Согласно христианской библеистике, Новый Завет (собственно
христианскую часть Священного Писания) написали четыре евангелиста
(Матфей, Марк, Лука и Иоанн) и апостолы Иаков, Петр, Иоанн, Иуда и
Павел, т.е. восемь человек (апостол Иоанн Богослов, автор двух
«Посланий» и «Откровения», и автор «Евангелия от Иоанна» — одно и
то же лицо). В иерархии христианских авторитетов авторы Нового
Завета занимают вершинное место, при этом, если речь заходит об
апостолах и евангелистах, то апостолы называются первыми — они
почитались выше евангелистов, поскольку апостолы были прямыми
учениками и посланниками Иисуса Христа и знали его лично. Они
точнее всех могли передать то, чему учил Христос. Их толкование и
развитие учения принималось прежде всего по принципу ipse dixit
‘сам сказал’: все, что исходило от апостолов и евангелистов, было
непререкаемо и принималось как Истина.
Но вот закончилось время «апостольских мужей». Христианство
ширилось по городам и странам, постепенно превращаясь из гонимой
секты в государственную религию, христианская церковь строилась и
крепла, учение интенсивно и разнонаправленно развивалось. С одной
стороны, происходила кодификация учения: определялся состав
произведений христианского канона, вырабатывалась система
основополагающих, в идеале неизменных, принципов учения (догматов),
закладывались логико‑теоретические и филологические основы
интерпретации Писания и принятия церковью нового знания;
разрабатывались принципы церковного строительства и взаимоотношений
клира и мира. С другой стороны, создавалась всеобъемлющая
христианская картина мира: учение о космосе, о природе, о человеке,
христианская концепция истории, государства, политики, права.
Это огромное смысловое, информационное, содержательное приращение к
первоначальному христианству происходило на протяжении шести веков
— со II по VIII в. трудами многих поколений книжников. Выработанный
мощный пласт новой информации, чтобы быть принятым социумом,
нуждался в общем признании а в т о р и т е т н о с т и создателей
информации. Ссылку ipse dixit ‘сам сказал’ следовало распространить
от апостолов и на новых авторов. Их стали называть отцами церкви
или святыми отцами церкви, а их труды — святоотеческими творениями,
или патристикой (лат. pater — отец). Уже в раннем средневековье
известность отцов церкви в христианском мире и их престиж были
значительны и с течением времени продолжали расти. Так сложился
второй (после апостолов и евангелистов) круг авторитетов
христианства — отцов церкви, а святоотеческие сочинения стали
вторым по значимости (после Св. Писания) корпусом христианских
доктринальных текстов — Священным Преданием. Святоотеческое
изложение и объяснение христианской веры принимается церковью к р у
к о в о д с т в у.
Сочетание отцы церкви[132]— это терминологическое, т.е. особое и
несколько условное выражение. Хотя церковь не принимала
специального канонического постановления о том, кого считать отцами
церкви, все же определенные критерии имелись. Не всякий знаменитый
христианский автор II—VIII вв. признан отцом церкви. В частности,
отцы церкви должны быть обязательно причислены к лику святых.
Поэтому такие выдающиеся богословы, как Ориген, Евсевий
Кесарийский, Тертуллиан считаются не отцами церкви, а только
церковными писателями. По этой же причине список западных (писавших
на латыни) и восточных отцов (писавших по‑гречески) не
совпадает.
Вершиной восточной (византийской) патристики являются труды так
называемого каппадокийского кружка (IV в.)[133]— богословов и
поэтов Василия Великого, Григория Богослова и Григория Нисского,
«трех светочей каппадокийской церкви», как о них говорили
современники. Впрочем, не только современники и соотечественники:
шесть или семь столетий спустя у православных славян был популярен
апокриф «Беседа трех святителей», из которых два святителя —
каппадокийские отцы Василий Великий и Григорий Богослов, а третий —
знаменитый проповедник и тоже отец церкви, константинопольский
архиепископ Иоанн Златоуст. Виднейшим представителем латинской
патристики был епископ Гипонский (Северная Африка) св. Августин
Аврелий (354 — 430), признанный последующей традицией «учителем
Запада».
Завершителями патристики считаются византийский богослов, поэт и
энциклопедист св. Иоанн Дамаскин (ок. 650 — до 754) и папа Григорий
Великий (ок. 540—604), инициатор христианизации Англии, составитель
церковно‑юридического кодекса для духовенства «Пастырское правило»
и автор «Толкований на Иова или XXXV книг о нравственности».
Корпус патристических сочинений практически необозрим. Наиболее
полное, однако оставшееся не завершенным издание было предпринято в
Париже в середине XIX в. аббатом Ж.П. Минем (Migne). Оно
насчитывает без малого 400 томов: Patrologiae cursus completus,
series Graeca (166 томов) и Patrologiae cursus completus, series
Latina (221 том). Новое издание латинских отцов «Corpus scriptorum
ecclesiasticorum» длится больше века: начатое в 1867 г., оно
продолжается и в настоящее время, насчитывая 80 томов.
В 1843—1893 гг. Московская духовная Академия издала 58 томов
«Творений святых отцев, в русском переводе». Отдельные произведения
этой серии выходили еще в 1917 г. — при этом не как памятники по
истории религии, а в качестве вполне актуального чтения для
верующих. Сейчас издания святоотеческих сочинений
возобновляются.
Христианское Св. Предание, как и Предание иудаизма («Талмуд»),
характеризуется энциклопедической широтой содержания. И «Талмуд», и
святоотеческие сочинения создавались в те века, когда
предполагалось, что Св. Предание «достроит» Св. Писание до п о л н
о г о с в о д а всего, что можно и что следует знать верующему
народу. Наиболее значимые тематические различия между патристикой и
«Талмудом» связаны, во‑первых, с существенно меньшей разработкой в
патристике юридической проблематики (см. §85—86) и, во‑вторых, с
тем, что патристика отличается большим вниманием к
логико‑теоретическим и доктринальным аспектам богословия (см.
§66—67). Вторая черта была особенно характерна для христианского
Запада.
В развитии патристики отчетливо видны две основные линий.
Во‑первых, шла с т р у к т у р а ц и я и к о д и ф и к а ц и я
христианского учения: главное в учении было отделено от
второстепенного, общепринятое и обязательное — от индивидуального и
факультативного, логическая система учения — от описаний и
повествований. На вселенских и поместных соборах были
сформулированы общеобязательные положения учения (догматы, см.
§67), которые закреплялись в специальных сводных текстах (Символах
веры, позднее также и в катехизисах, см. §70). были разработаны
официальные церковные вероопределения, правила церковной службы
(§73), правила для пастырей и мирян, а также соборные правила
понимания (т.е.
толкования) наиболее ответственных и трудных стихов
в Св. Писании (§83). Во‑вторых, шло своего рода э к с т е н с и в н
о е развитие учения: писались христианские сочинения по основным
отраслям гуманитарного средневекового знания — таким, как философия
и этика, логика, грамматика, учение о душе, о мире, гражданская
история, история церкви и др.
Выработанные патристикой правила, догматы и канонические
определения играли исключительно важную роль как в церкви, так и в
жизни средневекового общества в целом. Во многих случаях значимость
Св. Предания представлялась более высокой, чем значимость Св.
Писания: Символ веры или катехизис, постановления собора или
изменения в Служебнике вторгались в жизнь и волновали людей
сильнее, чем Св. Писание. В результате складывалось противоречие
между статусом и ролью Св. Писания и Св. Предания: Библия была
первоисточником учения, но фактически оказывалась в тени; догматы и
церковные уставы были вторичны и зависимы от Библии, однако,
определяя актуальное содержание учения и жизнь церкви, фактически
заслоняли собой Библию.
В истории христианства это противоречие разрешалось и разрешается
по‑разному. В официальном православии и в католической церкви, в
особенности при усилении консервативно‑охранительных тенденций,
возрастает фактическая значимость Предания. Между тем вольнодумцы и
еретики, религиозные реформаторы и религиозные философы, мистики и
богоискатели всегда обращались к Писанию — первоисточнику учения и
в той или иной мере спорили с Преданием.
Православное богословие отстаивает равную ценность Писания и
Предания, при этом Писание рассматривается как часть Предания
(Дронов, 1993; Догматическое богословие, 1994, 31 — 32).
Утверждается, что Писание не может быть понято без Предания:
«Да и касательно самого ясного и определенного учения Писания о
некоторых истинах, если бы предоставить объяснение их разуму
каждого, мы не имели бы правильного и определенного о них понятия,
а одни разногласия и мнения[134]. Истина и единство смысла их
определяется только Преданием» (ППБЭС, 1891).
Наконец, с опорой на цитаты из непререкаемых святоотеческих
авторитетов доказывается неполнота Писания:
«Упомянем прежде всего о первом и самом общем: чтобы уповающие на
имя Господа нашего Христа знаменовались образом креста, кто учил
Писанием? К востоку обращаться в молитве, какое Писание научило
нас? Слова призывания и в преложении хлеба евхаристии и чаши
благословения, кто из святых оставил нам письменно? По какому также
Писанию благословляем и воду крещения, и елей помазания, еще же и
самого крещаемого? Не по умолчанному ли и тайному Преданию ?
<…> Откуда и троекратное погружение человека и прочее,
относящееся к крещению, отрицается сатаны и ангелов его, из какого
взято Писания? Не из сего ли не обнародываемого и не изрекаемого
учения, которое Отцы наши сохранили в недоступном любопытству и
выведыванию молчании, быв основательно научены молчанием охранять
святыню таинств» (Св. Василий Великий. Послание к Амфилохию о
Святом Духе; цит. по ППБЭС, 1892).
В католицизме значимость Св. Предания существенно выше, чем в
православии. Это связано с более централизованной и юридически
более жесткой организацией римско‑католической церкви. Папские
буллы провозглашали монополию церкви в толковании Писания. Основной
массе верующих Библия была недоступна. На разных уровнях
католической иерархии не раз издавались запреты мирянам иметь
Библию в доме и читать ее самостоятельно (эти запреты усиливались
по мере распространения текстов Писания, особенно с началом
книгопечатания). Таким образом, вместо Библии, подлинного источника
веры, верующим предлагали тенденциозные сокращения.
Со временем даже не учения отцов церкви и не Вселенские соборы
стали определять жизнь церкви, но распоряжения папской канцелярии,
озабоченной отношениями со светскими государями, борьбой за
имущество и власть. Упадок нравственности ярко сказался в таком
отвратительном явлении, как торговля индульгенциями и церковными
должностями (симония). Критики папства имели все основания
говорить, что Рим забыл Библию и поэтому утратил чистоту
христианства апостольских времен.
Не случайно важнейшими принципами протестантизма стали приоритет
Писания над Преданием, доступность Писания мирянам, в том числе
женщинам, перевод Писания на народный язык, право каждого толковать
и понимать Писание по‑своему. Вернуться к Библии и вернуть Библии
авторитет первой книги христианства — к этому призывали идейный
предшественник англиканства оксфордский теолог Джон Уиклиф
(1320—1384) и вдохновитель чешской Реформации Ян Гус
(1371—1415).
Вождь немецкой Реформации Мартин Лютер, вступая в борьбу с
Ватиканом, видел цель протестантизма в том, чтобы восстановить в
христианстве чистоту апостольских времен. Для этого, учил он, надо
вернуться к словам самого Иисуса и не слушать корыстных римских
толкователей. «Я решил ничего не знать, кроме Иисуса Христа, и
притом распятого», «все почел за тщету, за сор, чтобы приобрести
Христа», — писал Лютер. В составленном им Катехизисе (1520)
говорится: «Мы из одного только Священного Писания можем научиться,
во что веровать и как мы должны жить» (цит по кн.:
Зноско‑Боровский, 1992, 73, 77). Таким образом, протестанты видели
в трудах отцов церкви или в соборных решениях не Священное
Предание, но лишь документы человеческой истории.
Предпочтение Писания или Предания (в его различных поздних и
препарированных формах) в православии и католической церкви могло
быть своего рода индикатором, диагностическим показателем общей
богословской и даже политической ориентации того или иного иерарха,
религиозного мыслителя, организатора просвещения.
Историк русского богословия Г.П. Флоренский, называя архимандрита
Афанасия Дроздова (XIX в.) «убежденным и последовательным
обскурантом, и это был п е с с и м и с т и ч е с к и й о б с к у р
а н т и з м», основывает такую характеристику на свидетельствах,
говорящих об отношении Афанасия к Писанию и Преданию. «В Академии
Афанасию было поручено руководствовать всех преподавателей… Весь
удар был сосредоточен теперь на учебных программах… И первая тема,
вокруг которой завязался спор, письменный и устный, была о Свящ.
Писании… Афанасий не довольствовался тем, что исчислял д в а
источника вероучения, Писание и Предание как равнозначные и словно
независимые. У него была явная склонность принизить Писание. И
какая‑то личная боль чувствуется в той страсти и
безответственности, с которой Афанасий доказывает недостаточность и
прямую ненадежность Писания…
Афанасий проповедует: «Для меня исповедание Могилы и Кормчая — все
и более ничего»[135]. Он веровал в церковные книги более, нежели в
слово Божие: со словом Божиим еще не спасешься, а с церковными
книгами спасешься» (Флоровский, [1937] 1991, 209—210).
Святые отцы церкви и Патристика. Что важнее: Писание или Предание?
63
0
7 минут
Темы:
Понравилась работу? Лайкни ее и оставь свой комментарий!
Для автора это очень важно, это стимулирует его на новое творчество!