Крис долго бродит по городу, в котором захватили власть осенние сумерки, объявшие каждый уголок бархатом иссера-синего цвета. На улицах тихо и пусто, будто все люди в едином порыве покинули их, забаррикадировавшись в своих домах и прячась от непогоды. У Криса нет зонта, но капли дождя, которые беспрепятственно омывают его лицо, совсем не тревожат, ведь они могут скрыть тот факт, что на щеках уже есть иная влага.
Крис неуверенно касается своих губ. На них всё ещё чувствуется поцелуй, который теперь, когда незнакомец исчез так же неожиданно, как и появился, помнится смутным, будто обрывок одного из туманных снов на самой границе с явью. Но Крис с уверенностью может сказать, что его губы были почти такими же сладкими, как губы Чунмена... И приносили ту же муку.
В голове тихий, полный невыразимой тоски голос, будто записанный на плёнку, раз за разом шепчет одни и те же слова.
Позови его, слышишь? Просто позови от всего сердца, вкладывая в слова то, что чувствуешь. Он придёт, не сможет не прийти. Люби его, Ифань, слышишь?
Ифань слышит, знает, чувствует каждой клеточкой своего тела, которое вроде бы бесцельно и механистически вышагивает по узким улочкам и проулкам. Но это не так: его тянет в места, так или иначе связанные с Чунменом.
Тот клуб, возле которого они встретились после долгой разлуки, длившейся два года. Отель, в котором проводили долгие безумные ночи, когда на улице было слишком холодно. Затерянная во дворах кафешка, украшенная чудными фонариками, половина стены которой летом увита плющом. Здание стремящегося ввысь собора, около которого Крис впервые сказал «люблю». Чунмен, конечно, тогда ничего не ответил, просто отвернулся. Раньше Крис думал, что это являлось жестом пренебрежения, но теперь понимает, что всё было иначе. Чунмен просто скрывал охватившее его смятение. Глупое вишнёвоволосое создание...
Ноги сами приводят Криса в парк на территории кампуса, точнее – в самую заброшенную его часть, скрытую от глаз большинства людей. Он проводит ладонью по стволу поваленного дуба, а перед глазами – образ Чунмена, сидящего на этом самом месте. Сколько ночей они проводили здесь, на этой поляне, неистово любя друг друга, терзая губы, рисуя на коже, восхваляя телами? Сколько раз Крис на выдохе шептал о том, что чувствует? Сколько раз Чунмен отворачивался, не позволяя видеть свои глаза?
Если звать его, то только здесь, где тишина всё ещё помнит их имена и вздохи.
- Чунмен...
Крис плохо владеет своим голосом, но соскользнувшее с языка имя зовёт за собой и другие звуки.
- Пожалуйста, вернись ко мне...
Крис делает так, как говорил незнакомец: вкладывает в каждое слово часть сердца, которое бьётся только потому, что он желает вновь увидеть Чунмена.
- Я был слеп, но ты и так это знаешь... Я считал, что моих слов будет достаточно, и не думал о том, что чувствуешь ты сам. Это так глупо, правда? Я злился, боялся, отталкивал, вёл себя как испорченный ребёнок, но знаешь, Чунмен-а... Я больше не хочу – не могу – тебя терять.
Тишина проглатывает последнюю фразу и вновь подчиняет себе темноту. Крис боится дышать; сердце лихорадочно подпрыгивает, будто готовится проломить грудную клетку. А вдруг ничего не изменится? Вдруг Чунмен не придёт? Крис напряжённо смотрит на свои руки, боясь поднять глаза и отгоняя стервятником закружившее над головой отчаяние.
- Я тоже не хочу, чтобы ты меня терял.
Крис резко оборачивается, чтобы тут же захватить в свои объятия хрупкое несопротивляющееся тело. Чунмен выглядит исхудавшим и очень бледным, совсем не похожим на того смертоносно красивого демона, каким был раньше, но Крису плевать. Он покрывает поцелуями столь любимые волосы цвета яркой спелой вишни, потрескавшиеся губы, нежную кожу шеи и запястий, шепчет что-то сбивчивое и глупо-ласковое, чувствует на щеках любимого свои собственные слёзы. Чунмен доверчиво жмётся к нему, а он сжимает его крепко-крепко, будто боится, что происходящее может оказаться лишь сном.
- Прости...
- Мне не за что тебя прощать.
Но Крис-то знает, что это не так, что отныне он должен вечность замаливать своё прежнее упрямство и холодность любовью.
- Ты ведь останешься со мной?
- Если только не прогонишь.
- Никогда, слышишь?
Крис находит губы Чунмена и мягко раздвигает их языком, погружая обоих в сладостную негу поцелуя. Больше нет лжи, нет недосказанности и сомнений.
Крис хочет любить Чунмена вечно.
***
Исин уходит от Лухана рано утром, ловя тот момент, когда восходящие лучи бледного осеннего солнца ещё слишком слабы, чтобы осветить комнату. Целую минуту он нерешительно зависает возле кровати, задумчиво глядя на спокойное и красивое лицо парня, который подарил ему немного своей любви: искренней, светлой, совсем не пошлой. Исин в замешательстве: он знает Лухана, но не может ничего вспомнить, будто перед ним с тяжёлым стуком захлопывают дверь, за которой находятся все связанные с ним воспоминания. Хотя, наверное, это не так уж важно... Исин наклоняется и, после секундного сомнения, осторожно касается губами его щеки. Чувство, приятное до дрожи – ему нравится вкус Лухана, его запах. Если бы Исин был подобен Тао, он бы не ушёл из этой комнаты, но не в его привычках душить людей любовной мукой. Он слишком хорошо знает, каково это, на собственном примере. Исин останется для Лухана странным, но приятным сном, а Лухан для Исина – светлым воспоминанием. Ничего большего. Ничего личного.
Исин не даёт себе времени задуматься, незаметной тенью выскальзывает из дома и возвращается в отель, проходя мимо сонного портье, который его даже не замечает.
В комнате его уже ждёт Бэкхён.
Гордый, самоуверенный, язвительный и страстный Бён Бэкхён, который никому не позволяет видеть свои слабости, – куда он делся?
Исин видит растрёпанного мальчишку, который с босыми ногами сидит на подоконнике и нервно мнёт в руках свою футболку.
Исин подходит к нему и приобнимает, а Бэкхён кладёт голову ему на плечо. Они молча смотрят на восходящее солнце, пока Бён не решается заговорить, нарушая рассветную тишину.
- Мне страшно.
- Не стоит бояться того, что неизбежно.
- Я не знаю, смогу ли... Исин, я запутался. Раньше всё было чётко и ясно, я делал то, что должен был, следуя своей природе и ни о чём не жалея. Больше любви, больше силы – гонка за жизнью, казавшаяся бесконечной. Вечно пьяные от любви, ошалелые от чужого обожания, безумные от поклонения и... уставшие от того, что ничто не меняется. Но вот оно – всё изменилось, а я боюсь и изо всех сил цепляюсь за старые привычки.
- Тебе нужно привыкнуть к своему спасению.
- Моё спасение очень высокое, у него рыжие волосы и улыбка, от которой меня бросает в дрожь, - тихо шепчет Бэкхён. – Он подходит мне, но вот подхожу ли ему я? По человеческим определениям я – обыкновенная шлюха.
- Эй, - Исин встряхивает друга за плечи и заставляет его посмотреть себе в глаза. – Я не думаю, что Чанель считает тебя шлюхой. Более того, я уверен, что он понимает тебя и готов принять любым. Не усложняй, прошу... Ты же знаешь, что так только преумножишь боль – свою и его.
- А как же ты? – внезапно спрашивает Бэкхён. – Ты говоришь, что я не должен убегать, не должен усложнять, но ведь ты сам отказываешься от своего счастья. Я не знаю, что тебя гнетёт, но Исин, ты ведь можешь быть счастливым – но продолжаешь изводить себя одиночеством.
Исин не находится с ответом и отводит глаза. Бэкхён обнимает его ещё крепче и уже жалеет о своих словах.
Порочные и потерянные души бродят по земле в поисках своего спасения, но Исин среди них словно ангел среди демонов.
Чжан осторожно снимает Бэкхёна с подоконника и кладёт на кровать, а тот тянет его за собой, взглядом прося лечь рядом, и он уступает.
- Где твои крылья, Исин?
- Там же, где твои рога и копыта.
Бэкхён негромко смеётся и с нежностью проводит ладонью по щеке смущённого друга. Вот так всегда: небольшой обмен любовью на уровне их страждущих душ...
- Что ты будешь делать, Бён Бэкхён?
- Не знаю, Чжан Исин. А ты?
Они вновь молчат, но их пальцы переплетаются; невинный жест, говорящий больше слов.
Они лежат так очень долго: упавший с небес ангел и изгнанный из ада демон.
***
Чанель ничуть не удивляется, когда видит в их с Крисом комнате Чунмена. Это кажется естественным и правильным, а как иначе, если нельзя убежать от самого себя, закрыть чувства в тёмной комнате и повесить на дверь замок?
Они спят, а Чанель некоторое время смотрит на них, отмечая, каким маленьким и хрупким выглядит Чунмен, когда находится рядом с его другом. Крис крепко обнимает его даже во сне, и его ладони, в которых он держит ладошки Чунмена, кажутся огромными. А ещё он выглядит так, будто собирается защищать это хрупкое создание от всего мира... Чанель немного завидует, потому что эти двое смогли полностью открыться друг другу, переступив через сомнения и взаимные обиды. Чунмен может быть уязвимым рядом с Крисом, но сможет ли когда-нибудь и Бэкхён последовать его примеру и позволить Чанелю проявлять чуть больше заботы?
Чанель валится на свою кровать и вспоминает, как Бэкхён ушёл от него, не сказав ни слова, почти сразу после признания в любви. Конечно, не стоило ожидать многого, но сердце Чанеля точит червячок обиды и грусти. Бэкхён ведь любит, точно любит – почему же постоянно так и норовит убежать? Пак переворачивается на бок и решает, что завтра обязательно устроит серьёзный разговор, который расставит все точки над «и».
Только ничего не выходит.
Весь следующий день он проводит в поисках, но старший не откликается на зов. Чанель спрашивает Чунмена, но тот удивлённо хлопает ресницами и говорит слова, которые заставляют медленно, но верно впадать в паническое состояние:
- Я совсем его не чувствую, как будто он... ушёл.
Чанель даже не хочет думать, что значит это странное «ушёл» - вылетает из комнаты, забывая про то, что неплохо было бы взять куртку, обегает весь кампус, а следом за ним и весь город, прямо как тогда, когда искал сбежавшего Криса. Только сейчас, как и в прошлый раз, удача проходит мимо, поиски не дают результатов, холодный ветер бьёт по лицу, заледеневшие пальцы отказываются слушаться, а сердце то бешено бьётся, а то замирает. Чанель выходит из очередного бара, вдоль и поперёк исходит парк, бродит по улицам и где-то там, на пересечении дорог, теряет нить, связывающую с реальностью.
Когда он приходит в себя, то первым делом видит озабоченно склонившегося над ним Криса, который держит в руках градусник и аптечку.
Чанелю не позволяют выходить из комнаты, потому что у него температура, а он трясётся и пытается объяснить, что обязательно должен найти Бэкхёна. В глазах Криса – понимание, но вместе с ним и непреклонность.
Чанель болен, а Бэкхён не приходит его навестить.
Когда Крис ненадолго выходит из комнаты, Чанель ловит Чунмена за руку.
- Почему... Скажи... Правда ушёл?
Чунмен садится на краешек кровати. Смотреть в лихорадочно блестящие глаза Чанеля – невыносимо трудно, это режет по живому.
- Мы убегаем, когда нужно оставаться, лжём, когда нужно говорить правду – так пытаемся уберечь себя от боли. Я знаю, ведь я тоже убегал.
- Ты вернулся... А он столько раз говорил, что не похож на тебя. – Это даже не отчаяние – омертвело иссохшая тоска.
- Он вернётся, - тихо отзывается Чунмен. – Обязательно.
Чанель не отвечает, просто отворачивается к стене и перестаёт реагировать на слова и действия. Вернувшийся Крис открывает рот, но Чунмен качает головой, и он послушно затихает. Они не могут разделить муку Чанеля, потому что он не желает ни с кем ею делиться.
Бэкхён не возвращается ни через день, ни через два, ни через неделю. Чанель постоянно озирается, ищет взглядом до боли любимую улыбку, но находит только пустоту. Крис ждал Чунмена два года. Чанель думает, что не переживёт и ещё одной недели.
Вслед за болью и обидой приходит гнев. Когда в комнате нет Криса и Чунмена, Чанель со злостью бьёт кулаком о стену, хватает свою сумку и со всей силы швыряет её об стену. Из неё вылетает тетрадь, открытая на странице с портретом. Чанель успокаивается и смотрит на изображение Криса, у которого не хватает глаз. Воспоминания накатывают беспощадной волной: он нарисовал это в тот самый день, когда впервые встретил Бэкхёна... Глаза, глаза... Он не смог их нарисовать, потому что видел в них что-то неведомое, странное, чужое и далёкое, пропитанное отчаянием. Чанель поднимает голову и смотрит в зеркало, видит собственный затравленный взгляд. Понимает – вот оно.
Следующий час он рисует. Карандаш легко скользит по бумаге, потому что в этот раз Чанель знает, что должен делать. Он смотрит на портрет и невольно улыбается, потому что теперь Крис совсем другой. У него есть Чунмен, а значит, нет причин для грусти... Пак кладёт портрет на стол, подхватывает куртку и выходит на улицу. Ему жизненно необходимо развеяться, подышать свежим воздухом октября.
Снаружи тёмно и холодно, но внутри темнее и холоднее. Чанель идёт по улице, но перед глазами – тонкие пальцы, изогнутые в соблазнительной улыбке губы, вызывающий взгляд и смутный образ, кажущийся хрупким и сильным одновременно. Перед глазами мутнеет, и только тогда, когда по щеке сбегает первая горячая капля, Чанель понимает, что тому причиной злые слёзы.
- Чанель...
Парень думает, что к зрительным галлюцинациям внезапно добавляются и слуховые, но робкий голос зовёт его вновь. Сердце отбивает неистовый ритм, а глаза зажмуриваются. Он так боится ошибиться...
Бэкхён стоит в стороне, смотрит немного жалобно и даже испуганно; молчит, когда Чанель грубым рывком припирает его к стене.
- Скажешь, что тебе жаль?
- Я знаю, что виноват.
Чанелю горько. Впервые хочется ударить, выбить из головы Бёна всю дурь, накричать, сделать больно.
- Да что ты, мать твою, знаешь?!
- Что люблю тебя.
Руки Чанеля начинают дрожать. Наверное, он всё ещё болен, а всё происходящее – сон, вызванный глупыми желаниями и бредом.
- Ты манипулируешь мной. Я не верю.
Он отшатывается, но Бэкхён хватает его за руку.
- Чанель...
- Нет! Ты приходишь и уходишь, когда тебе вздумается, принуждаешь меня, а потом идёшь к другим, таким же влюблённым идиотам, - Чанель и сам не понимает, почему вместо того, чтобы схватить Бэкхёна и обнять, он говорит эти жестокие слова. – Бэк, ты... – Он замирает, не веря своим глазам.
Бэкхён обхватывает себя руками и плачет.
- Я больше не могу так, понимаешь? – шепчет он сквозь всхлипы. – Я устал, правда устал. Вечная гонка, желания, которые перестали быть важными и значимыми, ничего не стоящая любовь – ничего не стоящая без тебя. Я даже убегать не могу! Чанель, я не хочу любить никого, кроме тебя. Если ты мне не веришь...
Чанель притягивает дрожащего парня к себе, а тот цепляется за него и продолжает исступлённо говорить, обжигая жарким шёпотом не столько уши, сколько сердце.
- Не отталкивай, пожалуйста, я сделаю всё, что ты скажешь, только не оставляй, умоляю. Я... я могу говорить об этом, я больше не боюсь признаваться, неделя без тебя была адом, я всё понял. Чанель, прошу...
- Тише, Бэк, успокойся... – Чанель понимает, что не способен долго злиться, особенно когда Бэкхён выглядит таким потерянным и ранимым.
- Нет, послушай...
- Подожди, - Чанель прикладывает к губам Бэкхёна палец и внимательно вглядывается в его лицо. Им владеют смешанные чувства – смятение, удивление, тревога, радость, - но самое сильное из них помогает успокоиться самому и успокоить старшего. – Помнишь, ты сказал, что являешься для меня бедой?
Бэкхён вздрагивает и виновато кивает.
- Так вот... Знаешь, я тоже должен кое в чём признаться: если ты моя беда, я готов бедствовать всю жизнь, слышишь?
- Значит, ты меня прощаешь? – Робкая надежда.
- Бэкхён... Да, я был зол, жутко зол, но ты... Чёрт, я просто не знаю, как мне выразить всё это словами. Просто скажи мне ещё раз...
- Пак Чанель, я люблю тебя.
Чанель подхватывает Бэкхёна на руки и целует: нетерпеливо, но в то же время нежно, стремясь показать не страсть, но ответное чувство. Бэкхён обнимает его за плечи и приоткрывает рот, полностью позволяя младшему владеть ситуацией. Он осознанно отдаёт ему право контролировать ситуацию, расслабляется в его руках, принимает чужую любовь и готовиться делиться своей.
Он больше не может быть таким гордым, самоуверенным и язвительным, потому что Чанель целиком и полностью уничтожил его броню, заставил обнажить то, что таилось внутри.
- Бён Бэкхён... Больше никогда не смей покидать меня, слышишь?
***
Исин покидает город. Он знает, что с Чунменом и Бэкхёном всё обязательно будет хорошо, а это значит, что ему не о чем печалиться, не о чем сожалеть... Он в зародыше пресекает попытки сердца дать очередной сбой.
Он особенный, а это значит – сильный.
Ему некогда и незачем печалиться.
Исин идёт по улице в одной лишь толстовке, говоря себе, что совсем не холодно. Октябрьское солнце всё ещё способно немного греть, но холод поджидает не снаружи. Внутри.
Юноша хочет сделать последний шаг, который выведет за городскую черту, но его неожиданно хватают за локоть и срывают с головы капюшон.
- Исин!
Он с недоумением смотрит на запыхавшегося Лухана, который всматривается в его лицо, будто никак не может наглядеться.
- Как... как ты меня нашёл? – Исин уверен, что не оставлял следов. Но почему же?..
- Разве это важно? – отмахивается Лухан. – Пожалуйста, не уходи, останься...
- Я не могу...
- Тогда я сам пойду с тобой, слышишь? Куда угодно, только скажи!
Исин растерян, напуган, удивлён. Лухан здесь, Лухан смотрит на него так, как никто не смотрел раньше, заботливо держит за плечи и смотрит так умоляюще, будто от решения Исина зависит его жизнь. У Лухана тёплые глаза и ещё более тёплые руки, а Исин никак не может вспомнить...
- Я... не понимаю, - шепчет Чжан. – Почему у меня нет воспоминаний, связанных с тобой?
Лухан явно не понимает, о чем он, но это не мешает ему ответить.
- Останься или позволь мне уйти с тобой – и мы вместе создадим множество хороших воспоминаний. Исин, пожалуйста...
В голове звучат слова Бэкхёна.
А как же ты? Исин, ты ведь тоже можешь быть счастливым.
Он смотрит на Лухана, который протягивает ему руку. Быть счастливым и любимым – каково это?
Исин протягивает руку в ответ – и тут же оказывается в уютных объятиях.
У Лухана очень красивая улыбка.
Исин улыбается в ответ.
Где-то внутри него зарождается надежда, а ведь это очень тёплое чувство...
Не забудьте оставить свой отзыв: http://ficbook.net/readfic/878823