Итак, отняли камень от пещеры, где лежал умерший. Иисус же возвел очи к небу и сказал:
Отче! благодарю тебя, что ты услышал меня.
Я и знал, что ты всегда услышишь меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что ты послал меня.
Сказав это, он воззвал громким голосом:
Лазарь! Иди вон.
И вышел умерший, обвитый по рукам и ногам погребальными пеленами, и лице его обвязано было платком. Иисус говорит им: развяжите его, пусть идет. Тогда многие из иудеев, пришедших к Марии и видевших, что сотворил Иисус, уверовали в него.
(Иоанн, глава 11, стихи 41-45)
Я забыл сказать, что Вифания находилась совсем неподалеку от Иерусалима. Иисус благоразумно не стал злоупотреблять гостеприимством Лазаря № 1, брата Магдалины и Марфы, однако во время своего вояжа по Перее он продолжал поддерживать с этой верной ему семьей дружескую связь по почте.
И вот, пока сын голубя странствовал от деревни к деревне в Перее, рассказывая повсюду дурацкие старые анекдоты, явился к нему однажды утром гонец с доверчиво-простодушным письмом, где было начертано:
Господину Иисусу Христу в Перее. В случае изменения адреса найти адресата.
«Господи, тот, кого ты любишь, болен.
Марфа и Мария».
Иисус скомкал записку и ответил гонцу:
— Чепуха! Они зря беспокоятся. Не от всякой болезни умирают. Лазарь выкарабкается, я в этом уверен.
И гонец отправился к двум возлюбленным овечкам с этим ответом их пастыря. Но поскольку Лазарь был тяжко болен, такой ответ их ничуть не успокоил. Марфа и Мария Магдалина чувствовали себя как на иголках и полагали, что Иисус относится к этому делу слишком уж беспечно. Неужели он ничего не понимает, их красавчик шатен?
О, отнюдь! Сын голубя прекрасно знал и понимал все, что касалось здоровья его друга Лазаря. Просто он не хотел вмешиваться в ход болезни. Почему? А вот это мы сейчас узнаем.
В течение двух дней Иисус делал вид, что совершенно позабыл о послании двух сестер. К концу второго дня Лазарь преставился. Мария и Марфа в отчаянии! Они берут Лазаря, обмывают его, умащают благовониями, накрепко пеленают надушенными простынями, рассылают извещения о похоронах. Поскольку Лазарь занимал среди евреев довольно высокое положение, хоронили его по первому разряду. Народу собралось великое множество. Лазаря положили в превосходную пещеру, исполнявшую роль семейного склепа. В течение трех дней его оплакивали по самому высшему тарифу: Магдалина решила, что на слезах экономить нечего, так что обусловленных ритуалом рыданий было предостаточно.
Марфа и Мария тоже присоединились к хору плакальщиц и старательно проливали целые потоки слез. Правда, их слезы были искренними, ибо они действительно обожали своего брата. Особенно горевала Магдалина, которая никак не хотела верить в столь внезапную кончину.
— Дорогой наш Лазарь! — восклицала она. — Всего неделю назад он был здоров и крепок, как дуб, а сегодня лежит в гробу… Не может быть, чтобы он умер!
И она потребовала, чтобы склеп открыли. С лица Лазаря сняли пелены.
Выглядел он как самый заправский покойник. Тогда пещеру снова заложили камнем и замуровали. Друзья семьи окончательно убедились, что брата Марии и Марфы похоронили не напрасно.
Но в тот миг, когда Лазарь сыграл в ящик, Иисус, от которого ничто не скрыто, сразу же получил — разумеется, от своего отца-голубя — уведомление об этом печальном событии.
Вдруг он сказал ученикам:
— Пойдем опять в Иудею.
— В Иудею? — вскричали ученики. — Должно быть, ты шутишь! Совсем недавно ты едва избежал ярости своих врагов, а теперь опять хочешь вернуться в Иерусалим? Полно! Ты что, забыл, как тебя хотели побить камнями? Черт побери, короткая же у тебя память!
— Все это неважно, — отрезал Иисус. — Мы идем в Иудею. И если не в
Иерусалим, то уж в Вифанию наверняка.
— Что, по Магдалине соскучился? — фамильярно спросил один из апостолов, полагая, что догадался о причине столь внезапного желания вернуться в Иудею.
— Да нет же, о Магдалине я сейчас и не думаю. Я думаю о моем брате Лазаре, который уснул, но я иду разбудить его.
— Смотри-ка, в самом деле! — вспомнил кто-то, — Два дня назад тебе ведь сообщили, что Лазарь болен. Но если сейчас он уснул, значит, выздоровеет, — это добрый знак. Апостол, сказавший это, думал, что его наставник, говоря об уснувшем Лазаре, имел в виду тот благодатный сон, который при некоторых заболеваниях служит признаком выздоровления. Однако Иисус тут же исправил его ошибку.
— Когда я говорил, что Лазарь уснул, я хотел сказать, что он опочил.
— Лазарь умер?
— Да, мои друзья.
— Что же теперь?
— Теперь я в восторге.
— В восторге?!
— Да, в восторге, ибо теперь я получил возможность его воскресить. А когда я его воскрешу, вам всем до одного придется признать, что я всемогущ… Но довольно слов, идем к нему!
Однако апостолы все еще колебались. Тогда Фома, отличавшийся от остальных своим мужеством, подал им пример.
— Пойдем с ним, — сказал он великодушно, — и умрем с нашим учителем!
И вот святой взвод двинулся в путь. Когда они добрались до Вифании, шел уже четвертый день после положения Лазаря во гроб. Многочисленные друзья, как могли, утешали обеих сестер.
Марфа, услышав, что Иисус подходит к Вифании, бросилась ему навстречу, Магдалина же осталась дома.
И Марфа сказала Иисусу:
— Ах, господи, почему не пришел ты раньше? Когда мы с сестрой известили тебя, еще можно было спасти несчастного Лазаря. Если бы ты пришел вовремя, то смог бы его исцелить и сейчас наш Лазарь был бы жив.
— Что ж из того, что Лазарь умер? Он воскреснет!
— Увы, это утешение я только и слышу последние четыре дня. Воскреснет в день конца света! Все мои иерусалимские друзья мне это повторяют.
— Да нет же, Марфа, я говорю о другом. Я сам по себе есмь воскресение и жизнь; верующий в меня, если и умрет, оживет. Веришь ли мне, Марфа?
— Конечно, господи. Верую, что ты Христос, сын отца Саваофа. Теперь ты доволен?
— Да, Марфа. Перестань плакать, я верну вам радость. Марфа подумала о Магдалине, оставшейся дома, и поспешила к ней.
— Мария, Мария! — зашептала она. — Учитель здесь и зовет тебя.
Слова эти она шепнула сестре на ушко, чтобы никто из собравшихся в доме друзей не мог их слышать.
Магдалина, как скоро узнала, что ее возлюбленный в двух шагах, поспешно встала и пошла к нему.
— Куда это она собралась? — всполошились друзья дома.
— Она пошла плакать на гроб Лазаря.
И они пошли за ней, чтобы поплакать вместе с нею и тем смягчить горечь ее слез.
Магдалина же, придя туда, где был Иисус, и увидев его, пала к ногам его и начала повторять упреки Марфы:
— Ах, господи, если бы ты был здесь хоть несколькими днями раньше, не умер бы брат мой!
И больше она ничего не прибавила. Из глаз ее полились ручьи слез более красноречивых, чем любые слова. Такой взрыв отчаяния оказался заразительным. Все пришедшие с Магдалиной иудеи заревели хором. Сам Иисус был глубоко тронут и едва не присоединился ко всеобщим рыданиям. Однако сын голубя вовремя вспомнил, что он все-таки Бог и что ему стонать незачем, поскольку он сейчас воскресит несчастного покойника.
— Где вы его положили? — вдруг спросил он. Ему ответили хором:
— Господи, изволь пойти за нами, и там сам увидишь.
И он пошел за ними. Поразмыслив, он решил, что не худо будет, если он все же поплачет вместе со всеми. И вот Иисус прослезился. Евреи же, принявшие его слезы за чистую монету, говорили шепотком:
— Смотри-ка, он его все-таки чертовски любил! Впрочем, некоторые, по свидетельству того же евангелия, скептически изрекали:
— Если бы он его действительно так любил, он бы не дал ему умереть, ведь открыл же он глаза слепорожденному! Хотя, может быть, все его чудеса — жульничество?
Эти слова сомнения подстегнули Иисуса. Он ускорил шаг.
— Поспешим! — сказал он. — Где этот склеп? Это была, как уже говорилось, пещера, заваленная тяжелым камнем.
— Отвалите камень! — скомандовал Иисус, приблизившись к месту погребения.
Но тут запротестовала Марфа.
— Отвалить камень? — воскликнула она. — Спасибо! Как я ни любила брата, я все-таки не желаю нюхать мертвечину. Господи, он же, наверное, смердит!
— Не мешай мне, Марфа, — одернул ее Иисус.
Евреи отвалили камень, и сын голубя, став на пороге пещеры, возопил громким голосом:
— Лазарь, Лазарь, встань!
По этому приказу мертвец сел. Все присутствующие закричали. Лазарь зашевелился и, делая невероятные усилия, качаясь, встал. Сделать это было не так-то просто, потому что сестры накрепко связали его погребальными пеленами. Наконец кое-как ему удалось принять хотя и весьма шаткое, но все же вертикальное положение.
Зрелище это повергло всех в ужас.
— Пошевеливайтесь поскорее! — напустился на них Иисус. — Помогите моему другу Лазарю! Развяжите пелены, будь они неладны! Иначе он никогда не выберется из этой могилы.
Наконец решились развязать воскресшего. Ему одолжили кое-какую одежонку, потому что, освободившись от пелен, Лазарь остался в чем мать родила, и шествовать в таком наряде через весь город было не очень-то прилично.
Тем временем любопытные иудеи, оправившись от первого потрясения, окружили бывшего мертвеца. Марфа усердно благодарила Иисуса. Магдалина, у которой не оставалось больше повода для слез, обрела былую веселость и подшучивала над братом.
— Подумать только! — со смехом говорила она Лазарю. — Теперь ты станешь рассказывать своим внукам, где ты побывал! А в самом деле, что ты видел за эти четыре дня своей смерти?.. Скажи, тебе было страшно? Послушай-ка, поделись с нами впечатлениями!
Иисус несомненно успел сделать Лазарю знак молчать, ибо в евангелии нигде не сказано, чтобы брат Марии и Марфы кому-нибудь открыл тайну загробной жизни… А жаль! Право, жаль. Вместо всяких слов Лазарь только яростно чесал ляжки и прочие места, ибо все тело у него зудело из-за червей, уже приступивших было к трапезе.
Присутствующие смотрели, как он чешется, вытаращив глаза. Их испуг уступил место бесконечному удивлению! Еще бы! Не каждый же день можно встретить человека, который четыре или пять дней пробыл трупом!
Досыта налюбовавшись воскресшим, они удалились. Расходясь по домам, многие говорили:
— Провалиться мне на месте, этот Иисус вам не первый встречный!
И многие уверовали в него.
Другие же со всех ног бросились к фарисеям и говорили им с таинственным видом:
— Слыхали, в Вифании такое стряслось!..
— Да ну? Что же именно?
— Вы знаете этого, как его, Иисуса, Иисуса из Назарета?
— Знаем. А дальше что?
— Того самого, у которого любовница некая Мария Магдалина…
— Дальше, дальше!
— Так вот, у этой Марии из Магдалы был, вернее, есть брат. Нет, я правильно сказал: был брат!.. То есть и то и другое: был брат и есть брат…
— Что за галиматья!
— Его звали… или его зовут Лазарь…
— Дальше! Этого Лазаря все знают.
— Четыре дня назад его похоронили.
— Да, слух об этом дошел до Иерусалима.
— Но сегодня Лазарь прогуливается с тросточкой по Вифании, словно никогда и не умирал!
— Странно. По какому же праву он перестал быть покойником?
— А вот по такому! Иисус пришел к пещере и сказал трупу: «Лазарь, встань!»
— Вы это сами видели?
— Не только видели! Мы еще помогали этому строптивому покойнику освободиться от погребальных пелен…
— Значит, он притворялся покойником, а теперь притворяется воскресшим.
— Не считайте нас за идиотов. Мы ясно чувствовали трупный запах. Он вонял в точности, как перележавшая дичь, — ошибиться невозможно!
— Должно быть, не очень-то приятно для его близких.
— О, но это пройдет!
— Ну, а что вы сами думаете о таком чуде?
— То, что это поистине чудо из чудес.
— Дело плохо, черт побери!
Фарисеи были в тяжком затруднении. Они сообщили новость первосвященникам.
Тогда фарисеи и первосвященники собрали совет у некоего Каиафы, который был старшим первосвященником на тот год.
— Ситуация весьма щекотливая, — сказал один из них. — Если мы позволим этому человеку и дальше творить свои чудеса, весь народ увяжется за ним. Римляне подумают, что готовится восстание, снова пойдут на нас войной, и тогда от Иерусалима ничего не останется.
— Вы ни черта не смыслите! — возразил Каиафа. — Если мы сами примем меры, римляне оставят нас в покое.
— Какие же меры?
— Надо от этого Иисуса отделаться. Не лучше ли, чтобы один человек умер за людей, нежели чтобы весь народ погиб?
Фарисеи и первосвященники одобрили это предложение подавляющим большинством голосов. С этого дня, как говорит евангелист, они только и делали, что старались прикончить Иисуса во исполнение принятого решения. А посему Иисус, час которого приближался, однако еще не пробил, уже не ходил явно между иудеями, а пошел в страну близ пустыни, в паршивый городишко Ефраим, и там оставался с учениками своими (Иоанн, глава 11, стихи 1-56). Еще несколько слов, чтобы покончить с ошеломляющей историей воскрешения Лазаря.
Об этом чуде повествует лишь один евангелист из четырех — святой Иоанн. Любопытно, не правда ли? Ведь чудо первосортное, и остальные евангелисты, право же, не упустили бы случая о нем хотя бы упомянуть! Однако Лука, Марк и Матфей хранят гробовое молчание, словно никогда и слыхом не слыхивали о таком событии, как воскрешение брата Марии и Марфы.
С другой стороны, по словам Иоанна, иудеи меньше всего ожидали, что Лазарь воскреснет. Они только говорили: «Не мог ли сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер?» (Иоанн, глава 11, стих 37). Иначе говоря, если верить Иоанну, иудеи даже не подозревали о способности Христа оживлять мертвецов.
Но в таком случае они просто не знали ни о чуде, совершенном в Наиме над сыном вдовицы, ни о чуде в Капернауме с дочерью Иаира! Но как же так? Ведь Мария Магдалина именно потому и познакомилась в доме фарисея Симона в Наиме с Иисусом, что тот воскресил сына вдовицы! Чего же она так скорбела о смерти брата? Разве она не была уверена заранее, что Иисус сумеет повторить в Вифании то, что он уже совершил в Наиме и Капернауме? Забавно, не правда ли? Если Лука, Марк и Матфей ни единым словом не упоминают о воскрешении Лазаря, то сам Иоанн, видимо, понятия не имел о двух предыдущих воскрешениях. Во всяком случае, в его евангелии на них нет даже намека.
Перед тем как садиться строчить свои легенды, сочинителям четырех евангелий не мешало бы прежде договориться между собой!
Глава 52
НОВОЕ СЛОВОИЗВЕРЖЕНИЕ
Приступила к нему женщина с алавастровым сосудом мира драгоценного, и возливала ему возлежащему на голову.
Увидев это, ученики его вознегодовали и говорили; к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим.
Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? она доброе дело сделала для меня.
Ибо нищих всегда имеете с собою, а меня не всегда имеете.
Возлив миро сие на тело мое, она приготовила меня к погребению.
(Матфей, глава. 26, стихи 7-12)
Стыдясь за своих соотечественников, которым даже самые расчудесные чудеса не смогли открыть глаза на его божественную сущность, Иисус не стал долго задерживаться в Вифании. К тому же он вовремя сообразил, что ни один город больше не может служить ему безопасным убежищем, и отныне старался почаще менять свое местожительство.
Проходя то ли через Самарию, то ли через Галилею, он разом исцелил десять прокаженных жителей маленькой деревушки. Однако из десяти лишь один догадался поблагодарить великого врачевателя, и этот один оказался самарянином.
По этому поводу Иисус сказал своим апостолам:
— Видали? Помните, что я вам говорил однажды? Самаряне — самые примерные люди во всей Иудее. Когда самарянин проходит и видит несчастного, обобранного ворами, он печется о нем и ведет его в харчевню…
Поглядите-ка на этого самарянина! У него была проказа, он исцелился и поблагодарил меня за это, в то время как остальные девять прокаженных… Кстати: не десять ли очистились? Где же еще девять? Как, они не возвратились воздать славу Богу? Поди-ка, взгляни, Иоанн, может, они вернутся! (Лука, глава. 17, стихи 11-19).
Тогда очутившиеся поблизости фарисеи спросили его:
— Вы повсюду возвещаете царство божье. Не будете ли вы столь добры объяснить, где оно, это царство, или, вернее, скоро ли оно придет? Он ответил:
— Царство божье придет неприметным образом. И никто не сможет сказать: «Вот оно, здесь» или: «Вот оно, там». И никто его не увидит. Скажу даже больше: уже сейчас царство божье внутри вас.
Тамошние фарисеи были куда благодушнее иудейских. Вместо того чтобы забросать болтуна каменьями, как это непременно сделали бы в Иерусалиме, они только пожали плечами и удалились, не желая больше слышать подобной чепухи. Иисус остался со своими учениками, которым и пришлось дослушать его весьма нудные разглагольствования до конца.
Речь сына голубя так восхитительно бессмысленна, что я прошу у моих читателей разрешения привести ее дословно, не меняя ни одной запятой: «Придут дни, когда пожелаете видеть хотя один из дней сына человеческого, и не увидите.
И скажут вам: «вот, здесь», или: «вот, там», — не ходите и не гоняйтесь.
Ибо, как молния, сверкнувшая от одного края неба, блистает до другого края неба, так будет сын человеческий в день свой.
Но прежде надлежит ему много пострадать и быть отвержену родом сим.
И как было во дни Ноя, так будет и во дни сына человеческого: ели, пили, женились, выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и пришел потоп, и погубил всех.
Так же как было и во дни Лота: ели, пили, покупали, продавали, садили, строили; но в день, в который Лот вышел из Содома, пролился с неба дождь огненный и серный, и истребил всех.
Так будет и в тот день, когда сын человеческий явится. В тот день, кто будет на кровле, а вещи его в доме, тот не сходи взять их; и кто будет на поле, также не обращайся назад.
Вспоминайте жену Лотову.
Кто станет сберегать душу свою, тот погубит ее; а кто погубит ее, тот оживит ее.
Сказываю вам: в ту ночь будут двое на одной постели: один возьмется, а другой оставится.
Две будут молоть вместе: одна возьмется, а другая оставится. Двое будут на поле: один возьмется, а другой оставится.
На это сказали ему: где, господи? Он же сказал им: где труп, там соберутся орлы» (Лука, глава. 17, стихи 22-37).
Малость передохнем. И такую галиматью священники приписывают своему Богу! И говорят при этом, что иудеи обрекли на муки сего сына голубя, которого они называли сыном человеческим! Разумеется, за подобный бред его надо было бы скорее обречь на холодный душ.
А вот еще из той же бездонной бочки:
«В одном городе был судья, который бога не боялся, и людей не стыдился.
В том же городе была одна вдова; и она, приходя к нему, говорила: «защити меня от соперника моего».
Но он долгое время не хотел. А после сказал сам в себе: хотя я и бога не боюсь и людей не стыжусь, но, как эта вдова не дает мне покоя, защищу ее, чтобы она не приходила больше докучать мне».
И сказал господь: слышите, что говорит судья неправедный? Бог ли не защитит избранных своих, вопиющих к нему день и ночь, хотя и медлит защищать их?
Сказываю вам, что подаст им защиту вскоре. Но сын человеческий, придя, найдет ли веру на земле?» (Лука, глава 18, стихи 2-8).
А вот на другой мотив: «Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: «Боже! благодарю тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь. Пощусь два раза в неделю; даю десятую часть из всего, что приобретаю». Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо; но, ударяя себя в грудь, говорил: «Боже! Будь милостив ко мне, грешнику!»
Сказываю вам, что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот…» (Лука, глава 18, стихи 10-14).
А вот еще, для разнообразия: «Приносили к нему (Иисусу) и младенцев, чтобы он прикоснулся к ним; ученики же, видя то, возбраняли им. Но Иисус, подозвав их, сказал: пустите детей приходить ко мне и не возбраняйте им; ибо таковых есть царствие божие» (Лука, глава 18, стихи 15-16).
Это было, конечно, весьма трогательно.
Но тут как раз проходил мимо некий молодой и вполне порядочный человек. И вот он обратился к оратору, другу детей:
— Учитель благий! Ты раздаешь людям блага вечной жизни на каких-то определенных условиях. Что же это за условия?
— Прежде всего, — ответил ему Иисус, — почему ты называешь меня благим, то бишь добрым? Я вовсе не добрый. Добрый один только Бог.
— Предположим, что я тебя так не называл…
— Ну, ладно. Ты исполняешь заповеди Моисея?
— Разумеется. Я никого не убил, ни с кем не прелюбодействовал, никогда не крал, не лжесвидетельствовал, почитал отца своего и мать свою.
— Этого мало. Если хочешь жить вечно, продай все, что имеешь, а деньги раздай нищим. После этого приходи ко мне и следуй за мной повсюду, куда я пойду.
Молодой человек поморщился: он был очень богат.
Тогда Иисус обратился к своим ученикам:
— Все они одинаковы, все держатся за свои сокровища. Если бы они только знали, сколь трудно состоятельным людям проникнуть в царство божье! Как вы думаете, может верблюд пролезть сквозь игольное ушко?
— Да ни за что! Сколько бы он ни старался, у него все равно ничего не выйдет.
— Хорошо сказано. Так вот знайте: легче верблюду пролезть сквозь игольное ушко, чем богачу попасть на небо.
— В таком случае, — заметил кто-то, — вход в царство божье не очень-то благоустроен.
— Бог впустит на небо, кого захочет, — ответил Иисус. — Невозможное человекам возможно Богу.
— Мне-то беспокоиться нечего, — заметил Петр. — Было у меня ремесло, я его бросил и теперь совсем не работаю, и денег у меня ни гроша. Значит, я на царство небесное имею все права.
Иисус ему в ответ:
— Между нами говоря, Петр, пожертвовал ты не очень-то многим, но и это тебе зачтется. Истинно говорю вам: кто оставит ради меня дом свой, или родителей, или братьев, или сестер, или жену, или детей, получит взамен немало выгод и сейчас, и в век будущей жизни вечной.
Внезапно его осенила мысль. Отозвав в сторону своих учеников, Иисус сказал:
— Я здесь наговорился вдоволь. Теперь мы вернемся в Иерусалим. Я прекрасно знаю, что меня там ждет, но мой час пробил. Сына человеческого предадут в руки добрым людям, которые на самом деле вовсе не так уж добры; они насмеются над ним, будут его бичевать и плевать ему в лицо, а потом убьют, но это ему все равно, потому что через три дня он воскреснет.
И вот они снова двинулись к Иерусалиму.
По дороге, близ Иерихона, Иисус, дабы не терять практики, исцелил еще одного слепого (Лука, глава 18, стихи 15-43).
Кроме этого, он рассказал своим ученикам анекдот о хозяине-земледельце, который нанял работников на свой виноградник и платил одинаково и тем, кто трудился в поте лица с рассвета, и тем, кто бездельничал до пяти часов пополудни (Матфей, глава 20, стихи 1-16).
В это время Саломея, мать великовозрастного Иакова и маленького Иоанна, обратилась к Иисусу, умоляя предоставить обоим ее сыновьям тепленькое местечко в том самом царстве, которое он возвещал.
— Я буду счастливейшей из матерей, — сказала добрая женщина, — если ты посадишь одного моего сына справа от себя, а другого — слева.
— Ты сама не знаешь, что просишь! — возразил Иисус и преподал мамаше и обоим сынкам маленький урок, дабы избавить их от чрезмерного тщеславия (Матфей, глава 20, стихи 20-28).
Как говорит далее евангелие, он заночевал в Иерихоне, в доме некоего Закхея, человека весьма дурных нравов, чем и вызвал всеобщее возмущение. Однако нас, проследивших шаг за шагом весь путь Иисуса, этот поступок нисколько не удивляет.
Здесь была рассказана заслуживающая внимания притча о минах, монетах, равных по стоимости фунту серебра.
Некий человек высокого рода хотел завладеть царством в одной стране, расположенной от его дома на порядочном расстоянии. Предприятие было довольно рискованное, тем не менее, он отправился в путь, но перед этим призвал десять своих рабов и сказал им:
— Вот вам по мине каждому. Пока я буду стараться прибрать к рукам приглянувшееся мне царство, пустите эти деньги в оборот. Чем больше будет от них дохода, тем лучше, Когда вернусь, отчитаетесь.
Человеку этому повезло, и он завоевал столь желанное царство. Тогда он призвал своих десять рабов и начал расспрашивать, сколько каждый из них заработал.
Пришел первый раб и сказал:
— Господин, твоя мина принесла десять мин.
— Прекрасно, мой друг! — воскликнул новоявленный царь. — В награду за верность назначаю тебя правителем десяти городов моего царства. Второй сказал:
— Я был не столь удачлив, как мой коллега, поэтому твоя мина у меня принесла всего пять мин.
— Ничего, мой мальчик, ты ведь старался, а это главное. Я тебе отдаю в управление пять городов. Пришел третий раб.
— Господин, — начал он, — коммерческих способностей у меня нет, а потому я опасался, что прогорю. И вот я сказал себе: «Если я не смогу вернуть господину его серебро, он с меня шкуру спустит! Так лучше, черт побери, я сохраню хотя бы то, что имею». И я завязал ваш фунт серебра в носовой платок. Вот оно!
— Ах ты рыло! — возопил разъяренный монарх. — Дрянь ты, а не раб. Неужели ты не мог положить мои деньги в банк, по крайней мере натекли бы проценты!
И добавил, обращаясь к окружающим:
— Возьмите у него эту мину и отдайте тому, кто смог заработать десять.
Но тут ему кто-то заметил, что этот дрянной раб на самом деле не такой уж простак и что его мина тоже принесла ему десятерную прибыль. После этого царь приказал лукавого раба удушить.
Заключение притчи поражает своей крайней жестокостью, хотя мы уже знаем, что Иисус иногда сбрасывал маску кротости.
— Сказываю вам, — обратился он к ученикам, — что всякому имеющему дано будет и богатых я сделаю еще богаче. А у всякого неимеющего отнимется и то, что имеет. Врагов же моих, тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда, приказываю! И пусть их прирежут у меня на глазах! (Цитата почти буквальная. Лука, глава 19, стихи 11-27.).
Заметим попутно, что эта притча полностью противоречит тому, что Иисус лишь недавно говорил относительно презрения к богатству. Кроме того, напомним, что вся его ярость против тех, кто не хотел признавать его царем, не имела никаких последствий: ни один апостол не сдвинулся с места, и никого они не прирезали.
Отсюда Иисус прямым ходом направился в Вифанию, где его поджидали Магдалина и Марфа. Он отобедал у прокаженного по имени Симон. За десертом Магдалина разбила о его голову алебастровый кувшин с освежающими благовониями, несомненно для того, чтобы он успокоился. Евангелие сообщает, что в кувшине было духов самое малое на триста франков. Иуда Искариот, счетовод и кассир всей братии, долго оплакивал потерю этих драгоценных благовоний. Если бы их реализовать, можно было бы раздать городским нищим целых триста динариев. Во всяком случае, таково было его мнение.
Однако Иисус, весьма польщенный любезным вниманием своей фаворитки, решил, что его голова стоит благовоний на триста динариев, и живо осадил Иуду Искариота, вздумавшего делать неуместные замечания и огорчать Марию Магдалину (Матфей, глава 26, стихи 6-13; Марк, глава 14, ст. 3-9; Иоанн, глава 12, ст. 1-11). Можно предполагать, что ночью Иисус засвидетельствовал Магдалине свою признательность и полное удовлетворение не только на словах.
Часть четвертая
ПРЕСКВЕРНАЯ НЕДЕЛЯ
Глава 53
ДЕШЕВЫЙ ТРИУМФ
И когда приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию к горе Елеонской, тогда Иисус послал двух учеников, сказав им: пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне. И если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны господу; и тотчас пошлет их.
(Матфей, глава 21, ст. 1-3)
И вот пришло то время, когда бога невинного должны были принести в жертву Богу справедливому, дабы умилостивить бога грозного. Стрелки часов, отмечавших ход жизни Христа, приблизились к тому часу, когда им суждено было остановиться. За четыре тысячелетия до этого Адам и Ева, два индивидуума, состряпанные один из грязи, другой из отбивной на ребрышке, совершили ужасное преступление, отведав по кусочку яблока. Это преступление тяготело с тех пор над всем человечеством. Да и кто, в самом деле, мог его искупить? Человечество? Увы, нет. Только тот, кто к оному не принадлежал, то есть сам Бог, Бог-судья, Бог, вынесший приговор. Сначала Бог выступал в роли обвинителя, теперь же ему предстояло стать одновременно палачом и жертвой, ибо Иисус и Саваоф в компании с голубем должны по идее представлять собой одно и то же лицо.
Было бы куда проще, если бы Иисус не влезал в человеческую шкуру и если бы этот Саваоф-Христос-голубь взял бы, да и простил единогласно столь страшное преступление — яблоко, съеденное в земном раю!
Тем самым Иисус был бы избавлен от необходимости пережить весьма неприятную неделю, неделю страстей господних, о которой господа священники разглагольствуют с неистощимым красноречием, пытаясь нас растрогать. Говоря начистоту, эти милые рассказы о весьма сомнительных страданиях не вызывают во мне ни малейшего сочувствия.
Ах, если бы все это было правдой, если бы Иисус действительно существовал, если бы даже просто какой-нибудь свихнувшийся шарлатан был на самом деле подвергнут бичеванию и распят, я бы не смог зубоскалить по этому поводу. Можно презирать преступника, но никто не станет смеяться над его муками во время казни. Но Иисус даже на Голгофе остается шутом. И вся эта история не более чем плод воображения священнослужителей. Священник — единственный реальный персонаж любой религии, точно так же как необходимость платить священнику за молебен является единственной реальной карой, терзающей души верующих простофиль, запуганных ужасами ада. Так что не стоит проливать слез, вспоминая о страданиях мифического существа из Назарета, ибо даже церковная легенда утверждает, что оно страдало лишь потому, что само того хотело, и оставим наши сожаления тем несчастным, которые переносят реальные муки, людям из плоти и крови, встречающимся в повседневной жизни на каждом шагу.
Покончив с этим, обратимся, не медля более, к самому невероятному эпизоду христианской легенды.
Место действия — Иерусалим; время — пасха в самом разгаре. Иудеи недоумевали, не видя Иисуса в храме, куда он аккуратно являлся в дни этого праздника все предыдущие годы.
— Где же он? — вопрошали они.
Те, кто мнил себя более осведомленным, отвечали:
— Он в Доме фиников. Другие спорили:
— Нет, он в Доме зеленых смокв. Ибо на древнееврейском Вифания означает «дом фиников», а Виффагия — «дом зеленых смокв».
— Но что он там делает, в Доме фиников?
— День-деньской воскрешает мертвецов. Вот недавно преставился его дружок Лазарь, так он его вытащил из гроба живым, хотя и малость подпорченным червями.
— Занятие стоящее, надо будет сходить посмотреть. И едва праздник саббат кончился, многие отправились кто в Вифанию, кто в Виффагию.
Евангелист Иоанн сообщает, что любопытные, явившиеся в Вифанию, увидели Лазаря таким свеженьким и толстеньким, словно он никогда и не умирал. Кстати, видел ли кто-нибудь из этих любопытных добряка Лазаря мертвым, евангелист почему-то забыл уточнить.
Как бы там ни было, зрелище это весьма обрадовало гостей из Иерусалима и одновременно довело буквально до белого каления первосвященников.
— Чтобы покончить с подобными разговорами, остается одно, — предложил некий служитель божий, — убить этого воскрешенного!
Так они и порешили, но тут на них навалились новые заботы. Действительно, из Вифании до Иерусалима дошел слух, будто сам Иисус собирается прибыть туда на следующий день. Это уже было гораздо серьезнее.
На другой день Иисус и в самом деле покинул дом Симона, где был гостем, горячо обнял Магдалину и безропотную Марфу, пожал руку своему другу Лазарю и направился к горе Елеонской, или Масличной горе. За ним последовали ученики его и кучка любопытных зевак.
— Вот что, — сказал Иисус, — не подобает нам являться в Иерусалим как простым бродягам. В конце концов, царь я человеков или не царь?
— Царь, царь! — закричали апостолы.
— В таком случае мне нужна карета. К несчастью, поблизости не оказалось даже телеги. Но это Иисуса не смутило.
— Ступайте-ка вон в ту деревушку, что виднеется справа, — приказал он. — При входе в деревню вы увидите осленка. Отвяжите его и приведите сюда. А если кто станет вас укорять за такое нахальство, скажите ему: «Осел нужен великому ученому Иудеи». Тогда вас никто не остановит. Относительно этого эпизода евангелисты явно не договорились между собой. Лука, Марк и Иоанн говорят только об осленке, в то время как Матфей утверждает, что там была ослица с осленком. С другой стороны, Матфей, Марк и Лука признают, что Христос его просто украл, зато Иоанн нашел для этого поступка очаровательную формулировку: «Иисус же, — говорит он, — найдя молодого осла, сел на него», дабы оправдались слова пророчества! (Иоанн, глава 12, ст. 14-16).
Все произошло именно так, как предсказал Иисус. Его ученики нашли за поворотом дороги осленка, привязанного к двери, и отвязали его. «Что вы делаете?» — закричали соседи, увидев, что у них вот так, запросто начали уводить ослов. «О, не обращайте внимания, мы исполняем приказ господа нашего!» — ответили ученики. Господа нашего! Эти слова вмиг успокоили соседей и сразу заткнули им рот.
Похищая осла у крестьянина, которому это животное было явно нужнее, чем ему, мессир Иисус действовал вполне в духе своих семейных традиций. Вы, конечно, помните, как его папаша Иосиф перед бегством в Египет увел из хлева в Вифлееме чужого осла точно с такой же бесцеремонностью.
На бедное животное вместо украшений навалили гору плащей. Осленок кротко позволил себя навьючить, и триумфальное шествие началось. Ей-ей, хотелось бы мне присутствовать на этом спектакле, должно быть, зрелище было потрясающее!
Все участники шествия вооружились пальмовыми ветками. Они шли, размахивали этими ветками и восклицали: «Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя господне царь Израилев! Слава в вышних!»
Прохожие останавливались в недоумении.
— Что тут происходит? — спрашивали они.
— Се торжество Иисуса, — отвечали апостолы, вздергивая подбородки. - Отныне у народа Израиля новый царь из иудеев.
— И это царь? — с презрительной гримасой спрашивали праздные гуляки. — Да я такому не доверил бы завязать мои сандалии!
Короче, успех шествия был весьма относительный: он ограничился шумом, поднятым апостолами и маленькой группой зевак, пришедших из Вифании. Так они добрались до вершины горы Елеонской, откуда открывался вид на весь Иерусалим. Завидев город, Иисус разревелся в три ручья. Евангелисты объясняют его столь внезапное горе тем, что ему вдруг открылась печальная участь, ожидающая Иерусалим. По их словам, Иисус предсказал, что град Соломонов будет навсегда разрушен, что там не останется камня на камне. Это, однако, не помешало Иерусалиму сделаться одним из наиболее крупных городов Малой Азии. Гораздо логичнее было бы предположить, что у Иисуса наступил один из редких моментов просветления и он расплакался, представив себе все грядущие беды, которые он сам же на себя и навлек, ибо его шутовское торжество было только прелюдией к самому неприятному. Но отступать было поздно.
Заслышав Иисусовы рыдания, приверженцы его обеспокоились, но ненадолго: они уже настолько привыкли к внезапным переменам настроения своего учителя, что тревога их быстро улетучилась.