"Величаем Тя, Живодавче Христе, нас ради во ад сшедшаго, и с Собою вся воскресившаго"
Сим величанием Святая Церковь воздает ныне честь Божественному Жениху своему, изшедшему из гроба, яко от чертога. В заключение всех хвалебных песней своих для Него, продолжавшихся целую седмицу, она не нашла ничего славнее для лица Его, как указать наконец на сошествие Его во ад: "во ад сшедшаго!"
Но что это за похвала! - По нашему понятию, сойти во ад, значит подвергнуться состоянию несчастному, не возвыситься, а прийти в уничижение. Ибо как ни представлять себе ад, а нельзя представить его местом света, жизни и радости. Каким же образом нисшествие во ад Воскресшего Спасителя нашего служит знаком Его величайшего прославления?
Ответ на сие содержится в следующих словах той же хвалебной песни: "и с Собою вся воскресившаго". Великая разность - быть низведену во ад, чтоб выйти из него, когда угодно; еще большая разность, сойти во ад самому для того, чтоб извести с собой оттуда всех узников. Спаситель наш сошел во ад Сам, Своим произволением и Своею властью, -сошел для того, чтобы вскоре выйти из ада, - сошел один, чтобы извести оттуда всех: "с Собою вся воскресившаго". Дабы живее представить себе всю торжественность сего события, вообразите, что какой-либо могущественный царь взял приступом враждебный ему город, где в темнице томилось множество пленных, его подданных, кои, претерпевая всякого рода лишения, со дня на день ожидали смерти. По завоевании города, победитель тотчас сам спешит в темницу, объявляет свободу томящимся узникам, и выводит их с собой. Не здесь ли - в этой темнице, будет место особенной радости и веселия? Сам победитель не назовет ли сего действия лучшим плодом своей победы, этой минуты незабвенной для себя на всю жизнь? - И кто решился бы воспевать его подвиги, не вправе ли указать на это сошествие его в темницу, как на один из лучших камней в царственном венце его? - Подобно сему и сошествие во ад было действием самым приятным и самым славным для воскресшего Господа, потому что в нем наиявственнейшим образом обнаружилась и крайняя любовь Его к бедному человечеству, и высочайшее могущество Его над врагом рода человеческого. "Величаем убо, братие, и не престанем величать Живодавца Христа, нас ради во ад сшедшаго, и с Собою вся воскресившаго!"
Но что делать с пытливым разумом нашим, когда он, побуждаемый самой благодарностью, хочет видеть всю глубину бедствий, от коих мы избавлены! - Отчего, вопрошает он при сем случае, отчего ад наполнен был узниками? Почему сии узники подлежали власти князя тьмы? По какой причине никто из них не мог выйти из ада сам? Для чего Сам Спаситель не прежде сошел во ад для их освобождения, как после страдания и смерти Своей? - Вопросы, как сами видите, братие, глубокие и многообъемлющие; почему они и не обыкли предлагаться с сего священного места; но поелику разрешение их всецело клонится к славе возлюбленного Спасителя нашего, к умножению нашей духовной радости; то мы, при руководстве слова Божия и отцов Церкви, не усомнимся сказать нечто на каждый из сих вопросов; - только просим воскрылить мысль вашу верой и любовью к Спасителю.
Отчего ад, до сошествия в него Господа, был наполнен узниками? -Оттого, что души всех усопших, до исполнения тайны искупления на Голгофе, сходили по смерти во ад. Почему сходили во ад, а не отходили на небо? - Потому, что все души человеческие суть души падшие, лишенные первобытного совершенства. Падшему и разбившемуся неестественно идти вверх: он при первом движении стремится вниз, и стремится дотоле, пока не будет остановлен и поддержан кем-либо. То же было и с душами человеческими. Упав в праотце, потом стократ падав и разбиваясь сами в произвольных грехопадениях, они естественно теряли крепость и силу; и потому не могли по смерти возноситься горе, а упадали долу, в круг бытия низшего и худшего, - по выражению Писания, в преиспбдняя земли (Пс. 62; 10). Вместе с сим души усопших не могли не подвергаться некоей злополучной зависимости от врага рода человеческого - диавола. Ибо несчастная область тьмы и смерти, печали и глада, в которую сходили они, образована первоначально им, через собственное его ниспадение из высшего круга бытия, и составляет потому его злосчастную собственность. Мы не знаем, где именно находится сие печальное обиталище падших духов и падших душ, но должно быть где-либо: не можем определить, в чем именно состоит несчастье - быть там, но не можем и представить, чтобы пребывание там не было сопряжено с тяжкими лишениями. И вот в сем-то бедственном состоянии находились души усопших до сошествия к ним воскресшего Господа!
В равной ли мере все, там находившиеся, подлежали бедствиям и зависимости от князя тьмы? Без сомнения, не в равной. Авраам, Моисей и подобные им праведники не могли быть игралищем врага Божия. Очищенные верой, воскрыленные любовью, души их были близки к небу; исполненные упованием, сердца их уже предвкушали радости рая. Но самое небо было заключено для всех: ни в ком не было силы разорвать совершенно узы, влекущие долу, - перейти черту, отделяющую небо от земли, вознестись в светлый град Божий, к престолу Вседержителя. - Для сего требовалось могущество более, нежели ангельское: ибо для сего нужно было соединить паки небесное с земным, наполнить открывшуюся через грех между тем и другим бездну. Все это мог сделать един Тот, в Коем Бог и человек составляют единое лицо, для Коего потому нет ничего непреходимого; Который, будучи превыше всего и сосредоточивая в Себе все, по тому самому мог возглавить Собой всяческая (Еф. 1; 10).
И возглавил! С самого начала воплощения Сына Божия, небо со всей полнотой совершенств своих уже преклонилось к земле; князь мира должен был потерять свою власть и силу, а человек - ожить для первобытной свободы и блаженства. Но все сие совершалось постепенно. Сначала, во время земной жизни Богочеловека, действие всемирного восстановления, Им совершаемого, обнаруживалось наиболее в том, что находилось в то время на земле, не касаясь еще всей силой своего мира невидимого; плодами пришествия Искупителя видимо пользовались только Его современники; а для тех, кои жили вдалеке, тем паче для тех, кои пребывали в другом мире, пришествия Спасителя еще как бы не наступало.
Но вот, когда Он взошел на самый верх совершенства крестом, ибо Больше сея любве к Богу и ближним, по собственным словам Его, - никтоже иматъ, да кто душу свою положит за други своя (Ин. 15; 13); то, прияв власть над небом и землей, немедленно поспешил к другой половине человечества, находившейся во аде, - дабы извести оттуда на небо всех, кои были к тому способны. Еще пречистая плоть Его оставалась во гробе, в саду Иосифовом, стрегомая стражей; а дух Его уже был во аде. В сем случае, как замечает один учитель Церкви, Спаситель мира как бы разделен был между двумя мирами: невидимым и видимым, - и каждый из них приял свое: мир невидимый, состоящий из душ бесплотных, видел среди себя пресвятую душу Господа, а на земли, среди людей, обложенных плотью, оставалась Его пречистая плоть.
Каким образом произведено самое изведение душ из ада? Без спора и брани князь тьмы уступил свою вековую добычу? - Без спора и брани, хотя с великим стыдом и печалью. Без спора и брани, ибо, хотя видел нисшедшей к себе душу человеческую, но сия душа облечена была всемогуществом Божества; а он был уже поражен в главу и низложен на Голгофе крестом. С великим стыдом и печалью: ибо хотя князь тьмы отдавал теперь все, что у него брали, и что только могло и хотело выйти из его державы смерти, даже хотел бы сам бежать и сокрыться от света Божества, пред ним сиявшего; но действием всемогущества Иисусова остановлен, "совлечен", по свидетельству апостола, всех знаков "начальства и власти", коими он окружал себя как самозванец, и изведен в позор пред очи всех, оставлявших его теперь, пленников, и всех остававшихся с ним клевретов его (Кол. 2; 15). А с душами людей, ожидавших с верой пришествия Искупителя, должно думать, произошло нечто подобное тому, что происходит с частицами известного металла, когда среди их является магнит: они тотчас невольно окружают его, соединяются с ним, каждая своим образом, и потому всюду за ним следуют. Подобное, говорю, должно было последовать и с душами чистыми. Как в нашем мире нужно только взойти на горизонт солнцу, чтобы все, способное вознестись, понеслось от земли вверх: так во аде одно появление Богочеловека уже дало возможность вознестись вслед за ним всему, что только способно было оставить глубины адовы. Были, однако же, и в аде души, кои или не вдруг поняли сию драгоценную возможность, или не расположены были воспользоваться ею вдруг: заключаю это из того, что Спаситель, по свидетельству апостола, проповедовал во аде некоторым, да прияв (некогда) наказание плотию, поживут... теперь по Бозе духом (1 Пет. 4; 6). Но кого не просветит, не согреет, не увлечет за собой такая проповедь? - Посему Святая Церковь в радости воспевает, что сошествием Жениха ее во ад истощены "вся царствия адовы".
"Но какая нам польза из сего сошествия? Изведены не мы, а другие", - подумает кто-либо. Брось, возлюбленный, мысль сию, ибо она от недостатка любви к Спасителю и к подобным тебе человекам. Что нам? -А разве торжество главы, Господа нашего, не есть торжество всего тела и всех членов, то есть, всех нас, верующих во имя Его? - Мы не участвуем лично в подвигах земного царя; и однако же, все радуемся и торжествуем, когда он одерживает победы, берет города и области. Как же не радоваться нам о победе нашего Царя Небесного? Притом, кои и что мы все человеки? Не члены ли одного тела? Когда выздоравливает одна половина тела, то это не может не быть отрадно и для другой. А множество душ, бывших во аде до Воскресения Спасителя, без сомнения, составляло значительную часть рода человеческого, если не половину тела.
Вместе с утешением, сошествие Господа во ад содержит для нас урок великий. Надобно, братие, и нам куда-либо идти по смерти. Куда же пойдем? Горе или долу? - Врата в рай отверсты Крестом Спасителя; но рай остался на небе. Кто хочет быть в раю, тому надобно уметь по смерти возноситься горе. Но и на высокие горы земные не всякий может восходить, тем паче взошед, редкий может быть там долго. Посему надобно заранее приуготовляться к восходу. Как приуготовляться? Во-первых, сложением с себя всякой тяжести, освобождением себя от всяких уз; во-вторых, приобретением легкости и способности возноситься горе, и дышать небесным воздухом. Узы души суть страсти, тяжесть души есть грех. Кто не разрешит себя от сих уз, не сложит с себя сей тяжести, тот, естественно, по смерти останется долу, или, что еще хуже, влекомый собственной внутренней тяжестью, устремится вниз. Куда? - Туда, может быть, куда стремятся вокруг нас и все тяжести - к средоточию земли. А что там? - Спросите у трехсот огнедышаших жерл, коими со всех сторон испещрена поверхность земная...
Но где бы ни был ад, кто, однако же, возлюбленный, сойдет для освобождения нас из него, если нам с тобой, по несчастью, достанется быть там? - Взошед на небо, Спаситель уже не снидет с него паки и на землю, как прежде, доколе не настанет великий день суда. Тогда, по свидетельству тайновидца, и сам "ад отдаст паки мертвецы своя" (Откр. 20; 13); но отдаст уже не для восхода в рай, а на суд и повержение в езеро огненное (Откр. 20; 15).
Итак, доколе имеем всю возможность, не будем медлить очищением себя от всякой скверны плоти и духа, памятуя, что всякий грех есть тяжесть, которая по смерти будет влечь нас долу - во ад. Аминь.
Слово на отдание Пасхи
Христос воскресе!
Преходя от празднества к празднеству, мы неприметно пришли уже к подножию Елеона, и в последний раз возглашаем: Христос воскресе! Многие из нас, без сомнения, паки удостоятся видеть и воспевать воскресения день; а некоторые, и это также не подлежит сомнению, - будут праздновать, если окажутся достойны, следующую Пасху уже в невечернем дни царствия Христова. Кто первые и кто последние? Не знаем. Известно только, что каждый из нас может принадлежать к числу последних. И вот причина, почему многие проводят настоящий день с некоторым как бы унынием. Желалось бы никогда не оканчивать радостных песнопений, никогда не расставаться со светлым торжеством!
Но, братие, разве это невозможно? Разве нет средств продлить во всей силе - не день, а радость Воскресения Христова? К сему самому направлено все в христианстве; в сем состоит самое истинное христианство. Ибо в чем состоит оно? Не в обновлении ли духа, не в приятии ли свыше нового сердца, не в воскресении ли со Христом? Но, кто раз истинно воскрес духом, для того вся последующая жизнь есть торжество воскресения, у того каждый день светел, тот всеми делами своими непрестанно говорит: "Воистину воскресе Христос!" Посему, кто не хочет расставаться с торжеством воскресения, да ведает, что он и не должен расставаться, что внутрь его должно быть всегдашнее воскресенье! Для сей-то цели, Святая Церковь и обновляет, через каждые шесть дней, память Воскресения Христова, давая разуметь каждому, что торжество сие, рано или поздно, должно сделаться у христианина непрерывным.
"Но средство к сему, - помыслит кто-либо, - так велико и многосложно, что деятельное употребление его может быть только уделом весьма немногих. Многие ли могут похвалиться своим духовным совоскресением Христу?" - Подлинно, братие, немногие. Но это - наша вина, и вина самая великая; ибо воскресение сие непременно должно принадлежать всем и каждому; в нем состоит, как мы сказали, самая сущность христианства, без него нет и не может быть истинного христианства.
Это, братие, не мои мысли и заключения. Разгните писания апостолов Христовых: там на каждой странице вы увидите, что христианин есть человек обновленный, воскресший, вновь созданный. Посему, когда кому-либо предложенное нами средство, продлить себе радость воскресения через обновление всего духа во Христе, покажется средством не так близким и всеобщим; то это явный знак, что таковой не только не есть истинный последователь Христов, но и не ведает, что требуется непременно для сего последования, и что оно совершенно невозможно без обновления духа. Таковому надобно посему стараться не о продолжении для себя радости, какой бы то ни было, а о произведении в себе духа сокрушения о том, что он доселе носил имя христианина, не заботясь о том, чтобы на самом деле быть им, то есть, стяжать сердце новое и дух новый, - сердце Божие, дух Христов. Обратимся к празднику. Итак, мы должны ныне совершить, по выражению Церкви, "отдание воскресения" нашего Господа. В чем же должно состоять сие отдание? - Явно не в одном сокращенном повторении праздничного богослужения и не в одном окончании радостных песнопений: это составило бы отдание уст, а Господь хочет нашего сердца. Не то отдал Он за нас, не то и мы должны отдавать Ему. Предадим Ему свой ум; да будет он Христов, да не является в нем ни единого "возношения взимающегося на разум Божий" (2 Кор. 10; 5), ни единой тьмы под видом света; предадим Ему сердце, да будет оно Христовым: свободным от пристрастия к миру и его благам, постоянно устремленным туда, где его вечное сокровище (Мф. 6; 21); предадим волю, да будет Христовой: заключенной в Святом Его Евангелии, скорой на всякое дело благое, и недвижной к злу; предадим душу и тело и весь живот наш: да будет и он заключен со Христом в Боге (Кол. 3; 3); да живем не столько мы сами в себе, сколько Христос в нас. Предадим, ибо сколько бы мы ни предавали себя Христу, Царю и Богу нашему, никогда не возможем предать себя Ему так, как Он предал Себя за нас, и предает Себя доселе всем нам в Таинстве Евхаристии. Таковое предание себя Христу будет самым лучшим для нас приуготовлением и к празднованию вознесения Христова. Если наш ум и мысли будут принадлежать Христу, то они не останутся на земле, мы будем "смотреть не на видимое, а на невидимое" (2 Кор. 4; 18), - "мудрствовать горняя" (Кол. 3; 2). Если наше сердце и воля будут принадлежать Христу, то не станут блуждать по земле, а будут искать вышних... идеже есть Христос о десную Бога седя (Кол. 3; 1). Самая плоть наша, принадлежа Христу, начнет забывать свою бренность, утренневать к горнему Иерусалиму, воздыхать о жилище небесном. А Христос премилосердый не оставит навсегда Своих на земле, приидет к ним, по непреложному обещанию Своему Сам, и возьмет туда, где теперь Он (Ин. 14; 3), еже буди всем нам по благодати и человеколюбию Его! Аминь.
Слово на отдание Пасхи
Христос воскресе!
Святой Псалмопевец, изображая в псалмах различные состояния души благочестивой, заметил между ними одно такое, в коем самый остаток побуждает человека радоваться и прославлять торжественно имя Господне. И останок помышления, - говорит он, обращаясь от лица благочестивой души к Богу, - празднует Ти! (Пс. 75; 11). Едва ли, братие, мы ныне не находимся в подобном состоянии. В продолжение четыредесяти дней празднества Воскресения Христова, всяк из нас имел столько времени, побуждений и случаев к размышлению о всех обстоятельствах сего преславного события, что ныне у каждого, вероятно, есть какой-либо останок благочестивых помышлений, и притом такой, что исполняет душу радостью и побуждает снова торжествовать в честь Воскресшего.
Без сомнения, останок сей различен, смотря по состоянию каждого: ибо один более способен размышлять о предметах духовных, другой -менее; тот прилежнее размышлял в прошедшие дни о празднестве, другой проводил их без особенного размышления; обращавшийся с молитвой в духе к Воскресшему принимал от Него Самого тайны созерцания, а не обращавшийся, потому самому, лишен сея благодати. Я могу сказать только о том, что ныне осталось в уме моем от собственных моих размышлений о празднике. Может быть, в сем случае я сойдусь в мыслях с некоторыми из вас: в таком случае от общего останка будет общее, и потому большее, празднество. А если и не сойдемся в одних мыслях, то не будет вреда; ибо, во-первых, чувство благоговения и любви к Воскресшему останется у всех одно; а во-вторых, разнообразие мыслей благочестивых подаст новую пищу душам благочестивым.
При обращении последнего взора на празднество Воскресения Христова, мысль моя, братие, остановилась на времени, до коего продолжается у нас это празднование. Не прежде, как по прошествии четыредесяти дней, мы престаем праздновать Воскресение Господне, и это потому, что Воскресший пробыл на земле, по воскресении, четыредесять дней. Почему же и для чего пробыл Он на земли именно столько дней, не более и не менее? - В такой жизни, какова жизнь Господа нашего, должно быть все строго расчислено и не может быть ничего случайного. Кроме того, поелику земная жизнь Господа есть образец нашей жизни, так что, по Апостолу, в нас то же должно мудрствоваться, что и во Христе Иисусе (Флп. 2; 5), то причина, почему Господь оставался, по Воскресении, на земле, сорок дней, должна иметь отношение и к нашей жизни. Где же она и в чем?
В ответ на сие, должно сказать, во-первых, что четыредесятиднев-ное продолжение времени издревле было важно, и встречается в Священном Писании токмо при особенных случаях. Так израильтяне, по исходе из Египта, до вступления в Ханаан, странствуют в пустыне четыре-десять лет; и Моисей приуготовляется на Синае к принятию закона четыредесять дней; столько же дней Илия идет в Хорив, где ожидало его явление славы Божией; столько же дней Сам Господь проводит в пустыне пред вступлением в должность всемирного Ходатая и Учителя. Таким образом, число четыредесять можно назвать числом приуготовления к чему-либо великому. Господу, по Воскресении, предстояла величайшая высота - престол славы, седение одесную Бога Отца, управление Церковью и всем миром. Посему не составляло ли четыредесятидневное пребывание Его по Воскресении на земле и для Него, то есть, для Его человечества, некоего приуготовления ко вмещению полноты божественной славы? Правда, что Божество в Нем соединено ипостасно с человечеством, но оно соединено и действует без нарушения законов человечества; посему и обнаруживало себя на земле постепенно, и иногда и вовсе закрывалось: так говорится о Нем, что Он возрастал премудростию и... благодатию у Бога и человеков (Лк. 2; 52); так, Он Сам говорил во время земной жизни Своей, что о дни... о часе последнем никтоже весть, ни ангели... ни Сын, токмо Отец (Мк. 13; 32). Посему нет ничего несообразного с достоинством Богочеловека, если Он, по человечеству Своему, в продолжение четыредесяти дней по воскресении, постепенно приближался к той высоте Божественной славы, на которую должен Он был взойти, по вознесении Своем на небо.
Но какое же, спросишь, отношение сего события в жизни Господа к нашей жизни? - Весьма не малое: вспомни о сороковом дне по смерти! Святая Церковь издревле обыкла продолжать поминовение усопших особенно до сего дня: почему? Не потому ли, что и с нашими душами, в продолжение сего времени, происходит нечто подобное тому, что было с Господом, до Его вознесения на небо; то есть что они, хотя отрешенные от земли, но еще не восходят на небо, и находятся в состоянии некоего приуготовления? Ему, яко безгрешному, не от чего было очищаться в продолжение сего времени, и надлежало только, если можно так сказать, постепенно возвыситься человечеством до беспредельного величия Божества, в нем обитающего телесне; а нам, без сомнения, от многого надобно будет очиститься, оставляя мир сей: ибо как бы мы ни старались быть свободными от того, что в мире, но прах сует земных неприметно налегает здесь на самую чистую душу. Имея в виду сей великий и трудный подвиг, предлежащий душе по смерти, и желая оказать ей помощь в столь важное время, когда решается, куда идти ей, - горе ли, к престолу Божию подобно своему Спасителю, или долу, во глубины ада, подобно врагу-искупителю, - Святая Церковь молится за умерших особенно в продолжение четыредесяти дней по смерти; и многие явления из другого мира свидетельствуют, как нужны молитвы сии для усопших, и как действительны они, когда совершаются в духе живой веры в Искупителя, и живой христианской любви к усопшим.
А мы, возлюбленные братие, зная сие, должны, во-первых, прилагать все старание о том, чтобы в продолжение жизни, как можно более, освобождать свою душу от всего земного, нечистого и греховного: ибо все сие, как тяжесть, будет лежать на ней по смерти и не попускать ей возноситься горе. Во-вторых должны, как можно прилежнее, совершать молитвы за умерших братий наших: это самая лучшая жертва любви, какую мы можем приносить друг другу.
Таков, братие, останок моих помышлений у гроба Спасителя. Вероятно, у некоторых из вас осталось более: да возблагодарят таковые Господа и да поспешат обратить оставшееся в назидание свое и других! Ибо мы все, по слову апостола, должны назидать друг друга. С нашей стороны довольно и того, что малый останок мыслей, переданный вам теперь, по выражению Псалмопевца, празднует, - располагает душу к радости и прославлению Воскресшего Господа. Ибо как не возрадоваться, представляя, что в нашей жизни повторяются события Его божественной жизни, и что с нами, по смерти, бывает нечто подобное тому, что было с Ним по Воскресении? Как не возблагодарить нашего Спасителя и Господа, помышляя, что Он во всех отношениях оставил нам образ, да последуем стопам Его? (Ин. 13; 15. 1 Пет. 2; 21). Во всех, говорю, отношениях; ибо как ни велика слава, в коей мы узрим Его завтра, на Елеоне, но и она принадлежит не Ему одному, а всем истинно любящим Его.
О братие, величественная, неизглаголанная участь ожидает нас! Поем убо и не престанем петь Воскресшему Господу: славно бо прославися! (Исх. 15; 1). Аминь.
Слово в день Пасхи
Памятуете ли, возлюбленные, как мы сретали нынешний день в прошедшем году? Сретали и тогда с радостью; ибо, светлый праздник во славу Воскресшего Господа не мог не быть радостен для христианина: но это духовное веселие сильно было возмущено тогда и помрачалось от страха всеобщих смертных опасностей; потому что грозная туча, нашедшая на нас в самый великий пяток, продолжала еще висеть тогда над нами, и никто не мог думать, что она, вместе с постом, уже прошла совершенно и не возвратится более.
При воспоминании о всем этом, как не возблагодарить Господа, Который попустил прийти на нас в прошедшем году столь тяжкому искушению, но вместе с тем даровал нам и силы перенести его благодушно: наказуя, наказал нас, яко Отец, за грехи наши, смерти же не предаде нас (Пс. 117; 18).
Ныне другое! Над нами нет уже прежней грозы и страхов; посему нам можно бы вполне предаться радости и веселью о торжестве воскресшего Спасителя нашего. Но есть и ныне, как сами ведаете, причина, уменьшающая нашу радость и заставляющая растворять оную иногда слезами сокрушения. Ибо, тогда как бы радостно возглашаем здесь: Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, - в это самое время тысячи братий наших полагают в нашей же стране души свои в жестоких битвах со врагами. Веруем и надеемся, что они, не воздыхая, а охотно приносят себя в жертву для блага Отечества: но нам можно ли, среди радости нашей, забыть их мученическое положение, их раны и кровь?
Посему радость о воскресении Господнем должна принять у нас ныне другой характер. Сообразно чрезвычайным и горестным обстоятельствам нашим, уже неприлично было бы сей радости сопровождаться у нас какими-либо чувственными увеселениями и рассеянием мирским, как это бывало прежде. Вместо сего, должна взять верх сила благочестия христианского, должно усугубиться посещению храмов Божиих, увеличиться молитвам, открыться усердию к вспоможению бедным и к прочим святым делам набожности христианской.
Помолимся Воскресшему, да дарует, подвизающимся за имя Его и за благо Отечества, братиям нашим духа веры, терпения и мужества; да благословляются подвиги их и да венчаются победой над врагами; да усладятся благодатью Его последние минуты тех, коим суждено пасть жертвой брани; да отпустятся им вольные и невольные грехопадения их, и да обрящут души их успокоение в Царствии Небесном.
Помолимся и о западных противниках наших, кои торжествуют ныне свою пасху в един день с нами, да, озаренные свыше, узрят и познают, за кого они постыдно ратуют, кому безрассудно приносят в жертву свою жизнь, и, познавши все сие, да престанут быть противу нас союзниками врагов Креста Христова!
Помолимся, наконец, за сих самых врагов, то есть, злосчастных поклонников лжепророка, да вникнут и уразумеют, что если временное спасение державы их зависит уже не от Магомета и Ал-Корана, а от силы и искусства народов христианских; то тем паче вечное спасение душ их не может быть обретено ими нигде более, как токмо под сению Креста Христова.
"Простим всем и вся воскресением", и всех обымем желанием им спасения и молитвой, да прославится таким образом в нас благодать воскресшего Господа, Который положил душу Свою для спасения всего рода человеческого, и воскрес для блага всех падших сынов Адама. Аминь.