"Мне на плечи кидается век-волкодав..."

"..."
Бытьможет, я тебе не нужен.
Ночь;из пучины мировой,
Какраковина без жемчужин,
Явыброшен на берег твой.
О.Мандельштам
 ОсипЭмильевич Мандельштам знал подлинную цену себе и своему творчеству, считал, чтоповлияет “на русскую поэзию, кое-что изменив в ее строении и составе”. Никогдаи ни в чем не изменял поэт себе. Позиции пророка и жреца предпочитал позициюживущего вместе и среди людей, созидающего то, что необходимо его народу.
Даномне тело — что мне делать с ним.
Такимединым и таким моим?
Зарадость тихую дышать и жить
Кого,скажите, мне благодарить?
Яи садовник, я же и цветок,
Втемнице мира я не одинок.
Заталантливую поэзию наградой ему были гонения, нищета и в конце концов гибель.Но правдивые, оплаченные высокой ценой стихи, десятилетия не печатавшиеся,жестоко преследующиеся, выжили… и теперь вошли в наше сознание как высокиеобразцы человеческого достоинства, несгибаемой воли и гениальности.
ВПетрополе прозрачном мы умрем.
Гдевластвует над нами Прозерпина.
Мыв каждом вздохе смертный воздух пьем,
Икаждый час нам смертная година.
ВПетербурге Мандельштам начал писать стихи, сюда возвращался ненадолго, этотгород считал “своей Родиной”.
Явернулся в мой город, знакомый до слез,
Допрожилок, до детских припухших желез.
Явернулся сюда,— так глотай же скорей
Рыбийжир ленинградских речных фонарей.
Мандельштамбыл по-детски открытым и радостным человеком, идущим навстречу людям с чистойдушой, не умеющим лгать и притворяться. Никогда не торговал он своим талантом,предпочитая сытости и комфорту свободу: благополучие не было для него условиемтворчества. Несчастий он не искал, но и за счастьем не гонялся.
Ах,тяжелые соты и нежные сети,
Легчекамень поднять, чем имя твое повторить!
Уменя остается одна забота на свете:
Золотаязабота, как времени бремя избыть.
Словнотемную воду, я пью помутневший воздух.
Времявспахано плугом, и роза землею была.
Поэтзнал и ему не безразлична была цена, которую надо было платить за жизненныеблага и даже — за счастье жить. Судьба изрядно била и трепала его, неоднократноподводила к последней черте, и лишь счастливая случайность спасала поэта врешающий момент.
Декабрьторжественный сияет над Невой.
Двенадцатьмесяцев поют о смертном часе.
Нет,не Соломинка в торжественном атласе
Вкушаетмедленный, томительный покой.
Посвидетельству Ахматовой, Мандельштам в 42 года “отяжелел, поседел, стал плоходышать — производил впечатление старика, но глаза по-прежнему сияли. Стихистановились все лучше. Проза тоже”. Интересно соединялось в поэте физическоеодряхление с поэтической и духовной мощью.
Колютресницы, в груди прикипела слеза.
Чуюбез страху, что будет и будет гроза.
Кто-точудной меня что-то торопит забыть.
Душно,—и все-таки до смерти хочется жить.
Чтоже давало силы поэту? Творчество. “Поэзия — это власть”,— сказал он Ахматовой.Это власть над собой, болезнями и слабостями, над людскими душами, надвечностью давала силы жить и творить, быть независимым и безрассудным.
Загремучую доблесть грядущих веков,
Завысокое племя людей
Ялишился и чаши на пире отцов,
Ивеселья и чести своей.
Мнена плечи кидается век-волкодав.
Ноне волк я по крови своей,
Запихайменя лучше, как шапку, в рукав
Жаркойшубы сибирских степей.
Поэтискренне пытался слиться с временем, вписаться в новую действительность, нопостоянно ощущал ее враждебность. Со временем этот разлад становился всеощутимей, а потом и убийствен.
Векмой, зверь мой, кто сумеет
Заглянутьв твои зрачки
Исвоею кровью склеит
Двухстолетий позвонки.
Вжизни Мандельштам не был борцом и бойцом, ему ведо- мы были сомнения и страх,но в поэзии он был непобедимым героем, преодолевающим все трудности.
Чур!Не просить, не жаловаться!
Цыц!Не хныкать! Для того ли разночинцы
Рассохлыетоптали сапоги, чтоб я теперь их предал?
Мыумрем, как пехотинцы.
Ноне прославим ни хищи, ни поденщины, ни лжи!
Критикиобвиняли Мандельштама в оторванности от жизни, ее проблем, но он был оченьконкретен, а это было страшнее всего для властей. Так он писал о репрессиях30-х годов:
Помоги,Господь, эту ночь прожить:
Яза жизнь боюсь — за твою рабу,
ВПетербурге жить — словно спать в гробу.
“Стихидолжны быть гражданскими”,— считал поэт. Его стихотворение “Мы живем, под собоюне чуя страны...” было равносильно самоубийству, ведь о “земном боге” он писал:
Еготолстые пальцы, как черви, жирны,
Аслова, как пудовые гири, верны.
Тараканьисмеются усища,
Исияют его голенища.
Проститьтакое поэту не могли, власти уничтожили его самого, но поэзия осталась, выжилаи теперь говорит правду о своем творце.
Гдебольше неба мне — там я бродить готов,
Иясная тоска меня не отпускает
Отмолодых еще воронежских холмов
Квсечеловеческим — яснеющим в Тоскане.
Список литературы
Дляподготовки данной работы были использованы материалы с сайта www.coolsoch.ru/