,нам ничего не говорит, который мы не понимаем. Но что вы будете делать вслучае, если я скажу вам что-то непонятное? Спросите меня, не так ли? Почемунам не сделать то же самое, не расспросить видевшего сон, что означает егосновидение? Вспомните, мы уже были однажды в данной ситуации. Это было приисследовании ошибочных действий, в случае оговорки. Некто сказал: Da sindDinge zum Vorschwein gekommen, и по этому поводу его спросили -- нет, ксчастью, не мы, а другие, совершенно непричастные к психоанализу люди, --эти другие спросили, что он хотел сказать данными непонятными словами.Спрошенный тотчас же ответил, что он имел намерение сказать: das warenSchweinereien (это были свинства), но подавил это намерение для другого,выраженного более мягко. Уже тогда я вам заявил, что этот расспрос являетсяпрообразом любого психоаналитического исследования, и теперь вы понимаете,что техника психоанализа заключается в том, чтобы получить решение загадок,насколько это возможно, от самого обследуемого. Таким образом, видевший сонсам должен нам сказать, что значит его сновидение. Но, как известно, при сновидении все не так просто. При ошибочныхдействиях это удавалось в целом ряде случаев, но были и случаи, когдаспрашиваемый ничего не хотел говорить и даже возмущенно отклонялпредложенный нами вариант ответа. При сновидении же случаев первого родавообще нет; видевший сон всегда отвечает, что он ничего не знает. Отрицатьнаше толкование он не может, потому что мы ему ничего не можем предложить.Может быть, нам все же отказаться от своей попытки? Ни он, ни мы ничего незнаем, а кто-то третий уж наверняка ничего не может знать, так что у нас,пожалуй, нет никакой надежды что-либо узнать. Тогда, если хотите, оставьте эту попытку. Еслинет, можете следовать за мной. Я скажу вам, что весьма возможно и даже оченьвероятно, что видевший сон все-таки знает, что означает его сновидение, онтолько не знает о своем знании и полагает поэтому, что не знает этого. Вы можете мне заметить, что я опять ввожу новое предположение, ужевторое в этом коротком изложении, и тем самым в значительной степени ставлюпод сомнение достоверность своего метода. Итак, первое предположениезаключается в том, что сновидение есть психический феномен, второе -- в том,что в душе человека существует что-то, о чем он знает, не зная, что он о немзнает, и т. д. Стоит только принять во внимание внутреннююнеправдоподобность каждого из этих двух предположений, чтобы вообще утратитьвсякий интерес к вытекающим из них выводам. Но, уважаемые дамы и господа, я пригласил вас сюда не для того, чтобыподурачить или что-то скрывать. Я, правда, заявил об "элементарном курселекций по введению в психоанализ", но я не намерен был излагать вам материалin usum delphini,* изображая все сглаженным, тщательно скрывая от вас всетрудности, заполняя все пробелы, затушевывая сомнения, чтобы вы с легкимсердцем могли подумать, что научились чему-то новому. Нет, именно потому,что вы начинающие, я хотел показать вам нашу науку как она есть, с еешероховатостями и трудностями, претензиями и сомнениями. Я знаю, что ни водной науке не может быть иначе, особенно вначале. Я знаю также, что припреподавании сначала стараются скрыть от учащихся эти трудности инесовершенства. ---------------------------------------- * In usum delphini -- "для дофина" (надпись, сделанная на изданииклассиков, которое по приказу Людовика XIV было составлено для его сына). --Прим. нем. изд. Но к психоанализу это не подходит. Я действительно сделал двапредположения, одно в пределах другого, и кому все это кажется слишкомтрудным и неопределенным, кто привык к большей достоверности и изяществувыводов, тому не следует идти с нами дальше. Я только думаю, что ему вообщеследовало бы оставить психологические проблемы, потому что, боюсь, точных идостоверных путей, которыми он готов идти, здесь он, скорее всего, ненайдет. Да и совершенно излишне, чтобы наука, которая может что-топредложить, беспокоилась о том, чтобы ее услышали, и вербовала бы себесторонников. Ее результаты должны говорить за нее сами, а сама она можетподождать, пока они привлекут внимание. Но тех из вас, кто хочет продолжать занятия, я должен предупредить, чтооба мои предположения не равноценны. Первое предположение, что сновидениеявляется психическим феноменом, мы хотим доказать результатами нашей работы;второе уже доказано в другой области науки, и я только беру на себя смелостьприложить его к решению наших проблем. Так где же, в какой области науки было доказано, что есть такое знание,о котором человеку ничего не известно (как это имеет место, по нашемупредположению, у видевшего сон)? Это был бы замечательный, поразительныйфакт, меняющий наше представление о душевной жизни, который нет надобностискрывать. Между прочим, это факт, который сам отрицает то, что утверждает, ивсе-таки является чем-то действительным, contradictio in adjecto.* Так он ине скрывается. И не его вина, если о нем ничего не знают или недостаточно внего вдумываются. Точно так же не наша вина, что обо всех этихпсихологических проблемах судят люди, которые далеки от всех наблюде- ---------------------------------------- * Противоречие в определении (лат.). -- Прим. пер. ний и опытов, имеющих в данном вопросе решающее значение. Доказательство было дано в области гипнотических явлений. Когда я в1889 г. наблюдал чрезвычайно убедительные демонстрации Льебо и Бернгейма вНанси, я был свидетелем и следующего эксперимента. Когда человека привели всомнамбулическое состояние, заставили в этом состоянии галлюцинаторнопережить всевозможные ситуации, а затем разбудили, то сначала ему казалось,что он ничего не знает о происходившем во время гипнотического сна. Бернгеймпотребовал рассказать, что с ним происходило во время гипноза. Человекутверждал, что ничего не может вспомнить. Но Бергейм настаивал, требовал,уверял его, что он знает, должен вспомнить, и вот человек заколебался, началсобираться с мыслями, вспомнил сначала смутно одно из внушенных емупереживаний, затем другое, воспоминание становилось все отчетливей, всеполнее и наконец было восстановлено без пробелов. Но так как он все этознал, как затем и оказалось, хотя никто посторонний не мог ему ничегосообщить, то напрашивается вывод, что он знал об этих переживаниях ранее.Только они были ему недоступны, он не знал, что они у него есть, он полагал,что ничего о них не знает. Итак, это совершенно та же самая ситуация, вкоторой, как мы предполагаем, находится видевший сон. Надеюсь, вас поразит этот факт и вы спросите меня: почему же вы несослались на это доказательство уже раньше, рассматривая ошибочные действия,когда мы пришли к заключению, что приписывали оговорившемуся человекунамерения, о которых он не знал и которые отрицал? Если кто-нибудь думает,что ничего не знает о переживаниях, воспоминания о которых у него все-такиесть, то тем более вероятно, что он ничего не знает и о других внутреннихдушевных процессах. Этот довод, конечно, произвел бы впечатление и помог бынам понять ошибочные действия. Разумеется, я мог бы сослаться на него итогда, но я приберег его для другого случая, где он был более необходим.Ошибочные действия частично разъяснились сами собой; с другой стороны, онинапомнили нам, что вследствие общей связи явлений все-таки следуетпредположить существование таких душевных процессов, о которых ничего неизвестно. Изучая сновидения, мы вынуждены пользоваться сведениями из другихобластей, и, кроме того, я учитываю тот факт, что здесь вы скореесогласитесь на привлечение сведений из области гипноза. Состояние, в которомсовершаются ошибочные действия, должно быть, кажется вам нормальным, оно непохоже на гипнотическое. Напротив, между гипнотическим состоянием и сном,при котором возникают сновидения, имеется значительное сходство. Ведьгипнозом называется искусственный сон; мы говорим лицу, котороегипнотизируем: спите, и внушения, которые мы ему делаем, можно сравнить сосновидениями во время естественного сна. Психические ситуации в обоихслучаях действительно аналогичны. При естественном сне мы гасим интерес квнешнему миру, при гипнотическом -- опять-таки ко всему миру, за исключениемлица, которое нас гипнотизирует, с которым мы остаемся в связи. Впрочем, такназываемый сон кормилицы, при котором она имеет связь с ребенком и только имможет быть разбужена, является нормальной аналогией гипнотического сна.Перенесение особенностей гипноза на естественный сон не кажется поэтомутаким уж смелым. Предположение, что видевший сон также знает о своемсновидении, которое ему только недоступно, так что он и сам этому не верит,не совсем беспочвенно. Кстати, заметим себе, что здесь перед намиоткрывается третий путь к изучению сновидений: от нарушающих сонраздражений, от снов наяву, а теперь еще от сновидении, внушенных в гипнотическомсостоянии. А теперь, когда наша уверенность в себе возросла, вернемся к нашейпроблеме. Итак, очень вероятно, что видевший сон знает о своем сновидении, изадача состоит в том, чтобы дать ему возможность обнаружить это знание исообщить его нам. Мы не требуем, чтобы он сразу сказал о смысле своегосновидения, но он может открыть происхождение сновидения, круг мыслей иинтересов, которые его определили. Вспомните случай ошибочного действия,когда у кого-то спросили, откуда произошла оговорка "Vorschwein", и первое,что пришло ему в голову, дало нам разъяснение. Наша техника исследованиясновидений очень проста, весьма похожа на только что упомянутый прием. Мывновь спросим видевшего сон, откуда у него это сновидение, и первое еговысказывание будем считать объяснением. Мы не будем обращать внимание на то,думает ли он, что что-то знает, или не думает, и в обоих случаях поступимодинаково. Эта техника, конечно, очень проста, но, боюсь, она вызовет у вас самыйрезкий отпор. Вы скажете: новое предположение, третье! И самое невероятноеиз всех! Если я спрошу у видевшего сон, что ему приходит в голову по поводусновидения, то первое же, что ему придет в голову, и должно дать желаемоеобъяснение? Но ему вообще может ничего не прийти или придет бог знает что.Мы не понимаем, на что тут можно рассчитывать. Вот уж, действительно, чтозначит проявить слишком много доверия там, где уместнее было бы побольшекритики. К тому же сновидение состоит ведь не из одного неправильного слова,а из многих элементов. Какой же мысли, случайно пришедшей в голову, нужнопридерживаться? Вы правы во всем, что касается второстепенного. Сновидение отличаетсяот оговорки также и большим количеством элементов. С этим условием технике необходимо считаться. Ноя предлагаю вам разбить сновидение на элементы и исследовать каждый элементв отдельности, и тогда вновь возникнет аналогия с оговоркой. Вы правы и втом, что по отношению к отдельным элементам спрашиваемый может ответить, чтоему ничего не приходит в голову. Есть случаи, в которых мы удовлетворимсяэтим ответом, и позднее вы узнаете, каковы они. Примечательно, что это такиеслучаи, о которых мы сами можем составить определенное суждение. Но в общем,если видевший сон будет утверждать, что ему ничего не приходит в голову, мывозразим ему, будем настаивать на своем, уверять его, что хоть что-то должноему прийти в голову, и окажемся правы. Какая-нибудь мысль придет ему вголову, нам безразлично какая. Особенно легко ему будет дать сведения,которые можно назвать историческими. Он скажет: вот это случилось вчера (какв обоих известных нам "трезвых" сновидениях), или: это напоминает что-тонедавно случившееся; таким образом, мы замечаем, что связи сновидений свпечатлениями последних дней встречаются намного чаще, чем мы сначалапредполагали. Исходя из сновидения, видевший сон припомнит наконец болееотдаленные, возможно, даже совсем далекие события. Но в главном вы не правы. Если вы считаете слишком произвольнымпредположение о том, что первая же мысль видевшего сон как раз и дастискомое или должна привести к нему, если вы думаете, что эта перваяпришедшая в голову мысль может быть, скорее всего, совершенно случайной и несвязанной с искомым, что я просто лишь верю в то, что можно ожидать от неедругого, то вы глубоко заблуждаетесь. Я уже позволил себе однаждыпредупредить вас, что в вас коренится вера в психическую свободу ипроизвольность, но она совершенно ненаучна и должна уступить требованию необходимого детерминизма и в душевной жизни. Я прошу вассчитаться с фактом, что спрошенному придет в голову именно это и ничтодругое. Но я не хочу противопоставлять одну веру другой. Можно доказать, чтопришедшая в голову спрошенному мысль не произвольна, а вполне определенна исвязана с искомым нами.1 Да, я недавно узнал, не придавая, впрочем, этомубольшого значения, что и экспериментальная психология располагает такимидоказательствами. В связи с важностью обсуждаемого предмета прошу вашего особоговнимания. Если я прошу кого-то сказать, что ему пришло в голову по поводуопределенного элемента сновидения, то я требую от него, чтобы он отдалсясвободной ассоциации, придерживаясь исходного представления. Это требуетособой установки внимания, которая совершенно иная, чем установка приразмышлении, и исключает последнее. Некоторым легко дается такая установка,другие обнаруживают при таком опыте почти полную неспособность. Существует иболее высокая степень свободы ассоциации, когда опускается также и этоисходное представление и определяется только вид и род возникающей мысли,например, определяется свободно возникающее имя собственное или число. Этавозника- ---------------------------------------- 1 Неизменно подчеркивая, что он является сторонником строжайшегодетерминизма применительно к течению психических процессов, Фрейд имел ввиду причинную обусловленность этих процессов психическими же силами илифакторами. Советская психология отвергает подобное понимание детерминизма.Она рассматривает факты сознательной и бессознательной психической жизни вих обусловленности физиологическими и социальными факторами, не отрицаявместе с тем активность психического и, стало быть, его особую (несводимую кфизиологическим и социальным механизмам) роль в регуляции поведения. ющая мысль может быть еще произвольнее, еще более непредвиденной, чемвозникающая при использовании нашей техники. Но можно доказать, что онакаждый раз строго детерминируется важными внутренними установками,неизвестными нам в момент их действия и так же мало известными, какнарушающие тенденции при ошибочных действиях и тенденции, провоцирующиеслучайные действия. Я и многие другие после меня неоднократно проводили такие исследованияс именами и числами, самопроизвольно возникающими в мыслях; некоторые из нихбыли также опубликованы. При этом поступают следующим образом: к пришедшемув голову имени вызывают ряд ассоциаций, которые уже не совсем свободны, асвязаны, как и мысли по поводу элементов сновидения, и это продолжают до техпор, пока связь не исчерпается. Но затем выяснялись и мотивировка, изначение свободно возникающего имени. Результаты опытов все времяповторяются, сообщение о них часто требует изложения большого фактическогоматериала и необходимых подробных разъяснений. Возможно, самымидоказательными являются ассоциации свободно возникающих чисел; они протекаюттак быстро и направляются к скрытой цели с такой уверенностью, что простоошеломляют. Я хочу привести вам только один пример с таким анализом имени,так как его, к счастью, можно изложить кратко. Во время лечения одного молодого человека я заговариваю с ним на этутему и упоминаю положение о том, что, несмотря на кажущуюся произвольность,не может прийти в голову имя, которое не оказалось бы обусловленнымближайшими отношениями, особенностями испытуемого и его настоящимположением. Так как он сомневается в этом, я предлагаю ему, не откладывая,самому провести такой опыт. Я знаю, что у него особенно много разного родаотношений с женщинами и девушками, и полагаю поэтому, что у него будетособенно большой выбор, если ему предложить назвать первое попавшеесяженское имя. Он соглашается. Но к моему или, вернее, к его удивлению, наменя не катится лавина женских имен, а, помолчав, он признается, что емупришло на ум всего лишь одно имя: Альбина. Странно, что же вы связываете сэтим именем? Сколько Альбин вы знаете? Поразительно, но он не знает ни однойАльбины, и больше ему ничего не приходит в голову по поводу этого имени.Итак, можно было предположить, что анализ не удался; но нет, он был ужезакончен, и не потребовалось никаких других мыслей. У молодого человека былнеобычно светлый цвет волос, во время бесед при лечении я часто в шуткуназывал его Альбина, мы как раз занимались выяснением доли женского начала вего конституции. Таким образом, он сам был этой Альбиной, самой интереснойдля него в это время женщиной. То же самое относится к непосредственно всплывающим мелодиям, которыеопределенным образом обусловлены кругом мыслей человека, занимающих его,хотя он этого и не замечает. Легко показать, что отношение к мелодии связанос ее текстом или происхождением; но следует быть осторожным, это утверждениене распространяется на действительно музыкальных людей, относительно которыху меня просто нет данных. У таких людей ее появление может объяснятьсямузыкальным содержанием мелодии. Но чаще встречается, конечно, первыйслучай. Так, я знаю одного молодого человека, которого долгое времяпреследовала прелестная песня Париса из Прекрасной Елены [Оффенбаха], покаанализ не обратил его внимания на конкуренцию "Иды" и "Елены", занимавшуюего в то время. Итак, если совершенно свободно возникающие мысли обусловлены такимобразом и подчинены определенной связи, то тем более мы можем заключить, чтомысли с единственной связью, с исходным представлением, могут быть не менееобусловленными. Исследование действительно показывает, что, кромепредполагаемой нами связи с исходным представлением, следует признать ихвторую зависимость от богатых аффектами мыслей и интересов, комплексов,воздействие которых в настоящий момент неизвестно, т. е. бессознательно. Свободно возникающие мысли с такой связью были предметом оченьпоучительных экспериментальных исследований, сыгравших в историипсихоанализа достойную внимания роль.1 Школа Вундта предложила такназываемый ассоциативный эксперимент, при котором ---------------------------------------- 1 Изучение ассоциаций являлось одной из первых тем психологии,приобретавшей облик экспериментальной науки. Испытуемый в этих опытах долженбыл отреагировать на предъявляемое ему слово-раздражитель первым пришедшим вголову другим словом, т. е. непосредственной вербальной реакцией. Связьмежду словом-раздражителем и словом-реакцией трактовалась с позицийассоциативной концепции, предполагавшей, что эта связь детерминированачастотой предшествующих сочетаний этих слов, их смежностью и т. п.Дальнейшее изучение вербальных реакций на предъявляемый стимул выявило, чтов ряде случаев наблюдается их необычность, задержка (торможение) реакции ит. п. Это дало основание предположить, что привычный поток ассоциацийнарушается под влиянием аффективной значимости того слова, на котороеиспытуемому было предложено отреагировать. Сам испытуемый не мог разъяснить,почему его реакция оказалась столь непривычной, странной. Первоначально фактвлияния неосознаваемых аффектов на ассоциативное течение представлений былвыявлен швейцарским психиатром Юнгом, сблизившимся с Фрейдом в первый периоддеятельности, но затем разошедшимся с ним. Данные Юнга стимулировалиразработку понятия о комплексе -- особом психическом образовании, в которомзначимые для личности идеи бессознательно и прочно сливаются с аффектами.Понятие комплекса заняло в системе представлений Фрейда прочное место. Кромеиндивидуальных комплексов он выделил общекультурные, которые выступают вкачестве детерминанты психической деятельности всех людей, принадлежащих кданной культуре. испытуемому предлагалось как можно быстрее ответить любой реакцией наслово-раздражитель. Затем изучались интервал между раздражением и реакцией,характер ответной реакции, ошибки при повторении того же эксперимента иподобное. Цюрихская школа под руководством Блейлера и Юнга дала объяснениепроисходящим при ассоциативном эксперименте реакциям, предложив испытуемомуразъяснять полученные реакции дополнительными ассоциациями, если они сами посебе привлекали внимание своей необычностью. Затем оказалось, что этинеобычные реакции самым тесным образом связаны с комплексами испытуемого.Тем самым Блейлер и Юнг перебросили мост от экспериментальной психологии кпсихоанализу. На основании этих данных вы можете сказать: "Теперь мы признаем, чтосвободно возникающие мысли детерминированы, не произвольны, как мы полагали.То же самое мы допускаем и по отношению к мыслям, возникающим по поводуэлементов сновидения. Но ведь это не то, что нам нужно. Ведь вы утверждаете,что мысли, пришедшие по поводу элемента сновидения, детерминированы какой-тонеизвестной психической основой именно этого элемента. А нам это не кажетсяочевидным. Мы уже предполагаем, что мысль по поводу элемента сновиденияпредопределена комплексами видевшего сон, но какая нам от этого польза? Этоприведет нас не к пониманию сновидения, но только к знанию этих такназываемых комплексов, как это было в ассоциативном эксперименте. Но что уних общего со сновидением?" Вы правы, но упускаете один момент. Кстати, именно тот, из-за которогоя не избрал ассоциативный эксперимент исходной точкой этого изложения. Вэтом эксперименте одна детерминанта реакции, а именно слово-раздражитель,выбирается нами произвольно. Реакция является посредником между этимсловом-раздражителем и затронутым им комплексом испытуемого. При сновидениислово-раздражитель заменяется чем-то, что само исходит из душевной жизнивидевшего сон, из неизвестных ему источников, т. е. из того, что само легкомогло бы стать "производным от комплекса". Поэтому напрашиваетсяпредположение, что и связанные с элементами сновидения дальнейшие мыслибудут определены не другим комплексом, а именно комплексом самого элемента иприведут также к его раскрытию. Позвольте мне на другом примере показать, что дело обстоит именно так,как мы предполагаем в нашем случае. Забывание имен собственных является,собственно говоря, прекрасным примером для анализа сновидения; только здесьв одном лице сливается то, что при толковании сновидения распределяетсямежду двумя. Если я временно забыл имя, то у меня есть уверенность, что яэто имя знаю; та уверенность, которую мы можем внушить видевшему сон толькообходным путем при помощи эксперимента Бернгейма. Но забытое, хотя изнакомое имя мне недоступно. Все усилия вспомнить его ни к чему не приводят,это я знаю по опыту. Но вместо забытого имени я могу придумать одно илинесколько замещающих имен. И если такое имя-заместитель (Ersatz) придет мнев голову спонтанно, только тогда ситуация будет похожа на анализ сновидения.Элемент сновидения ведь тоже не то, что нужно, только заместитель тогодругого, нужного, чего я не знаю и что нужно найти при помощи анализасновидения. Различие опять-таки только в том, что при забывании имен я непризнаю заместитель собственным [содержанием] (Eigentliche), а для элементасновидения нам трудно стать на эту точку зрения. Но и при забывании именесть путь от заместителя к собственному бессознательному [содержанию], кзабытому имени. Если я направлю свое внимание на имена-заместители и будуследить за приходящими мне в голову мыслями по их поводу, то рано или поздноя найду забытое имя и при этом обнаружится, что имена-заместители, как ипришедшие мне в голову, были связаны с забытым, были детерминированы им. Я хочу привести вам пример анализа такого рода: однажды я заметил, чтозабыл название маленькой страны на Ривьере, главный город которойМонте-Карло. Это было досадно, но так. Я вспоминаю все, что знаю об этойстране, думаю о князе Альберте из дома Лузиньян, о его браках, о его любви кисследованию морских глубин и обо всем, что мне удается вспомнить, но ничегоне помогает. Поэтому я прекращаю размышление и стараюсь заменить забытоеназвание. Другие названия быстро всплывают. Само Монте-Карло, затем Пьемонт,Албания, Монтевидео, Колико. Сначала в этом ряду мне бросается в глазаАлбания, она быстро сменяется Монтенегро, возможно, как противоположностьбелого и черного. Затем я замечаю, что в этих четырех названиях-заместителяхсодержится слог мон; вдруг я вспоминаю забытое название и громко произношу:Монако. Заместители действительно исходили из забытого, первые четыре изпервого слога, последнее воспроизводит последовательность слогов и веськонечный слог. Между прочим, я могу восстановить, почему я на время забылназвание. Монако имеет отношение к Мюнхену, это его итальянское название;название этого города и оказало тормозящее влияние. Пример, конечно, хорош, но слишком прост. В других случаях к первымзамещающим названиям следовало бы прибавить более длинный ряд возникающихмыслей, тогда аналогия с анализом сновидения была бы яснее. У меня и в этоместь опыт. Когда однажды незнакомец пригласил меня выпить итальянского вина,в ресторане оказалось, что он забыл название вина, которое хотел заказать,только потому, что о нем остались лучшие воспоминания. Из большого числазамещающих названий, которые пришли ему в голову вместо забытого, я сделалвывод, что название забыто из-за какой-то Гедвиги, и действительно, он нетолько подтвердил, что пробовал его в обществе одной Гедвиги, но и вспомнилблагодаря этому его название. К этому времени он был счастливо женат, а таГедвига относилась к более раннему времени, о котором он неохотно вспоминал. То, что оказалось возможным при забывании имен, должно удасться и притолковании сновидений; идя от заместителя через связывающие ассоциации,можно сделать доступным скрытое собственное [содержание]. По примерузабывания имен мы можем сказать об ассоциациях с элементом сновидения, чтоони детерминированы как самим элементом сновидения, так и собственнымбессознательным [содержанием]. Тем самым мы привели некоторые доказательстваправомерности нашей техники.