Греки сохранили только что изложенные воззрения до эпохи персидских войн, т. е. приблизительно до 500 г. до P. X. Уже несколько ранее греческие философы в своем стремлении рационально объяснить происхождение и природу бытия начали колебать основы старой веры в богов. Размышление о природе и назначении души привело Пифагора и Эмпедокла к отрицанию верования в пребывание души в Гадесе; взамен этого они допускали странствование души, благодаря которому она постепенно становится совершеннее. Таким образом, в круг понятий греков проникло представление о духах и демонах; это представление скоро нашло себе опору в учении о демонах и в связанной с ним магии, с которыми греки познакомились после своего столкновения с персами. Особенно жители Фессалии, где персы сравнительно долго держались, приобрели себе с тех пор славу кудесников.
Фессалийские женщины могли при помощи особых мазей превращать людей в животных и в камни, а ночью они по воздуху отправлялись на любовные похождения. Вот где начало средневекового верования в путешествия ведьм. Богиня луны Геката, первоначально являвшаяся божеством благодетельным, ограждавшим от зла, постепенно превратилась в покровительницу ведьм и властительницу всего мира волшебства.
Об этой Гекате позднейшие греческие писатели передавали массу мифов и сказаний; между прочим они оставили нам полное описание обрядов и заклинаний, посредством которых призывавшие ее могли заставить ее появиться. Церемонии были якобы предписаны самой Гекатой; она говорит:
«Сделайте статуи из гладко отполированного дерева сообразно с моими более подробными указаниями, которые я сейчас дам. Сделайте туловище этой статуи из корня дикой руты (Ruta graveolens) и украсьте его маленькими домовыми ящерицами; потом замесите мирру, стираксу и ладан вместе с этими животными и выставьте смесь на воздух при нарождающейся луне. Произнесите затем ваше призывание в следующих словах: „Приди, подземная, земная и небесная Бомбо, богиня дорог и перекрестков, приносящая воздух, ходящая ночью, враждебная свету, благосклонная к ночи и сопутствующая ей, радующаяся лаю собак и пролитой крови, бродящая во мраке блуждающим огнем среди могил, жаждущая крови и наводящая ужас на мертвых. Горго, Мормо, луна из 1000 обликов, услышь благосклонно нашу жертву“. Вы должны употребить столько ящериц, сколько я принимаю различных видов; исполните все тщательно; сделайте мне жилище из опавших лавровых ветвей, и после того, как вы обратите горячие молитвы к моему изображению, я явлюсь вам во сне».
Спутницы Гекаты назывались эмпузами или ламиями, некоторые авторы изображают их как человеческие существа, как ведьм, сопровождающих богиню в ее ночных странствованиях и пользующихся, в свою очередь, случаем пуститься в любовные приключения. Другие представляют их себе в виде демонов, которые, правда, вступают в сношения с мужчинами, но лишь для того, чтобы высосать из них жизненные соки, служащие им для питания. Так как по отношению к такого рода фантастическим образам воображению был открыт неограниченный простор, не стесненный никакими определенными представлениями, то нас не должно удивлять большое разнообразие в описании их.
Рис. 14. Геката
Согласно показаниям Плиния, распространение магии в Греции ведет свое начало от некоего Остана (Ostanes), придворного предсказателя Ксеркса, сопровождавшего его во время похода в Грецию и написавшего обширное сочинение о магии; но особенно развилось колдовство лишь после того, как Александр Великий завоевал Персию и Египет. Тогда не только многие греки были посвящены в тайные халдейские и египетские науки, но, с другой стороны, и в Грецию прибыли многие жители покоренных стран, так что в эпоху, последовавшую за войнами Александра Македонского, Греция положительно была переполнена персидскими и египетскими прорицателями, которых называли «халдеями, магами и математиками». Благодаря им греки познакомились с чужими религиями, боги которых носили варварские имена, а так как Гомер и Гесиод не оставили для этих богов места на Олимпе, то греки отнесли их к разряду демонов. Народ стал питать к этим толпам демонов страх, которого уже не внушали им старые олимпийские боги, постепенно лишившиеся всякого уважения вследствие своих чересчур человеческих, неоднократно воспетых слабостей. О новых богах не было известно таких позорящих рассказов – греки признали их и стали оказывать им чисто восточное почитание, выражавшееся в призываниях и заклинаниях на персидском, ассирийском и египетском языках, которых греки не понимали и которые они поэтому исказили, так что в конце концов заклинания эти превратились в совершенно бессмысленные формулы. Странствующие же чужеземные кудесники и прорицатели постоянно поддерживали веру в могущество своих богов и демонов.
Из различных древних свидетельств видно, что эти кудесники нисколько не стеснялись прибегать к фокусам и тому подобным обманам, чтобы упрочить свое влияние в народе. Особенно обычно было у них заклинаниями вызывать светящийся образ Гекаты. Для этого существовало несколько способов. Прежде всего нужна была совершенно темная комната; там кудесник заранее рисовал на стене асфальтом или каким‑нибудь другим горючим веществом человекоподобную фигуру, и когда лицо, обращавшееся к богине, заклинаниями и другими церемониями достаточно было подготовлено к ее появлению, кудесник подносил огонь к нарисованному изображению, которое сейчас же вспыхивало. Иногда же эти чародеи вместо того выпускали птицу, к ногам которой было привязано какое‑нибудь легко воспламеняющееся вещество; перепуганная птица металась, конечно, по комнате, а не менее перепуганный посетитель падал ниц на землю, покрывал себе голову и призывал богиню.
Римляне
Относительно развития суеверия в Риме в древнейшую эпоху мы имеем лишь сравнительно очень скудные сведения; но, насколько можно судить, римляне во всем, что касалось существа дела, стояли на той же ступени, что и греки гомеровской эпохи. В древнеримской религии мы не находим настоящего учения о демонах; тем не менее римляне верили в привидения, в души злых людей, осужденные за свои грехи после смерти блуждать по земле. Кроме того, римские писатели упоминают также о strigae, т. е. старухах или ведьмах, соответствующих греческим эмпузам или ламиям, летающих в образе птиц и пожирающих людей. Нельзя, однако, поручиться, действительно ли все эти представления римского происхождения и не заимствована ли, по крайней мере, идея их у греков, с колониями которых в южной Италии римляне очень рано вступили в сношения.
Впрочем, не подлежит сомнению, что уже в древнейшие времена римлянам были известны некоторые магические приемы. О преемнике Ромула Нуме Помпилии рассказывают, что он занимался теургическим искусством, т. е. различными действиями, при помощи которых он мог даже заставлять богов появляться в видимом образе. Его преемник Тулл Гостилий, по преданию, был поражен молнией за то, что при одном таком случае обманул богов. Римляне верили также, что при помощи магии можно переманить хлеб с чужого поля на свое, и древнейшие римские законы, Законы двенадцати таблиц (около 450 г. до P. X.), заключали в себе положительное воспрещение такого образа действия. Дальше этих немногих известий не простираются наши сведения касательно колдовства у римлян до того времени, когда они пришли в непосредственное или посредственное соприкосновение с народами Востока.
Несколько более осведомлены мы о том, что касается искусства прорицания, мантики, или гадания, у римлян. Это искусство у них, так же как и у греков, носило чисто религиозный характер: боги посредством особых знамений выражали свою волю, и людям оставалось лишь толковать эти знамения. Древнейшее учение авгуров, вероятно, исключительно опиралось у римлян на наблюдения за полетом птиц; на это знамение обращали внимание при всех важных общественных вопросах, а также во многих частных делах. Всякий образованный римлянин должен был уметь толковать полет птиц; но для государственных целей назначались особые чиновники, авгуры, которые во всяком деле должны были узнавать волю богов при помощи этого знамения. Слово авгур и означает именно птицегадатель. Авгур очерчивал своим жезлом (lituus) некоторое пространство и на этом пространстве после молитвы к богам ожидал от них знамения; последнее толковалось в утвердительном или отрицательном смысле, так что в нем видели прямой ответ богов на вопрос о том, следует или нет приводить в исполнение то или другое предприятие. Для этой цели могли, однако, служить не все птицы, и не всякому давались такие знамения. Голуби могли служить знамением только для царей, потому что эти птицы никогда не летают в одиночку, подобно тому, как цари никогда не выходят без свиты. У некоторых птиц, как, например, воронов, ворон, сов, петухов, знамением служил крик, у других, как, например, у орла и коршуна, – полет. Благоприятным считался у одних птиц полет справа налево, у других – слева направо.
Позднее, когда вера в старинные способы прорицания несколько ослабела, между тем как государство, в силу традиции, все‑таки сохраняло должность авгуров, был изобретен новый прием, именно получать знамение посредством кормления кур. Для этой цели держали в клетке молодых кур, и когда нуждались в знамении, то выпускали их и наблюдали за тем, как они пожирали брошенный им корм. Если они жадно набрасывались на него, так что даже роняли часть из клюва, – это был отличный знак; если же они, напротив, не обращали внимания на корм, это толковалось как предвестие беды. Такой способ был, разумеется, очень удобен, так как легко можно было заранее обеспечить себе желанный знак, заставив кур голодать или, напротив, предварительно накормив их.
У своих ближайших соседей, этрусков, римляне уже в очень раннюю эпоху научились многим другим формам прорицания. Этруски были древним италийским племенем, происходившим, по свидетельству Геродота, из Лидии. И действительно, сходство между этрусскими и халдейскими произведениями искусств настолько велико, что не оставляет сомнения относительно близкого родства этих двух народов. С другой стороны, и между приемами этрусского и халдейского искусства прорицания наблюдается столь полное сходство, что его странно было бы объяснять делом случая. Почти все те виды мантики, на которые мы указали выше как на общеупотребительные у халдеев, существовали, по свидетельству древних авторов, и у этрусков. К числу различных отраслей мантики у этрусков, как и у халдеев, принадлежали: толкование чудесных событий, наблюдение за молнией, за внутренностями жертвенных животных, за полетом и криком птиц, за новорожденными уродами и т. п. Со всем этим вскоре познакомились и римляне. Сначала они приглашали этрусских Haruspices, т. е. исследователей внутренностей жертвенных животных; позднее же вошло в обыкновение посылать знатных юношей в Этрурию для обучения различным видам мантики. Но из этих видов получили, кажется, распространение в Риме, по крайней мере по отношению к государственным предприятиям, лишь наблюдения за внутренностями животных и за молнией.
Наконец, Римское государство обладало еще в высшей степени замечательным произведением из области магии, это были Сивиллины книги, к которым и обращались за советом в особенно трудных и критических случаях.
Как рассказывает предание, царю Тарквинию Гордому было предложено сначала купишь девять таких книг; но он нашел цену их слишком высокой; тогда продавец сжег сначала три книги, потом еще три; наконец царь купил оставшиеся три за эту же цену; в какую были оценены все девять книг. Они были написаны греческими гекзаметрами на пальмовых листьях. Их положили на хранение в храм Юпитера Капитолийского; и для толкования их была учреждена коллегия из пятнадцати человек, которые должны были сохранять в глубокой тайне содержание книг. Предполагают, что эти книги представляли собрание изречений греческих оракулов, изложенных таким образом, чтобы они могли годиться на все времена. Цицерон говорит по этому поводу: «Автор изложил их так искусно, что все происходящее можно считать предсказанным в них, так как в этих изречениях нет никаких указаний на определенных людей или определенную эпоху: Кроме того, он нарочно выражается так темно, что одни и те же стихи в различные эпохи могут быть отнесены к совершенно различным событиям. Строение стихов показывает, однако, что они написаны не сумасшедшим; в них виден скорее результат искусства и прилежания, чем плод внутреннего возбуждения и волнения». Это сочинение, к которому, как уже было сказано, обращались за советом в необычайных случаях, когда искусство авгуров и гадателей по внутренностям (Haruspices) оказывалось недостаточным, погибло во время пожара около 400 года после P. X.
Когда римляне расширили свое господство в Италии и вступили в соприкосновение с чужими народами, они, подобно грекам, переняли у них многие религиозные и суеверные представления. Благодаря этому римские воззрения скоро приблизились к описанным нами выше греческим воззрениям.
Евреи
Говоря о народах, исповедовавших истинные религии – ветхозаветную еврейскую и христианскую, – необходимо строго различать отношения к волшебству самой религии от тех уклонений от нее в действительной жизни, которые обусловлены были невежеством, непониманием или прямым отступлением от предписаний религии.
Из всех народов древности ни один не был настолько чужд суеверию и вытекавшему из него колдовству, как народ еврейский. Еврейская религия, чистейший монотеизм, какой только когда‑либо существовал, не признавала никаких духов, ни добрых, ни злых, которые могли бы иметь значение помимо Иеговы, творца и промыслителя мира. Отсюда вовсе не следует, однако, чтобы народ еврейский совершенно не был знаком с магическими действиями. Мы видели выше, что колдовство, или оперативная магия, бывает двоякого происхождения. Подобно халдейской и имеющей с ней много общего египетской магии, оно может основываться на представлении о борьбе между богами и демонами, и тогда имеет целью заклинание последних при помощи известных формул, или же, подобно всей европейской магии, колдовство может вытекать из представления о воздействии, оказываемом на природу вещей произносимыми словами (или начертываемыми знаками). Хотя последняя форма совместима с чистым монотеизмом, так как она даже вовсе не предполагает веры в низшие духовные существа, однако с такого рода колдовством евреи никогда не приходили в соприкосновение, а сами они, понятно, не могли его изобрести.
Евреи были уже с древнейших времен знакомы с магией египтян и соседних с ними языческих народов, находившейся, разумеется, в тесной связи с религией и со множеством богов этих народов. Поэтому занятие волшебством было для евреев равносильно идолопоклонству и отпадению от Иеговы. В законе Моисея волшебство сопоставляется с идолопоклонством; то и другое строго воспрещено. Мы читаем в пятой книге Моисея (X, 12):
«Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых: ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это, и за сии‑то мерзости Господь, Бог твой, изгоняет их от лица твоего».
Мы видим, что здесь всевозможные формы колдовства поставлены на одну ступень с обычаем заставлять своих сыновей и дочерей проходить через огонь; последнее же тождественно с идолопоклонством, как это явствует из пятой книги Моисея (XII, 31):
«Не делай так Господу, Богу твоему; ибо все, чего гнушается Господь, что ненавидит Он, они делают богам своим; они и сыновей своих и дочерей своих сожигают на огне богам своим».
Итак, волшебство приравнивается к идолопоклонству; иначе и быть не могло, так как язычники, как мы это видели на халдеях, почти неизбежно должны были прийти к магии, и знакомое евреям волшебство предполагало веру во множество добрых и злых духов, т. е. идолопоклонство. Таким образом, для евреев понятия «идолопоклонство» и «волшебство» должны были казаться равносильными. Поэтому за то и другое определяется по закону Моисея и одинаковое наказание, именно – побиение камнями. Это постановление находим мы в третьей книге Моисея (XX, 1 и след, и 27):
«И сказал Господь Моисею, говоря: скажи сие сынам Израилевым: кто из сынов Израилевых и из пришельцев, живущих между израильтянами, даст из детей своих Молоху, тот да будет предан смерти; народ земли да побьет его камнями». «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти; камнями должно побить их, кровь их на них».
Так, мы видим, что в иудействе магия строго воспрещена, между тем как в язычестве она, естественно, вытекала из самой религии, в силу чего ею занимались и жрецы. По еврейской религии всякого рода магия была отпадением от истинного Бога. Таким образом, религия евреев не давала им ни малейшего повода самим изобретать магические действия. Они занимались колдовством лишь тогда, когда подпадали искушению подражать своим соседям‑язычникам, а так как последние знали только египетскую или халдейскую магию, то евреи никогда не наталкивались на европейские виды магии, которые легче было примирить с чистым монотеизмом.
Всем хорошо известно, что многие еврейские цари, а с ними, вероятно, и весь народ часто преступали упомянутые пункты закона. Саул, правда, изгнал прорицательниц, однако меры его не были настолько строги, чтобы не удалось остаться, по крайней мере, одной из них, именно волшебнице Эндорской, к которой он впоследствии сам обращался (2 Цар. XXVIII, 3–15). Многие из последующих царей были решительными идолопоклонниками: Ахаз приносил в жертву людей (2 Парал. XXVIII, 3), а о Манассии сказано (2 Парал. XXXIII, 6):
«Он же проводил сыновей своих чрез огонь, в долине сына Енномова, и гадал, и ворожил, и чародействовал, и учредил вызывателей мертвецов и волшебников: много делал он неугодного в очах Господа, к прогневлению Его ».
Итак, колдовство не только было известно закону Моисея, строго воспрещавшему его; но евреи и на деле были знакомы с ним и прибегали к нему. Но их колдовство всегда заимствовано у чужестранцев, оно является нарушением закона, а не естественным следствием их религии.
В Египте еврейский народ жил изолированно, в отдельной области, вне сношений с египтянами, так что, вероятно, лишь немногие были посвящены в египетскую магию. Она хранилась в тайне египетскими жрецами и поэтому, естественно, оставалась неизвестной массе еврейского народа. Когда же евреи основались на собственной земле, одних сношений с соседними народами было достаточно, чтобы познакомить их с языческими религиями и суевериями; однако от занятия колдовством их еще удерживал закон.
В Вавилоне дело меняется. Здесь евреи жили между вавилонянами; из книги Даниила мы знаем, что при дворе Навуходоносора воспитывались еврейские мальчики, а в книге Ездры (II, 69) сказано, что в то время, когда евреи получили от Кира позволение вернуться на родину, они обладали большими сокровищами. Из этого видно, что они свободно жили среди господствующего народа, а так как древняя аккадийская магия не составляла тайны какого‑нибудь отдельного класса, но была известна всему народу, то всякий еврей имел возможность близко познакомиться с магическим искусством. В силу этого во время плена и по возвращении из него развивается у евреев философия и литература, поведшая к образованию сект, стремившихся примирить халдейскую демонологию с религией. Точкой опоры для нее служило следующее неправильно понятое место в первой книге Моисея (VI, 1–4):
«Когда люди начали умножаться на земле и родились у них дочери: тогда сыны Божии увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в жены, какую кто выбрал. И сказал Господь (Бог): не вечно Духу Моему быть пренебрегаемым человеками (сими), потому что они плоть, пусть будут дни их сто двадцать лет. В то время были на земле исполины, особенно же с того времени, как сыны Божии стали входить к дочерям человеческим, и они стали рождать им. Это сильные, издревле славные люди».
Это место ошибочно толковали в том смысле, что под «сынами Божиими» надо понимать ангелов, которые смешались с людьми и поэтому пали и были отвергнуты Богом, таким образом они стали демонами и породили демонов. Все это произошло с божественного соизволения по наущению диявола, который благодаря этому сделался повелителем обширного царства демонов.
Таким‑то способом некоторые еврейские секты пытались примирить языческую демонологию со своей религией, которой первоначально было совершенно чуждо учение о злых духах. С этих пор халдейская магия процветала у евреев во всех своих формах подобно тому, как она привилась и у других народов, приходивших с нею в соприкосновение. По‑видимому, между евреями особенно было распространено искусство заклинания: греческие и римские писатели того времени часто называют еврейских заклинателей в числе кудесников и прорицателей, странствовавших по Римской империи.
Первые века христианства
Мы пришли теперь к тому моменту, когда христианство кладет начало великому перевороту во всех человеческих отношениях. К этому времени, как мы видели, весь цивилизованный мир, мир иудеев, греков, халдеев и египтян, был скован цепями суеверия и порабощен страхом перед демонами, которого не в состоянии были уничтожить греческие философские системы, старавшиеся лишь приискать для веры в демонов рациональные основания. Христианство избавило людей от этого страха перед злыми духами не тем, что оно отрицало существование демонов; напротив, оно признавало, что демоны существуют; но сама сущность христианского учения, вера во всемогущего Бога заставляла признавать всех низших духов бессильными по отношению к людям, искавшим помощи у единого истинного Бога. Власть ада была подорвана тем, что явилась сила, против которой не могли устоять демоны. Первые отцы церкви: Иустин Мученик, Татиан, Ориген, Тертуллиан и др. – развивали учение о демонах, прямо вытекавшее из воззрений еврейской религии. Большая часть господствовавших в ней представлений о злых духах была усвоена христианством в неизмененном виде.
Между иудейскими богословами долго велись споры о том, являются ли языческие божества лишь фантастическими образами, т. е. плодом человеческого измышления, или это действительные существа, демоны, которым люди поклоняются лишь по причине недостаточного познания истинного Бога; последний взгляд в конце концов одержал верх, и согласно с этим 5‑й стих 96‑го псалма получил в александрийском переводе Библии следующую редакцию: «Ибо все боги народов суть демоны, но Господь сотворил небо». Имена чужих богов превратились, таким образом, для иудеев в имена демонов, из которых могущественнейшими считались Бел или Вельзевул (Baal‑Sebub) халдеев и их утренняя звезда Истар (у римлян Люцифер). Вельзевула стали считать князем демонов, а Люцифера – главой возмутившихся ангелов, причем основывались на словах Исайи (XIV, 12): «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю попиравший народы». Как видно из текста, слова «денница, сын зари» составляют здесь просто аллегорическое выражение, под которым надо понимать могущественный Вавилон, покоривший другие народы; однако это не помешало еврейским каббалистам толковать эти слова как название падшего ангела.
К этому взгляду примкнули и христианские отцы церкви. Лактанций, умерший в начале IV века, оставил следующее краткое и ясное изложение господствовавшей в его время веры в демонов:
«Все стремления демонов и нечистых духов направлены на то, чтобы уничтожить царство Божие и погубить людей. С этой целью они при помощи кажущихся чудес и оракулов внушили людям безумную мысль, что они – демоны – боги. Так создали они язычество с его мифологией и культом. Они же положили начало магии, гаруспициям, некромантии, искусству авгуров и астрологии. Кроме того, они всевозможными другими способами готовят погибель людям; но христианину нечего их бояться, напротив, дьявол со своими демонами беспрестанно должен страшиться христиан, которые имеют власть не только изгонять их отовсюду, но и заставлять их называть свои имена и сознаваться, что они не боги, хотя им и поклоняются в храмах (как языческим богам)».
В таком же роде выражаются и другие отцы церкви, в том числе Аврелий Августин, мнения которого в течение нескольких столетий пользовались величайшим влиянием в христианской церкви.
Итак, мы видим, что христиане признавали существование магии, но считали ее дьявольским искусством. Поэтому христианская церковь решительно воспрещала колдовство, сколько ради зла, которое оно могло причинить, столько же ввиду того, что при этом нельзя было обойтись без идолопоклонства, без помощи демонов. Это неоднократно выражалось в постановлениях церковных соборов, например, Эльвирского в 305 и 306 гг. и Анкирского в 314 г.
Как же относилась в это время к таким вопросам наука? Единственная наука, о которой тут может идти речь, – это философия, так как естественные науки были в то время еще настолько мало развиты, что не могли иметь никакого решающего значения в такого рода проблемах. Правда, естественные науки сделали большие успехи под покровительством Птоломеев в Александрийском музее, где занимались врачебной наукой, прикладной математикой (астрономия, математическая оптика) и химией в форме алхимии; но все эти науки находились еще в младенческом состоянии и не могли содействовать разрешению вопросов о демонах и колдовстве. Философы, напротив, старались разрешить этот вопрос и пришли к такому же результату, как и отцы церкви, что было весьма естественно, так как и многие из отцов церкви, как, например, Климент Александрийский, Ориген и Афанасий, были выдающимися философами; языческие же философы основывали свои положения на учении Пифагора и Платона.
Платон сделал решительный шаг, отвергнув многочисленных богов древней греческой религии и признав их чисто фантастическими образами. Взамен их он предположил Творца мира, Строителя, от которого мир получил свое начало и который всем управляет и руководит. Это воззрение удержалось, хотя и с некоторыми изменениями, в позднейших философских школах; но наибольшего развития философский монотеизм впервые достиг лишь в учении Филона Александрийского, жившего во времена Христа. Филон был еврей и внес в греческую философию возвышенное представление об Иегове. По его учению, Бог настолько выше всего конечного, что ему невозможно приписывать свойства, присущие земным существам:
«Мы можем только сказать, что Бог есть, но что Он такое?»
Затем, так как со стороны столь возвышенного Божества нельзя себе представить непосредственного вмешательства в мир, то должны существовать посредники между Богом и миром, ангелы и демоны, исполняющие божественные повеления. Эта идея получила дальнейшее развитие в так называемой неоплатонической школе, самыми выдающимися представителями которой были Плотин, Порфирий и Ямблих. В особенности последний привел учение об ангелах и демонах в законченную систему, установив целый ряд степеней для богов и демонов, подчиняющихся высшему Божеству. Можно подумать, что эта система заимствована им у халдеев: подобно им, он признает 12 высших богов и 72 низших; затем следуют ангелы, демоны и герои. Это учение снова дало прочную опору мантике и искусству заклинания, и вряд ли можно сказать, что философы были свободнее от страха перед демонами, чем необразованные язычники. Так, например, неоплатоники предписывали своим ученикам множество разных обрядов, как‑то: очищение, воздержание от мясной пищи, безбрачие и т. п. В соблюдении этих обрядов они видели условие нравственной жизни, а также средство для избавления от преследований демонов, так как путем подавления своих земных потребностей они надеялись усвоить себе высшую, божественную природу.
Религия и наука, христианство и философия сходились, следовательно, в том, что признавали реальное существование демонов и придавали действительное значение волшебству, производимому при их помощи. Отцы церкви утверждали, что демоны с божественного соизволения имеют власть вредить людям, особенно побуждать их к отпадению от истинной веры. Без сомнения, они верили также, что христианину нечего бояться демонов, но сам факт веры не предохранял от преследований злых духов, напротив, еще в большей степени подвергал им, так как гибель христианской души должна была доставлять демонам величайшую радость и быть им особенно выгодной; ведь благодаря этому усиливалось их собственное царство и ослаблялось царство Божие. Поэтому христианину беспрестанно грозили преследования демонов, и для борьбы с ними ему необходимо было могущественное оружие. Такое оружие, не магическое, а действительное, должна была доставить верным церковь.
Уже Ориген (в начале ш века) высказал, что божественным словам свойственна чудесная сила. Особенное значение в этом смысле придавал он началу первой книги Моисея, многим местам в Евангелии от Иоанна, семи словам, сказанным со креста, молитве «Отче наш» и т. д. Но самое сильное действие оказывает на нечистую силу произнесение имени Иисуса Христа.
«Пусть тот, кто хочет убедиться в этом, – пишет Афанасий, – совершит крестное знамение или произнесет имя Иисуса среди бесовского наваждения, оракульского обмана и магических чудес, и он увидит, что немедленно демоны обратятся в бегство, оракул замолчит и все чудеса магии и колдовства прекратятся».
Подобно крестному знамению, могущественным предохранительным средством, имеющим силу прекращать всякие бесчинства демонов, служит также окропление освященной или «святой» водой.
К сожалению, вера в божественную помощь часто неправильно понималась как отрицание естественной помощи, что привело к печальным результатам в области врачебного искусства. Между тем как со времени Гиппократа встречались настоящие врачи, объяснявшие болезненное состояние человека естественным расстройством организма и поэтому употреблявшие против него естественные средства, теперь постепенно установился взгляд, что всякая болезнь есть дело злого духа – взгляд, представлявший, таким образом, возвращение к точке зрения халдеев.
При таких обстоятельствах никакая действительная медицина была невозможна; считалось даже греховным прибегать к ней за помощью. Уже из одного примера это будет достаточно ясно.
Епископ Григорий Турский (538/539–593/594 гг.) написал книгу о чудесах святого Мартина. В ней он рассказывает, что, описавши 99 чудес, он остановился на сотом номере и оглянулся кругом, как вдруг почувствовал сильную боль в левой стороне головы, так что не мог более работать. 24 часа терпел он эту боль; но так как ему не делалось лучше, то он пошел в соборную церковь к гробнице святого, помолился там и прикоснулся к больному месту гробничной занавесью; в то же мгновение он почувствовал облегчение. Спустя три дня боли опять возобновились; то же средство помогло опять. Через некоторое время он пустил себе кровь, и злой дух внушил ему мысль, что головная боль произошла только от лишней крови и что от такого кровопускания она может пройти. Но как только он это подумал, так прежняя боль возобновилась с еще большей силою. В раскаянии он снова пошел в церковь, помолился о прощении ему его грешных мыслей и прикосновением занавеси на этот раз был исцелен окончательно. Рассказ свой Григорий заключает следующими словами: «Каждый человек может из этого происшествия вывести поучение, что не следует прибегать к земным средствам тому, кто раз уже имел счастье испытать врачевание небесными средствами».
Древние способы гадания тоже вошли в употребление с применением к ним христианских форм. Один из очень употребительных способов состоял в том, что, закрыв глаза, открывали Библию и клали палец на открывшуюся страницу. Найденный таким образом текст должен был служить указанием того, что надо делать. Высшие церковные власти предостерегали, однако, против употребления такого способа в неважных житейских делах.
Норманны и финны